Владимир Колычев - Человек из зеркала
– А какая разница, уверена я или нет? Все равно мы не будем вместе.
– Почему?
– Мой муж из бывших, из тех, кого не добили. В девяностые он занимался рэкетом, ставил крыши, похищал людей. Сейчас он считает себя бизнесменом, но менталитет у него бандитский. В лучшем случае он тебя кастрирует.
– Да нет, это будет худший случай, – попытался отшутиться Серж.
Но в глазах беззвучными проблесками прокрутилась тревожная сирена. Не хочет он с мафией связываться, не нужны ему проблемы. И это не малодушие. Хотя, если он откажется от нее, она его не простит. Если он испугается Чупракова, он опустится на один уровень с Ромой, о котором она уже давно думает с полнейшим равнодушием как о не стоящем или даже не существовавшем эпизоде своей жизни.
– Лучше ножом по горлу, чем серпом по вымени…
– Вася может и ножом, – сказала она, ничуть не сомневаясь в этом.
– Ты знаешь, я тебе почему-то верю, – поежился Серж.
– Ладно, поеду я.
Она поднялась, неторопливо оделась. Фигура у нее хорошая, животик если не рельефный, то близко к тому, грудь торчком – чего ей стесняться человека, под которым она совсем недавно билась в агонии телесного восторга?
– Ты уходишь? – вибрирующим от душевного напряжения голосом спросил он.
И вдруг резко вскочил с кровати, ловким эффектным движением обмотав бедра сорванной с нее простыней.
– Мне уже пора.
– Закончен бал, погасли свечи?
Серж смотрел на нее зло, но это чувство призвано было скрыть слезоточивую горечь.
– Пришла зима, замерзли помидоры, – развела она руками.
– Найдешь себе новую теплицу?
– Это ты о чем? – недовольно повела бровью Диана.
– О теплице с помидорами.
– Да пошел ты!
Она готова была расплакаться. Оттого, что уходила из этого полюбившегося ей дома. Оттого, что расставалась с парнем, которого вдруг полюбила.
– Постой! – Он схватил ее за руку, привлек к себе.
Диана должна была растаять в его объятиях, но этого не случилось.
– Пусти!
Хотя и сопротивлялась она не очень рьяно.
– Не пущу! Ты моя заложница! Я украл тебя у мужа!
– Он тебя найдет!
– Думаешь, я его боюсь?
Она перестала трепыхаться в его объятиях, прогнув спину, внимательно посмотрела ему в глаза.
– Не боишься?
– Боюсь. Но тебя потерять боюсь еще сильней.
– Ты врешь!
Не верила она ему, но очень хотела верить.
– Ты знаешь, что такое затмение? Это когда ум за разум заходит. Это когда солнце за луну заходит. У меня ум за разум зашел. И твое солнце должно за мою луну зайти. Чтобы ты не светила своему мужу! Чтобы ты светила только мне! Чтобы я ослеп от твоего сияния! Да я и так уже ослеп.
Возможно, эти слова шли от души, но они отдавали пафосом, как тихая река – запахом тины.
– Давай так, сейчас ты меня отпустишь, а завтра я отправлю тебе эсэмэску. Если ты мне ответишь, я к тебе приеду. Сюда. Если нет, то больше ты меня не увидишь.
– У меня завтра рабочий день, – задумался Серж.
– А у меня послезавтра возвращается муж. И Вика может выйти.
– Вика?
– Да, мой телохранитель. Она женщина, но она меня не поймет.
– Хорошо, давай завтра.
– Если ты скажешь «нет», я в петлю не полезу, – грустно и без издевки сказала Диана.
Она еще не вышла из квартиры, но уже уверила себя в том, что это их последняя с ним встреча. И всю дорогу к дому она ехала как будто в забытьи. Внутри все клокотало от сильных чувств и переживаний, руки подрагивали на руле.
Дома она первым делом приняла горячую ванную с морской солью, затем плавала в бассейне до самого ужина. Это помогло ей успокоиться.
– Диана Павловна, с вами все в порядке? – после ужина спросила вдруг Алла.
– А что со мной? – скрыв тревогу, с показным удивлением посмотрела на нее Диана.
– Ну, не знаю. Мне кажется, вы чем-то взволнованы. Странная какая-то вы из города приехали, сами не в себе.
Диану подмывало послать ее куда подальше, но нервный всплеск с ее стороны лишь укрепит горничную в своем подозрении. А она с Валерьяном живет, который может накапать Чупракову. «Валерий Георгиевич, мне кажется, что у вашей супруги роман на стороне. Я, конечно, не могу в это поверить…» Мажордом еще тот жук.
– Не в себе?.. Да, не в себе! – вскинув указательный палец, с осененным видом сказала Диана. – Алла, ты точно подметила, что я не в себе! Вернее, не в своем платье… Пятьдесят четыре тысячи отдала, а оно мне, кажется, не подходит… Через пять минут зайдешь, посмотришь!
