Питер Темпл - Расколотый берег
Виллани кашлянул и ответил:
— Это который Джо? Из Порт-Монро? А звонишь из Северного Мельбурна? Решил посмотреть большой городу, а, Джо? Ну рассказывай, что там у тебя.
— Запиши адрес, — начал объяснять Кэшин.
— Да что там, на хрен, стряслось?
— Здесь кровь, свежая.
— Ну и что же?
— Бургойн.
— Бургойн?
— По-моему, да… Да.
— В Северном Мельбурне?
— Непонятно, согласен. Докладываю то, что видел, но, если хочешь, позвоню по горячей линии. Хочешь?
— Похоже, дело срочное, что мама не горюй. Ладно, бросаю все и еду. Где ты?
Кэшин назвал адрес, разъединился и взглянул на занавес с нарисованными на нем крестными муками. Потом вернулся к другому краю сцены, поднялся по лестнице, постоял в темноте.
Знакомый запах! Здесь он был сильнее. Шее и плечам опять стало холодно, да так, что он задрожал.
В то утро в гостиной Бургойна пахло точно так же.
Он потянул носом, огляделся, заметил, как стучат у него зубы. Слева, у стены, стояло литое железное колесо с двумя ручками, установленными под прямым углом. Он подошел поближе. Из-за колеса вверх, в темноту, уходил трос. Трос был намотан на барабан, а сзади стоял храповик с железной ручкой.
Он тут же все понял.
Трос поднимал и опускал декорацию, тот самый разрисованный задник, а храповик натягивал трос так, чтобы декорация не обрушилась.
За тросом, вернее, между тросом и стеной что-то лежало. Кэшин протянул руку и вынул тряпку, смятую в комок, уже почти сухую.
Пахло от тряпки. Да, от тряпки, точно. Уксус… Кухонное полотенце, смоченное уксусом.
Он развернул его, посмотрел на свет. Пятно.
Кровь.
В голове тут же завертелся вопрос. Почему не работал храповик? Зачем натянули трос?
Он крутанул железное колесо, и собачка на храповике отщелкнулась. Колесо завертелось, собачка быстро затрещала, натяжение троса стало ослабевать.
Металлические щелчки… Фрагмент декорации начал опускаться.
В щель между досками он видел только часть сцены.
О господи…
Голые лодыжки, вспухшие темные ступни, запекшаяся на них кровь, спутанные волосы на лобке, темные — на торсе, поднятые вверх руки, темная дыра между ребер, со стороны…
Кэшин остановил колесо. Собачка щелкнула, трос остановился.
Худое голое тело, в запекшейся крови, тихо раскачивалось.
Кэшин прошел через зал, в фойе, открыл парадную дверь, вышел на холодный городской воздух и, стоя на верхней ступеньке, глубоко задышал.
Серебристая машина свернула с улицы, поехала прямо на него, остановилась метрах в двух, у бордюра.
Передние дверцы открылись. Виллани и Финукейн, бледные, как гробовщики, вышли и посмотрели на него.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Виллани. — Что?
— Внутри, — сказал Кэшин.
* * *Они втроем сидели в большой неприбранной комнате на седьмом этаже, сдвинув столы и везде где можно разложив папки. Не переставая тренькали, звонили, заливались дурацкими мелодиями телефоны.
— Прямо как раньше, — сказал Биркертс. — Мы сидим, и вот сейчас откроется дверь и войдет Синго.
— Да, хорошо бы, — откликнулся Виллани и, вздохнув, пробежал пальцами по волосам. — Господи, который уж месяц никак к нему не выбраться! Вина копится по всем фронтам. Ничего-то до конца довести не можем.
Кэшину показалось, что вид у Виллани совсем измученный, гораздо хуже, чем той ночью, когда они засиделись за вином в комнате его сына.
— Даже договорить, — продолжил Биркертс. — Я вам рассказывал, что этого парня из Фентона прищучили-таки за эксгибиционизм? В самой глухомани — в Клюне, около Балларэта. Приставал к девочкам из школы Уэсли.[33]
— Из Уэсли? В Клюне?
— У них какая-то выездная программа. Богатые детишки помогают бедноте, советуют, как приготовить что-нибудь вкусное из дешевых продуктов.
— Холодно там, — заметил Кэшин. — Как бы он свое хозяйство не отморозил.
— Случай тяжелый, но давайте по порядку, — сказал Виллани. — Доктор Колли сказал, что тому парню на сцене связали руки. Его, голого, повесили на тросе, но сначала пытали, мучили, тыкали ножом, резали, кололи — он много крови потерял. Вместо кляпа рот заткнули носовым платком, а еще один завязали сверху. А потом вздернули до самого потолка. В какой-то момент он умер, скорее всего задохнулся. Утром узнаем.
