Сергей Донской - Конь в пальто
– Как прикажете, шеф.
– Я прикажу доставить ко мне Давыдова, вот, что я прикажу. И побыстрее, если можно.
– Уже.
– Что уже?
– Он уже здесь, шеф.
– Я имею в виду старика, а не сына, – уточнил Итальянец. – Сдается, ты переоценил свою интуицию. Слышал про инициативу, которая наказуема?
– Да, конечно, – согласился Мороз и тут же бесстрастно добавил: – Заводить?
Итальянец порывисто наклонился вперед и предостерегающе воздел указательный палец:
– А уже после старика я хочу побеседовать с его отпрыском!
– Он тоже здесь.
Снова откинувшись на спинку кресла, Итальянец погасил приготовленную улыбку победителя и нахмурился. От такой прозорливости подданного ему иногда становилось не по себе. Должен же человек ошибаться, хотя бы немножечко, хотя бы изредка? Он ведь всего-навсего человек, а не робот. Итальянец решил проверить свою теорию:
– Как прошла доставка? В багажнике?
– Само собой, шеф.
– Минус червонец из зарплаты, – торжественно объявил Итальянец. – Это будет деловой разговор. Насчет багажника ты перестарался.
– Я имел в виду сына, – спокойно пояснил Мороз. – Пьяницу и подонка. А директор завода прибыл на персональной «Волге» и теперь дожидается в приемной с газетой и чашечкой кофе.
Итальянец недовольно спросил:
– Давыдов-старший знает, что мы собрали тут целую металлургическую династию?
– Разумеется, нет, шеф. Сын находится внизу. Инкогнито, так сказать. Правильно?
– Правильно, – ворчливо признал Итальянец, разглядывая помощника с любопытством, которое не иссякало с самого первого доверительного разговора. Неудовлетворенное любопытство – весьма живучая тварь.
Если бы Итальянец был выходцем с Сицилии, ему пришлось бы окрестить Мороза своим консильоре – первым советником, самым доверенным лицом в свите. Но Итальянец считал, что детсадовские традиции первых крестных отцов смешны и нелепы.
Никакому допотопному дону Карлеоне даже в горячечном бреду не грезилось, что мафию можно насадить не в какой-то там сицилийской деревушке, даже не в нью-йоркском квартале, а в целом государстве, имеющем гимн, герб и официальный статус…
– Мороз, – неожиданно для себя спросил Итальянец, – ты, случаем, не ясновидящий? Мысли читаешь, желания угадываешь… Иногда мне кажется, что я должен опасаться собственного телохранителя.
– Это правильно, шеф, – невозмутимо сказал Мороз. – Опасаться следует всех и каждого. Но меня – в последнюю очередь.
– Отчего же такая привилегия?
– Это не привилегия, это факт. Вы же живы? По-моему, это самый важный показатель.
– Хороший ответ, – медленно произнес Итальянец. – Плюс сто баксов к зарплате. Плюс процент в доле.
– Спасибо, – поблагодарил Мороз, не забыв слегка наклонить голову. – Давыдова приглашать?
– Да, пожалуй. Времени у нас не так уж и много… Только вот что… Не нужно обыскивать старика.
– Уже, – ответил Мороз своей любимой лаконичной присказкой.
– Что уже? – привычно отозвался Итальянец.
– Уже обыскали. Исключений не бывает.
– Иногда можно делать исключения, – обидчиво сказал Итальянец. – Когда я лично об этом прошу.
– Невозможно, – возразил Мороз с тенью улыбки на лице.
– Почему невозможно?
– Потому что человека нельзя обыскать обратно. – Улыбка под темными очками проявилась еще явственнее.
Мороз был отослан вялым взмахом руки.
4
Все вечерние негласные аудиенции Итальянца проходили не в государственном учреждении, а в грандиозном офисе фирмы «Самсон», основанной на давно истлевших костях подставных лиц. Итальянец числился здесь внештатным консультантом по экономическим вопросам – на тот фантастический случай, если бы пришлось объяснять кому-то причины своего присутствия в здании бывшего театра оперы и балета. Фактически, Итальянец был единоличным собственником корпорации со всеми ее потрохами, включая человеческие. Поэтому кабинет скромного консультанта по помпезности превосходил апартаменты натасканной своры директоров, а подступы к нему охранялись не менее бдительно, чем лабиринты, ведущие к усыпальнице египетского фараона.