Одним выстрелом Диана убила двух зайцев. И перед зеркалом в новом платье покрасовалась, и Аллу сбила с толку. Платье понравилось ей, но ведь это не значит, что Диана с ней согласна. Пусть горничная думает, что ее расстроила неудачная покупка.
И все-таки на следующий день по пути в город она свернула с дороги, что вела от дома к шоссе, остановилась и убедилась, что никто ее не преследует. И только тогда с замиранием сердца отправила Сержу эсэмэску. Он ответил, и она помчалась к нему как на крыльях, забыв, что еще плохо управляется с машиной. Но сам Купидон благоволил ей, отстреливая из своего лука препятствия на дороге. Он же и швырнул ее в объятия Сержа, который распахнул их без страха и упрека…
Завтра должен был возвратиться Василий, но в тот волнующий момент она не хотела об этом думать.
Глава двадцать девятая
Открыть можно любой, даже самый прочный сейф, если к нему есть ключ. А к этому тяжеловесному кряжистому мужчине с круглым и плоским лицом ключик имелся. Поэтому и вид у него грустный и сиротливый, как у взломанного сейфа. Есть за Витей Уфимским грешок – у него в доме при обыске нашли неучтенный ствол. Пистолет оказался чистым, за ним не числилось никаких убийств, поэтому Витя остался на свободе. Но посадить его можно было в любое время, а за решетку он очень не хотел, потому что уже имел тюремный опыт, причем очень и очень неудачный, если не сказать, катастрофический. То ли характером Витя не вышел, то ли какую-то глупость совершил в камере, но арестантская братия его жестоко проучила, сделала изгоем на веки вечные. Первый срок стал для него адом, после которого его нынешнее унылое существование могло показаться раем.
Витя жил плохо, бедно, ютился в старом деревянном доме в двадцати километрах от Москвы, без жены и детей, подрабатывая грузчиком на овощной базе, поскольку ни на что большее он не был способен. Даже киллером не стал, хотя была возможность. А ведь друг Петя предлагал работать на подхвате. Если, конечно, можно было верить самому Вите…
Косарев все же сдал своего человека, который занимался решением проблемы с Чупраковым, через этого типа опера вышли на исполнителя, на некоего Петра Гарцева. Только киллер еще до этого успел залечь на дно. Пришлось отрабатывать его связи, рыскать по Москве и ее окрестностям в поисках людей, у которых он мог прятаться. Сыщики вышли и на Уфимского, пробили его подноготную, взяли с поличным, но задерживать не стали. Уфимский обещал позвонить, если объект вдруг появится в поле его зрения. Правда, надежда на такой исход была крайне малой. Следить за Витей никто не собирался, и он запросто мог раствориться на необъятных просторах России, а возможно, скрыться за границей. Но не хватило Уфимскому для этого ни ума, ни желания – не покинул он обжитого места. И телефон подполковника Кручи не забыл.
Круча остался в отделе, зато капитан Романов с раннего утра был на ногах. У него к делу Чупракова особое отношение. За одного киллера он получил четвертую звездочку на погоны, а за другого мог претендовать на медаль. Или даже на орден. Ведь с киллерами шутки плохи, у них резона сдаваться добровольно нет – чуть что, сразу стрелять. В случае с Головановым Илья испытал это на собственном опыте. И мог бы прочувствовать на собственной шкуре, если бы наемный убийца не промазал.
В дом к Уфимскому они с Шульгиным входили осторожно, с оружием наготове. Мало ли, вдруг их там ждала засада. И еще шевелилась в голове если не предательская, то близкая к тому мысль – почему бы не вызвать спецназ? Впрочем, на этот вопрос имелся четкий ответ. Возможно, Гарцев находится сейчас не в доме, а на подходе к нему, и шумный спецназ может вспугнуть его. А Илья с Димой вошли в дом аккуратно, не привлекая к себе внимания.
В доме тихо, только было слышно, как шумит огонь в старом газовом котле. В прихожей пахло мышиным пометом и горечью перегоревшего пропана, в единственной до потолка захламленной комнатке воняло несвежим бельем. Наверняка в спертом, тяжелом для дыхания воздухе витали и другие запахи, но этот слезоточивый смрад забивал все, даже инстинкт самосохранения. В тот момент, когда нога переступила порог комнаты, Илье вдруг захотелось бросить все и бежать на свежий воздух. Возможно, в дальнем углу, под железной кроватью, среди пыльных мешков, коробок прятался Гарцев, и в момент столь резвого отступления капитан Романов мог стать удобной для него мишенью. Но не было никакого Гарцева под кроватью. В комнате находился только Уфимский. Он спал, положив голову на стол, заставленный грязной посудой. Свет от уличного фонаря косо падал на его припухшее лицо. Он не храпел, и Романов принял было его за мертвеца. Но еще до того, как шлепнуть Витю по плечу, он заметил, как у него шевелятся ноздри.
