Анатоль Имерманис - «Тобаго» меняет курс. Три дня в Криспорте. «24-25» не возвращается
— Я не девица, которая стыдится своей ночной сорочки, — шутит Борк. — Сейчас не время думать о хорошем тоне.
— Какие-нибудь осложнения? — интересуется Керзен. Зуммер вцепляется в спинку стула.
— У вас тут нет чего-нибудь выпить?
— Прошу! — Борк гостеприимно угощает молоком.
— Нет, нет… — отмахивается Зуммер. — Может, есть что-либо покрепче? Я хоть и не пьяница, но выслушать дурное известие…
— Почему дурное? — говорит Борк медоточивым голосом. — Не будем преувеличивать. Надо только вооружиться терпением. Если читаете газеты, сами поймете. Забастовка может затянуться.
— Ждать?! — ужасается Зуммер. — Мне дорога каждая минута! Какой-то негодяй уже начал скупать мои векселя!..
Зазвонил телефон. Кивком головы заставив их замолчать, Борк снимает трубку. По-видимому, произошло что-то серьезное, так как Борк сразу отбрасывает всякую деликатность.
— Господа, прошу меня извинить. Важный разговор. За пять минут Борк одет, и лишь небрежно завязанный галстук говорит об известной спешке и нервозности.
Как только входит начальник полиции, Борк видит, что предстоит разговор не из приятных.
— Пришли сказать, как вы рады и польщены моим визитом в Криспорт, не так ли? — незамедлительно переходит в наступление Борк. — Чем могу быть вам полезен, префект?
— У меня только что было весьма неприятное свидание с капитаном советского парохода. Исчез его штурман и…
— Для чего вы мне это рассказываете? — криво усмехается Борк. — Я же не министр внутренних дел. Пока не министр…
Начальник полиции решает не принимать во внимание эту откровенную угрозу.
— Бросьте прикидываться! Мне не нравится приезд в Криспорт хорошо известного в полиции Венстрата. Мне не нравится, что уже через несколько часов после его приезда исчезает советский штурман. А еще меньше мне нравится, что перед этим Венстрат побывал у вас. И мне очень не хотелось бы связывать эти три события вместе.
— Так не делайте этого. — Борк — само благодушие. — Да я вообще никому не рекомендовал бы делать то, что может повлечь за собой неприятности. Скоро я стану министром внутренних дел. Неужели же вам безразлично, кто будет сидеть в кресле префекта Криспорта?
— Меня интересует законность и порядок.
— Не валяйте дурака, префект. Если б вы не дрожали за свое теплое местечко, вы не пришли бы сейчас ко мне, а выложили свои соображения капитану «Советской Латвии»… — заметив, что его слова задели за живое начальника полиции, Борк смилостивился: — Ладно, облегчу ваше положение. Мне нужны два дня. Потом передадите этого штурмана капитану… Хотя я и не думаю, что ему захочется…
— Два дня?.. Это последний срок! — И начальник полиции встает. — В противном случае буду вынужден сам разыскать этого проклятого Тайминя.
* * *Проходя через вестибюль гостиницы, начальник полиции замечает в баре Берлинга. Секунду поколебавшись, он подходит и присаживается рядом.
— Охотничью горькую, — бросает он бармену, после чего с улыбкой глядит на лоцманову кружку с пивом. — В счет повышения зарплаты? Вы, Берлинг, оптимист.
— Или доверчивый простак, — также улыбаясь, отвечает ему Берлинг. — Прочитал статью в «Курьере Криспорта» и теперь надеюсь, что эти мои расходы покроет Москва… Между прочим, господин префект, если желаете разыскать Тайминя, могу кое-что посоветовать.
— Служебные разговоры — только в служебном помещении, — говорит начальник полиции официальным тоном. — А в частном порядке могу, в свою очередь, дать и вам дельный совет: остерегайтесь!
— Кого?
— Доктора Борка.
Как только ушел начальник полиции, в бар вбежала Нора. Осушив стакан начальника полиции, она поморщилась.
— Ну и гнусное же сусло!
— Соответственно настроению, — усмехается Берлинг. — У нашего префекта жизнь сейчас не больно-то приятная… Узнала что-нибудь?
— Да, он действительно был на выступлении Крелле, — рассказывает Нора. — Но как только началась вся эта заваруха, тут же выбежал… Что тебе сказал Кнут?
— Какая еще заваруха? — отвечает вопросом на вопрос Берлинг.
— Кое-кому песни Крелле показались революционными, и ее забрали.
— Сажать у нас, конечно, сажают… — качает головой Берлинг. — Но посадить певицу варьете… А ты уверена в этом?
— Ну дай же спокойно рассказать… Побежала к старику Серенсу, он вечно торчит у входа в «Хрусталь»… Описала ему внешность Тайминя. И что ты думаешь? Аугуст уехал в той же самой машине, что и Крелле. Старик говорит, что обоих туда затолкали силой.
