Антон Французов - Нешкольный дневник
Я важно вкатил в город и через несколько минут добрался до самого центра, благо Тверь куда меньше моего родного Саратова, не говоря уж о Москве. Капитан Заваров и майор Каргин не могли найти лучшего исполнителя для их более чем сомнительного с точки зрения страшного устава приказа. Я звериным чутьем, впитанным с молоком матери и обостренным за три года работы в контакте с «первой древнейшей», вычислял злачные кварталы. Меня тянуло туда. Еще с тех времен, когда я впервые сел на блядовозку в качестве охранника, подменяя Геныча, огни, фонари, окна ночного города, проносящиеся мимо, вызывали мощный всплеск адреналина, мятный холодок в спине и странное ощущение, как будто кто-то ерошит тебе волосы на затылке. Ночной город! Тот, кто видел тебя со всех сторон во всем опасном очаровании, во всем сплаве притягательности и порока, тот никогда не забудет и не оставит тебя, даже ненавидя и закрывая глаза ладонью, как от взгляда Василиска. Я пронесся по ночным улицам, тормознул у начала длинной аллеи, забранной низким чугунным заборчиком. Вдоль этой аллеи — по обе стороны ограды — стояло несколько девушек. Одна оказалась совсем близко: в двух метрах от моей машины, а на протяжении метров двухсот этой аллеи стояло еще с полтора десятка «ночных бабочек». В рассеянном свете редких фонарей, в своей оледенелой неподвижности они казались изваяниями.
Я выключил двигатель и некоторое время сидел неподвижно. Ночная аллея, фонари, фигурки. Вспомнились Алка, Катя, Олеся. Это был мой мир, и теперь часть его, этого моего мира, выхватывалась фарами штабного «уазика» и грубо, но ненавязчиво лезла в глаза.
Стук в стекло.
Я поднял глаза и увидел ту самую «магистралку». Она де-журно улыбалась, но после занудных месяцев службы это показалось улыбкой Джоконды.
— Как насчет?.. — сказала она. — Я Алла.
При этом имени я отщелкнул предохранитель правой двери.
— Присядь, — сказал я. — Договоримся. А сутер твой пусть из-за дерева не выглядывает, все равно маякнуть успеет, если что.
Она засмеялась:
— Глазастый ты какой. А как с другими частями тела?
— Под «другими частями тела» ты, наверно, имела в виду кошелек, — мрачно сказал я. — Ладно. Мне нужны три ваши девчонки. До утра. На выезд, но без сутера.
Я сказал ей о заказе капитана Заварова и майора Каргина. Навскидку. Для пробы. Реакцию я предугадал вполне точно: она разочарованно присвистнула:
— Ну ты загнул, мужик! Да ты че! Это ж, дорогой, попадос может такой прорисоваться…
— Ничего, все нормально, — перебил я. — Это у меня такое чувство юмора скверное. На самом деле, мне как выйдет. Тебя, значит, Алла зовут? У меня была одна знакомая Алла — из Саратова.
— И у меня была.
Я посмотрел на нее. В чудо не верилось. Я спросил:
— Она такая высокая? Лет тридцати с небольшим, с…
— Нет, не высокая, и не тридцати. Соплячка еще. Моего возраста, восемнадцать ей было. Убили ее на прошлой неделе. Кавказцы залетные.
Я потянулся на заднее сиденье. Захотелось выпить. Я вытащил упомянутую капитаном канистру самогона и плеснул себе — будь что будет, но что-то уж больно разыгралось!.. В окошко глянул усатый сутер, сказал назойливо, противной скороговоркой катая слова:
— Будем девочку брать, мужчина? Девочка первый сорт.
Это суку даже не пробило, что я в камуфляже и на армейском «уазике». Я отвернулся от него и, не глядя, отсчитал деньги — больше половины выданного мне «воинского минимума» — и сунул сутенеру. Я сделал это машинально, так мне хотелось, чтобы он свалил. Он что-то вякнул, типа «вернусь через часок», и провалился.
— Ну как тебе делать-то? — спросила она.
— Погоди. Выпьешь?
— А наливай! С хорошим человеком чего ж не выпить. Ты еще, я смотрю, молодой совсем, а уже битый.
— С чего взяла?
— А чувствую. Я вообще чувствительная корова.
— Что ж так грубо о себе? Мы, кстати, можно сказать, коллеги.
Я выпил еще самогона, а потом отчего-то стал рассказывать о себе. Я прекрасно понимал, что делаю кошмарную глупость., что время идет, что никакого секса еще и не начиналось, и что эта Алла, несмотря на ее юное, хоть и помятое, симпа тичное личико, все равно по истечении срока уйдет. Я прекрас но это знал, у меня был опыт, я мог просчитать ситуацию и с точки зрения этой тверской Аллы, и ее усатого сутенера. Смешно. Но, наверно, армия заставила меня относиться к людям за бетонной стеной нашей части теплее и — сентиментальнее, что ли.
