Татьяна Гармаш-Роффе - Черное кружево, алый закат
Алексей с трудом его успокоил, принес воды.
– Знаете что? Я теперь завещание полностью на Костика перепишу! – сказал Павел Леонидович, отдышавшись. – Полностью! Пусть ей ничего не достанется! Костик из-за нее всю жизнь страдал без отца, – так хоть сейчас получит от меня добро, поживет безбедно!
«Безбедно»! Горячо, горячо! Детектив чувствовал, что вышел на финишную прямую.
– У меня вот он, номер нотариуса! Как только Соня уйдет, – а она каждый день куда-то шастает! – так я…
– Соня?
– Жена моя… Как уйдет, так я нотариуса сразу вызову на дом и новое завещание составлю, на Костика! А то, прежнее, она потребовала, чтобы я на нее написал! Даже дочке ничего не захотела оставить, стерва!
– А зачем же вы согласились… – начал было Кис и тотчас пожалел: бессмысленный вопрос к подкаблучнику. – Извините, не мое это дело.
Павел Пукалов, полный негодования и сожалений, утер слезы. Кис слыхал, что после инсультов нервная система бывает очень расшатана и люди излишне подвержены эмоциям и слезам. Инсульт ли тому причиной, нет ли, но слезы текли из глаз Костиного отца, и в душе сыщика шевельнулось сострадание.
Он положил свою руку на его безвольную, холодную кисть.
– Это хорошее решение, – мягко произнес Алексей. – И будет справедливый жест в адрес вашего сына, даже если у вас никакого богатства нет, – и он похлопал собеседника по хладной руке.
– Как нет?! Я полтора года назад наследство получил! От двоюродного брата из Чехии! Я даже не подозревал о его существовании, представляете? Меня разыскала международная коллегия нотариусов… Такая неожиданность! Сумма крупная, не спрашивайте, но крупная, Костику хватит на безбедную жизнь! Только пусть он своей стерве не говорит, а то она с него алименты стащит!
Наконец-то! Вот она, та информация, ради которой детектив сюда пришел!
Алексей сидел у Пукалова уже почти два часа. Из-за трудности произношения тот проговаривал каждую фразу в три раза медленнее, чем здоровый человек, отчего времени на не столь уж долгий разговор ушло тоже в три раза больше. «Мадам Заслонка» может вернуться в любой момент. Игорь стоял на стреме, разумеется, и предупредит детектива, если что, звонком, но Алексей, собственно, уже узнал практически все, что хотел.
Он поднялся. Павел Леонидович вдруг уцепился здоровой, не парализованной рукой за его рукав.
– Только вы никому не говорите! Это секрет! Я не должен был вам рассказывать… Жена мне запретила, она говорит, что меня пенсии могут лишить! И бесплатных лекарств! Мы из-за этого деньги не тратим, чтобы никто не узнал!
Кто не тратит, а кто и тратит, вспомнил Кис бутик «Далия».
– А дочь-то ваша в курсе?
– Полина? Нет, что вы! Жена сказала, что она все растранжирит, если узнает! Она развелась с мужем, вернулась к нам жить, но мечтает отселиться, конечно, у нас тут тесно для троих… Но Соня считает, что дочь должна сама зарабатывать, а не сидеть на шее у родителей!
– Скажите, Павел, а вы дочь любите?
– Дочь? – отчего-то растерялся он. – Конечно, люблю!
– Так почему бы вам не дать ей деньги на отдельную квартиру? Девушка уже взрослая, сколько ей, к слову?
– Двадцать девять…
– Ей было бы куда лучше жить самостоятельно, устроить свои сердечные и семейные дела. Не может же она прийти с мужчиной к вам?
– С мужчиной?!
Алексею показалось, что мысль эта впервые коснулась девственного мозга Павла Пукалова. Или виной тому инсульт?
– Кем Полина работает? – спросил детектив.
– Бухгалтером в одной фирме…
– Зарплата не ахти, на покупку квартиры не наскрести, – суммировал Кис. – Так почему бы вам не помочь дочке? Деньги-то ваши, не Сонины. Вам и решать!
– Так Соня же сказала… Что баловать нельзя… Что не следует ей знать про наследство… Это большой секрет! А то меня лишат лекарств и пенсии! Вы только не рассказывайте о наследстве никому, ладно?
– Кроме Кости, никому ни слова!
– Косте тоже… пожалуйста… не надо говорить… Не выдавайте меня!
– Хорошо, – легко пообещал Кис: Костику теперь уж точно ничего не расскажешь. – А Полина знает о существовании у нее брата?
– Что вы, откуда? Соня никогда не позволяла мне о сыне говорить!..
Он снова заплакал. На фоне его брезгливой гримасы слезы казались фарсом.