— А тот сидел и смотрел, как его вешают, — заметил Биркертс. — Кровищу эту видел, всё…
Вошли Финукейн с Давом, который кивнул Кэшину. Сидевшие за столом обратили взоры к Финукейну.
— Одежду нашли, — объявил тот. — В мусорном баке лежала, в пакете. А в кармане — ключи.
— Документы были? — спросил Виллани.
Финукейн поднял руки ладонями вверх.
— Ни одного, — ответил он. — Отпечатков тоже нет. О нем вообще никто ничего не знает. Просмотрели все отчеты о пропавших без вести, там его тоже нет, по крайней мере за последний месяц. Ну не беда, скоро мы об этих пальчиках услышим. — Он посмотрел на часы. — Через пять минут по телевизору новости, там его покажут, может, разберемся.
Виллани повернулся к Кэшину:
— Расскажи теперь всем.
— Там была штаб-квартира каких-то «Товарищей», — объяснил Кэшин. — Что-то вроде благотворительного общества. Когда-то они организовывали лагеря для бедных детей, сирот, больных. Лагеря строили в Квинсленде и Западной Австралии. Бургойн все это поддерживал. На его земле в Порт-Монро построили лагерь, и зал этот тоже был его.
— А что с ними случилось? — спросил Финукейн.
— В восемьдесят третьем году лагерь в Порт-Монро сгорел. Погибли три человека, и после этого сразу все свернули.
— Так какая же связь между Бургойном и этим бедолагой? — спросил Биркертс.
— Не знаю, — ответил Кэшин. — Но в то утро у Бургойна пахло уксусом.
— Никакой тряпки там не нашли, — заметил Виллани.
— Забрал с собой, — предположил Кэшин.
— А почему в этот раз оставил?
Кэшин пожал плечами. Он уже порядком устал, боль все сильнее скручивала поясницу — результатов экспертизы ждали уже много часов.
— Уксус… — задумчиво сказал Биркертс. — При чем тут уксус?
— «И дали мне в пищу желчь, и в жажде моей напоили меня уксусом»,[34] — произнес Дав.
— Не понял. Это что? — недоуменно спросил Виллани.
— Из Книги общей молитвы.[35] Псалом, забыл только, какой по счету.
Все промолчали. Дав смущенно кашлянул. Кэшин слушал, как звонят телефоны, гудит электроника, бубнит телевизор за стеной, сигналят внизу машины.
Виллани поднялся, сцепил пальцы, закрыл глаза, вытянул руки над головой и потянулся.
— Джо, эта духовная муть… Что-нибудь религиозное, что ли?
— Похоже на то. Основал все бывший священник Рафаэль… не помню, Моррис, Моррисон… После Второй мировой, когда испытал серьезное потрясение и пересмотрел всю свою жизнь.
— Мне бы тоже не помешало, — заметил Виллани.
— Ну, теперь вот у тебя костюмы новые. И галстуки… — заметил Кэшин.
— А-а, косметический ремонт, — ответил Виллани. — Сам-то я не изменился. Включи-ка телевизор, Фин.
В выпуске новостей это был третий по счету сюжет. Скупо сообщили, что в доме в Северном Мельбурне найден труп обнаженного мужчины без признаков насильственной смерти, подвешенный над сценой.
На экране появилось лицо мужчины — чистое, почти оживленное, с огоньком в глазах. В свое время он был очень красив: длинные прямые волосы зачесаны назад, под глазами мешки, глубокие складки сбегали от носа к тонкогубому рту.
«Возраст умершего составляет около шестидесяти лет. Волосы окрашены в темно-коричневый цвет. Всех, кто может его опознать или имеет о нем какие-либо сведения, просим звонить по горячей линии: девятьсот девяносто — восемьсот девяносто семь — восемьсот девяносто семь», — закончил читать диктор.
— Хорошо его умыли, — заметил Финукейн.
— А, косметический ремонт, — ответил Биркертс. — Мертвый — он и есть мертвый.
Они досмотрели новости, увидели, как Виллани отказывается комментировать очередную гибель жертвы бандитской разборки, как он дотрагивается до уголка глаза, до рта…
— Смесь Аль Пачино с Клинтом Иствудом, — сказал Кэшин. — Гремучая смесь, я бы сказал.
— Заткнись, — оборвал его Виллани. — Заткнись сейчас же.
— Шеф? — В двери показалось худое, взволнованное лицо Трейси Уоллес, аналитика. — Звонит женщина по горячей линии насчет этого покойника.
Виллани посмотрел на Кэшина.
— Ну давай, командир, — распорядился он. — Только ты, похоже, понимаешь, что происходит.
Кэшин взял трубку.
— Миссис Роберта Конди, — пояснила Трейси. — Из Северного Мельбурна.
Записывать ничего не требовалось — Трейси надела наушники.
— Здравствуйте, миссис Конди, — начал разговор Кэшин. — Спасибо, что позвонили. Вы хотите нам помочь?