Все проектные чертежи и документы, породившие некогда громаду театра, были не просто уничтожены, а подменены фальшивками с искаженными размерами и схемами коммуникаций. В святилище Итальянца можно было попасть тремя путями, такими путаными и извилистыми, что без проводника гости мыкались бы по коридорам до скончания века, постоянно утыкаясь в тупики-ловушки. Дело в том, что на каждом этаже имелись ложные перегородки, которые при необходимости легко возникали или исчезали. Например, натыкаешься в конце коридора на стену и поворачиваешь назад, не подозревая, что нужная дверь находится совсем рядом. Хотя, конечно, бесцельного брожения посторонних по офису не наблюдалось – ни через видеоглазки мониторов, ни при ближайшем рассмотрении.
Здесь не было видно также многочисленных охранников, коротающих время за нардами или встречающих посетителей настороженными кодлами в вестибюле. Мороз давно создал отряды быстрого реагирования, которыми подменил прежние компании мордоворотов, с трудом запихнутых в костюмчики и обученных двум-трем вежливым фразам.
Специфический контингент, не привыкший носить пиджаки и выражаться без мата, обитал в том же здании, но официально не имел никакого отношения к фирме «Самсон». Эти дебелые парни, расплодившиеся повсюду в ходе стремительной мутации общества, имели слишком характерные повадки и внешность, чтобы являть собой лицо фирмы. Они проникали в театр с черного хода и группировались по интересам в различных клубах и спортивных обществах, базировавшихся на трех квадратных километрах подвальных и полуподвальных помещений, выделенных молодежи заботливыми городскими властями. Юноши имели в своем распоряжении спортивный зал, тренажерные, бассейн, сауну и даже тир. Прямо добровольное спортивное общество какое-то!
Не менее трех десятков сторонников активного образа жизни носили при себе охотничьи билеты и прилагающееся к нему гладкоствольное оружие. А еще двадцать человек числились бойцами подразделения «Беркут», обеспечивающего охрану на договорных основаниях. У них были разрешения на ношение боевого оружия, которое хранилось в специальном закутке, освященном всеми полагающимися милицейскими инструкциями. На содержание псевдоберкутов перечислялись немалые деньги, из которых что-то даже перепадало в фонд заработной платы. Сущая ерунда, если разделить на двадцать «вохровцев». Но какой солидный приварок к домашнему рациону начальника разрешительной системы!
Даже не подозревая о близком присутствии полулегальной армии, способной повторить рекорд защитников Брестской крепости в случае осады театра, посетители, оказавшиеся под этими торжественными сводами, вели себя дисциплинированно, чинно и уважительно. Тут сконцентрировался весь мрак теневой экономики Курганска, и призраки муз, незримо витающих в бывшем театре, нашептывали гостям о необходимости помнить свое скромное место.
Лишь полудикие «совки», по-детски наивные выходцы из разрушенной социалистической песочницы, тупо игнорировали шикарный антураж, одно только коврово-дорожечное покрытие которого превосходило по стоимости всю обстановку какого-нибудь заводского Дома культуры.
Давыдов, директор «Металлурга», относился именно к этой категории старообрядцев промышленности. Ни золоченые дверные ручки, ни рыбьи глаза светильников, ни тонированные окна в рамах пластиковых переплетов не настроили его на почтительный лад. Войдя в кабинет Итальянца, он сухо поздоровался, уселся без приглашения и невежливо отказался от предложенной пачки однофамильных сигарет «Давыдофф». Нахально закурив нечто смердящее дымом отечества, неприязненно проскрипел:
– Я приехал не потому, что меня об этом попросили ваши настырные гонцы. Просто отцы отвечают за своих сыновей, а не наоборот. Как я понимаю, Мишины неприятности еще не кончились. Вот почему я здесь. Но хочу предупредить: опять шантажировать меня бесполезно. Я и так сделал все, что мог, даже больше. Никаких новых уступок с моей стороны не будет. Ни-ка-ких!
Итальянец иронично поднял брови и спросил:
– Выходит, вы согласились повидаться со мной только затем, чтобы сделать это заявление?
Давыдов, поджав губы, честно признался:
– Скажем так: мой визит сюда – последняя попытка выручить сына. Он не мальчик. У него своя голова на плечах.
– Это-то и странно, – хмыкнул Итальянец.
– Что именно?
– Что он до сих пор сохранил свою неразумную голову на плечах. Полагаю, он даже не догадывается, в какие неприятности вас втравил, а?
– Ай, бросьте этот заботливый тон! Вам не все равно?
– Если бы мне было все равно, мы бы сейчас с вами не беседовали.
– Все вокруг только и делают, что думают обо мне и моих проблемах, – ядовито произнес Давыдов, подкрепляя свои слова порцией не менее ядовитого дыма. – Не могу сказать, что я польщен таким вниманием. Зачем я вам понадобился?