— Что за машина?
— Большая, темно-серая, со столичным номером.
— Так я и предполагал. — Берлинг взволнованно наклоняется ближе. — В тот вечер приехали несколько подозрительных личностей. Один спрашивал у Кнута, в котором номере остановился Борк.
— А Кнут знает номер машины?
Берлинг отрицательно качает головой.
— Не запомнил. И эта машина больше тут не показывалась.
— Надо сообщить в полицию, пусть ищут. — Нора уже на ногах.
— Без толку, — придерживает ее Берлинг. — Начальник полиции достаточно ясно дал понять, что на его помощь нам рассчитывать нечего. Боится потерять должность. Машину и Тайминя мы должны найти сами. Эх, если б знать номер!
— Я еще раз поговорю с Серенсом, — обещает Нора.
* * *Старый Серенс ничуть не удивился повторному визиту Норы.
— Ты, детка, наверно, станешь смеяться, — он словно бы продолжает только что прерванный разговор, — но я должен тебе сказать: в мое время в Криспорте такое случиться не могло, чтобы в центре города похитили человека! Разве что в американском кинофильме! — Вдруг на его лбу возникает глубокая морщина. — Постой-ка, я ведь как раз подумал об Америке, когда глядел вслед машине…
— Господин Серенс, — Нора пытается запрудить поток его слов, — неужели вы не обратили внимания на номер? Без него наши шансы равны почти нулю.
— Нулю? Так, так, припоминаю. — Старый Серенс морщит лоб. — Номер машины начинался нулем, даже двумя. А дальше? — Какое-то время он напряженно думает, затем грустно вздыхает: — Склероз, что поделать… Помню только, подумал: как было бы хорошо, если б можно было пятьсот лет назад открытую Америку снова прикрыть… Хотя, впрочем, — глаза его загораются алчным блеском, — американцы иногда дают очень даже приличные чаевые.
— Господин Серенс, — Нора уже готова заплакать, — ну постарайтесь же вспомнить номер машины.
— Да я и так стараюсь. Но на цифры у меня всегда была плохая память, — безнадежно качает головой старик. — Попробуем применить логику. Почему я тогда вдруг подумал об открытии Америки? Не помнишь ли, в котором году ее открыли?
Он подходит к книжной полке и раскрывает толстый том энциклопедии, которую не снес к букинисту только лишь из-за ее непомерной тяжести.
— Тысяча четыреста девяносто два, — бормочет Серенс себе под нос. — Нет, это число мне, к сожалению, ничего не говорит… — Намереваясь поставить книгу на место, Серенс видит число в зеркале, висящем над полкой, и вдруг остолбеневает. Потом торжествующе смеется: — Теперь знаю, почему с Америкой надо поступить наоборот — не открывать наново, а ликвидировать.
Всегда смекалистая Нора на сей раз ничего не может понять.
— Ладно, я пошла, — протягивает она руку Серенсу. — Если все же вспомните номер…
— Что, что? Да я уже его вспомнил… Только бы опять не забыть. — Он выводит на краешке газеты своими слегка трясущимися пальцами: 00-2941. — Как просто, верно? Год открытия Америки, только задом наперед. — Старый Серенс осуждающе подымает руку. — Похитить человека в нашем Криспорте, где это слыхано?!
* * *Спустя полчаса Нора уже возле биржи труда, где в этот час обычно толпятся безработные. Но сегодня никому заработок не светит — чиновник биржи равнодушно вписывает нули во все графы вакансий.
— Опять ничего, — сокрушенно вздыхает седая тетка. — Как раз теперь, когда каждый грош так дорог.
— Потерпите, — говорит Нора. — Скоро заключат торговый договор с… — не кончив фразу, девушка быстро выбирается из толкучки. Мимо проехала темно-серая машина. Нора провожает ее взглядом и разочарованно отворачивается.
Номер не тот.
Она сейчас не единственная, кто разыскивает машину Венстрата. Густав проинструктировал многих своих знакомых и теперь наставляет седого лоцмана:
— Как только заметишь, запомни, кто и в какую сторону поехал.
Лоцман кивает:
— Серая, да?
— Серая… Два нуля двадцать девять сорок один.
Вскоре уже чуть ли не полгорода поднято на ноги. Записочки с номером машины розданы нянькам, прогуливающимся с детьми богачей, почтальонам, газетчикам, старьевщикам, всем, кто проводит день в парках и на улицах. Лишь под вечер старый молочник Томас сообщил, что видел, как машина подъезжала к радиомастерской. Нора и Густав без промедления отправляются в путь. Им посчастливилось — машина с номером 00-2941 все еще стоит около радиомастерской.