Алла опьянела. Она понесла чушь. Сказала, что у нее хоть и не было матери-проститутки, как у меня, но, по крайней мере, был злобный отчим-скотник, от которого несло дерьмом и сивухой. Алла приобняла меня за шею. Не знаю, но я — после стольких месяцев воздержания — не испытывал дикого возбуждения. Мне просто было приятно. Мне, наверно, было бы менее приятно, если бы она залезла ко мне в ширинку и начала сосать член. Ей, кажется, точно нравился этот бессмысленный разговор, совершенно ни к чему начавшийся и черт знает чем намыливавшийся закончиться. Тут, конечно, вписалась и моя «модельная внешность», как выражалась Олеся.
Время, за которое платят, имеет обыкновение истекать очень быстро. Время продажнее любой девки. Я-то хорошо знал. Потому на четвертой стопке я сказал:
— Вот что, Алла. У меня есть для тебя калым. Внакладе не останешься, я обещаю. Заработаешь, и этому уроду-сутеру с конторой не надо будет отстегивать. У нас есть еще примерно десять минут. У тебя есть здесь, на аллейке, хорошая подруга?
— Подруг не бывает, — помрачнела она.
— Ну… допустим. А, скажем…
— Я могу Карину взять. Она девчонка отчаянная. Только ты ведь нас не кинешь, если что? Что ты собираешься делать?
— А че? Разыграем «прием». Кинем сутера. Пока он маякнет «крыше», уже поздно будет. Да и вообще — машина-то штабная.
Так что конфликтовать придется не со мной, а со всем штабом восьмого мотострелкового батальона. Не сомневайся, Алка. Я, конечно, и за свою выгоду стараюсь тоже. Если я вас не привезу, меня самого наш майор Каргин трахнет. Боюсь, что в прямом смысле. Он на «голубого» серьезно смахивает. А бабок у этого майора нормально — раскрутить можно! Они на днях налево пустили целую цистерну с горючим.
— А он тебя правда трахнет? — пробормотала Алка.
— А что? У нас запросто. У нас в, батальоне несколько опущенных, которых жучат, когда приспичит. Ты что, не знаешь, какой у нас в армии беспредел?
Я безбожно врал про опущенных, ничего такого я достоверно не знал, но девочка Алла, кажется, поверила.
— А к женщинам он щедрый, этот майорик, — продолжал расписывать я. — Там есть еще один такой — капитан Заваров, так он вообще красивее меня. Тоже проворовался, но денег с него срубить можно.
— Красивее тебя? — . с сомнением выговорила она, и я вспомнил тощие красные руки, цыплячью грудку и арийский хохолок начроты. — У вас что, часть одними Аленами Делонами укомплектована?
Она уж больно резво выговорила это «уком-плекто-вана», и я поспешил налить ей еще.
— А это далеко?
— Да нет, в черте города, — в очередной раз соврал я.
— Странно… у вас прямо как у нас. Только вместо проституток — солдаты, а вместо сутенеров — майоры и капитаны.
— А вместо хозяйского сходняка — штабисты плюс «крыша» — конвой дисбата, — завершил мрачную картину я. Я уже сам себе начал верить. — Значит, сейчас мы этого урода кидаем и мчим к нам. Да все тип-топ. Если что, скажешь — навели дуло автомата, что я могла сделать?
— А у тебя тут автомат?..
— Есть такая беда.
— Ладно, — тряхнула она волосами, — я позову Карину. Она вон, третья от нас. Я тебе верю, потому что ты красивый. — Чудеса женской логики — «зачем вы, девушки, красивых любите?..» Неужели на панели еще есть наивность? — Ка-аринка-а!!
Первым к машине успела не Каринка, первым в окно воткнулся тот же усатый сутер. Он что-то запел про то, что у меня хороший вкус, раз я захотел заказать еще и Каринку и продлить время с Аллочкой, хотя ни о чем подобном я ему и не заикался. Заикаться начал он — когда Каринка запрыгнула в машину по отмашке Аллы, а я синхронно ткнул в морду сутера автоматом и сказал:
— Я покататься с девчонками. Понял, ус? Я культурно. Авось не помну. Дай-ка бабок на расходы, все ж твоих телок катаю… коллега.
Последнего он не слышал, потому что одной рукой прикрыл оба уха и глаза, обвив голову словно кольцом, а второй начал рыться по карманам и наконец протянул мне комок обмусоленных, смятых бумажек. Мне стало противно, вдруг вспомнилось, как и меня вот также бомбили у КПП ГАИ — покойный Мефодий и Кирюха.
— Оставь, — самогонно выдохнул я на него и резко сорвал машину с места. Карина завизжала и попыталась вцепиться мне в голову, но Алка оттащила ее, быстро говоря: Это свой, свой… он нас не обидит, заплатит. Глебу скажем, что «прием», а сами срубим бабок. Он, Рома, сказал, что все будет хорошо.