Алексей высвободил свой рукав из его пальцев, пообещал хранить гробовое молчание и ушел.
Итак. Жена Павла Пукалова, Соня, предпочитает хранить в секрете свалившееся на него наследство из Чехии. Чтобы у него не отняли пенсию и бесплатные лекарства.
Какая-то маразматическая отговорка. Вместо того чтобы ей, красивой и моложавой женщине, воспользоваться наследством на всю катушку, она предпочла делать вид, что денег у них нет, и тайком совершать набеги на дорогие бутики?
Другой вопрос, тоже весьма интересный: дочь. По словам Павла Пукалова – узнай она о нечаянно свалившемся на отца богатстве, потребовала бы отдельное жилье… Допустим, потребовала бы. Но не отец воспротивился такому раскладу, нет! А мать!
То есть надо так понимать: «Мадам Заслонка» была не только женой-стервой, но и матерью-стервой? Алексей удивился, но не особо. Такие матери встречались в его практике, встречались…
В таком случае… Вся демагогия Сони насчет пенсии с лекарствами и необходимости скрывать внезапно свалившееся наследство, которую столь простодушно проглотил Павел Пукалов (как и всю жизнь до этого проглатывал, без сомнения)… вся эта демагогия Сони была направлена на самом деле не против мужа – что он мог потратить из наследства, несчастный инвалид, разбитый параличом? – а против собственной дочери!
Так-так-так… Уж если «Мадам Заслонка» не захотела делиться с собственной дочерью, то тем меньше она хотела делиться с сыном Павла от первого брака, Костиком! Павел Пукалов, похоже, на ладан дышит… И в предчувствии его скорой кончины – что бы она там ни плела мужу на предмет его скорого выздоровления – жена могла, очень даже могла избавиться от Костика! Завещание написано на нее одну, но она понимала, что мужа в любой момент может накрыть раскаяние и в его власти завещание изменить! Дочь, Полина, совершеннолетняя, ей никакой обязательной доли по закону не причитается… А Соня, если она еще не достигла пенсионного возраста, тоже не может рассчитывать на обязательную долю наследства… Так что, да, Павел мог бы отписать Косте ВСЁ!
Иными словами, Соня очень и очень неплохо вписывалась в профиль убийцы Костика. Тем более что Полина даже не знает о наследстве!
Впрочем, так считает Павел Пукалов. Со слов жены. Которая отлично сумела наплести ему небылиц об угрозе лишения лекарств и пособия. Хитра Соня, ой как хитра! И с ее дочерью все могло быть иначе, на самом деле! Кто может гарантировать, что мать не рассказала ей о наследстве, о сводном брате и что это преступление женщины не затеяли и исполнили вдвоем, движимые алчностью?!
Версии набрасывать легко. По части версий Кис был прямо-таки талантом – мысль его обычно тщательно обследовала все закоулки гипотетических возможностей и строила версии на каждом клочке мало-мальски подходящей почвы. Да только пока они были чистой теорией! Как от нее добраться до практики – вот в чем вопрос! В распоряжении частного сыщика не имелось таких средств, как у милиции, – чтобы сверить отпечатки или там волосок, оставшийся в машине. Хотя отпечатков «Мадам Заслонка» наверняка не оставила, только, похоже, отпечаток своей помады на лбу Кости, – да тот уже похоронен… А волосок-то как раз мог и выпасть, но, чтобы узнать об этом, нужно идти на поклон к милицейским коллегам. А Кис хотел сам распутать это дело, САМ!
Но как же тогда прижучить Соню? И Полину, если она сообщница матери?
О том, что версия пукаловского наследства из Чехии как мотива для убийства Кости могла оказаться ошибочной (а она могла!), он даже боялся подумать. Александра должна вернуться через день, и ему очень хотелось закончить это дело до ее приезда. Чтобы не наткнулась любимая жена на пустую квартиру, пока он, сыщик, несется по следу. Чтобы быть с ней рядом, любоваться ее загорелым телом, слушать ее рассказы об отдыхе, о статьях, написанных за это время, о… В общем, обо всем. И заодно об этом однокласснике, который там столь некстати подвернулся, будь он неладен!
– Игорь, – подцепил он своего ассистента на посту во дворе, – ты в состоянии опознать Полину?
– Полину?..
– Дочь Пукалова.
– Вы же мне велели не светиться – так я, когда понял, что она поднимается на пятый этаж, козырек поглубже натянул и сделал вид, что иду себе вниз.
– Но ты же сказал, что ей на вид лет двадцать восемь! И что она серенькая мышка, одетая во что-то темно-синее!
– Ну, я все же бросил взгляд на ее лицо! Очень беглый – не уверен, что запомнил. Но я снял на мобильник, посмотрю потом. Хотя по ногам ее узнаю наверняка.
– Как это, «по ногам»?
