Дж. Коннолли - Слоеный торт
Протянув руку за подушкой, я тут же в ужасе отдергиваю ее. Прямо на кровати, на простыне покоится огромная черная полуавтоматическая «пушка» с самодельным глушителем. Это не один из тех пистолетиков, с которыми вчера забавлялся Джин. Те двое – просто младшие братья этого чудовища. От мысли о вчерашней ночи голова болит еще сильнее. Это не оружие, это просто монстр какой-то. Глушитель же выглядит совсем несерьезно. Он короткий и толстый, по старинке обмотанный несколькими слоями изоляционной ленты. Такое чувство, что я проснулся в одной кровати с черной мамбой, опасной и в то же время прекрасной, смертоносной и одновременно впечатляющей. Только вот как это чудо попало сюда? Совершенно очевидно, передо мной один из сироток Джина. Но каким образом пушка оказалась в моей койке? Наверное, сам Джин бегает сейчас трусцой в каком-нибудь розарии с пятидесятикилограммовым рюкзаком на плечах. А ведь именно он довел меня до такого состояния. Доброго тебе утра, Джин, и огромное спасибо. Моя благодарность не знает границ. Мобильник умолкает.
Теперь начинает трезвонить телефон у кровати. Четыре пронзительных звонка, и включается автоответчик. Но каждый звонок болью откликается в моей голове, словно какой-то садист вбивает в нее длиннющие гвозди. Я закрываю уши подушкой. Проигрывается приветственное сообщение, и раздается ревущий голос Джимми Прайса:
– Ты дома, сынок? Черт тебя возьми, где же ты? Без лишних раздумий хватаю трубку.
– Здравствуйте, мистер Прайс.
– О, так ты дома.
– Да. Все в порядке. Просто я спал.
– Что? Это в десять-то утра? Плохо. Очень плохо.
– Ночь выдалась бурная.
– Слушай, мне абсолютно насрать, чем ты там занимался.
Я уже жалею, что снял чертову трубку. Джимми крайне редко звонит кому-то домой.
– Послушайте, Джим. Обычно в это время я уже не…
– Не называй меня Джимми, мать твою, ты, идиот хренов. Что это за бредятина, сказать Джею Ди, что пилюли ни хрена не стоят. Кто ты такой вообще, чтобы решать, что стоит, а что нет? Недоумок гребаный. Потом ты валишь на север к своим дружкам-ливерпульцам и предлагаешь товар по шесть пенсов за штуку. И за каким хером ты запугиваешь людей рассказами о мертвом Шварце, о таинственных киллерах…
Если бы я или Джеймс Лайонел Прайс находились под наблюдением, и наши разговоры прослушивала бы уголовная полиция, региональный убойный отдел, таможня, отдел по борьбе с наркотиками, отдел по борьбе с мошенничеством и даже танцевальный ансамбль центрального полицейского управления Лондона, им не составило бы труда расшифровать нашу беседу. Им не пришлось бы с громоздкими наушниками на башке просиживать штаны в продуваемых сквозняками фургонах под видом мороженщиков, цветочников или кого там еще. Вон там, в моей куртке, лежит мобильник. По нему вычислить меня – проще простого. Спросите любого новичка в сфере телекоммуникаций, что в наше время полицейские вытворяют с телефонами, и у вас волосы зашевелятся на голове. Если кто-то из представителей правопорядка заинтересуется моими ежедневными переговорами, им всего-то потребуется подключить свою собственную версию переадресации вызова. Сидя в комфортных креслах где-нибудь в типовом здании, задрав ноги, разгадывая кроссворды в «Тайме», поглощая бутерброды с тунцом и попивая яванский кофе, они без помех будут прослушивать наш разговор с Джимми по громкой связи. А если вдруг попадется что-нибудь пикантное, в любой момент на досуге смогут прослушать цифровую, автоматически усиленную запись живого разговора.
– Еще кое-что, привереда долбаный, мистер «Это дорогой вопрос», – шепелявит Джимми. – Либо ты найдешь покупателя на таблетки, либо это сделаю я. Понятно тебе, недоумок? И не хрен поручать поиски чертовой стервы гребаному выскочке-мошеннику. Ты сам ее найдешь, козел. Поднимешь свою драную задницу и поедешь в Брайтон. И не особо злоупотребляй оружием…
Мистер Прайс, у меня только один вопрос. А не пойти бы вам на хер? На хер!!! Мистер, мать твою, Прайс. Подкаблучник идиотки-жены с искусственными сиськами и полной коллекцией Рода Стюарта. Ты, брюзжащий старпер, шут гороховый, засунь себе в жопу свою фальшивую почтенность и пародию на дом эпохи Тюдоров. Разумеется, ничего подобного я не произношу. Конечно, я не трус, но далеко и не дурак.
– Посмотрю, что можно сделать, – озвучиваю я.
– Нечего валяться в постели весь день. Давай поднимайся.
– Я готов выйти в любую минуту. Хоть прямо сейчас.
– Не ври мне, дрянной мальчишка, – рычит Прайс.
– Я и не…
– И завязывай с выпивкой. Терпеть не могу пьяниц.
Он отключается. И, слава богу. К чему была вся эта тирада? Только четыре дня прошло, как он попросил меня разыскать для него принцессу, которая теперь стала «чертовой стервой». А с момента разговора о пилюлях минуло всего три дня. Не понимаю, почему он вдруг так паникует. Из-за того, что не может получить все и сразу? Прямо ребенок какой-то.
Что мне сейчас действительно необходимо, так это сексуальная сестричка Тэмми. Только она вернет меня к жизни. И меньше всего я желаю провести сегодняшний день в жарком душном салоне авто с нашим непредсказуемым мистером Мортимером и Кларки, у которого рот вообще никогда не закрывается, пытаясь найти покупателя на вагон таблеток сомнительного происхождения. Выбрал же Джимми именно нынешнее утро, чтобы позвонить без предупреждения. Как будто, так и хотел подловить меня. Ну и пошел ты, мистер Прайс, король динозавров. Я не стану жалеть, если больше никогда не увижу тебя. Думаю, сегодня я все же пропущу школу.
Тут до меня доходит, что во время разговора я рассеянно поднял «пушку». И все это время, держа в одной руке пистолет, а в другой трубку, я лениво наводил его то на лампочки, то на кактус, то на валяющийся на полу мокасин. Когда я повесил трубку, в руках у меня осталось лишь оружие. Интересно, оно заряжено? Как это там вчера делал Джин? Я верчу пистолет в руках, пытаясь припомнить какие-нибудь хитрости, что-то нажимаю, тяну, и тут обойма падает на постель. О да. Он заряжен. И еще как! Я отщелкиваю патроны, и они падают на кровать. Один за другим. Всего шестнадцать. Магазин пуст. Шестнадцать патронов грудой лежат на белой простыне. Все это немного загадочно и с каждой минутой становится все таинственнее.
И вдруг – бац! – словно удар в живот, дурное предчувствие. Ненавижу это отвратительное ощущение. А вдруг вчера ночью мы куда-то выходили, и я подстрелил какого-нибудь бедолагу? Мне приходилось много раз слышать рассказы о том, как напившиеся в хлам парни совершали безумные и очень серьезные поступки, о которых ни хрена не помнили на следующее утро. Потом их арестовывали, но они искренне не знали, виноваты они или нет. Хоть и отрицали свою вину, их все равно признавали виновными. Так и отсиживали сроки в неведении. Не ведали даже, действительно ли они заслуживают наказания, или их приговорили напрасно. Не знали, имеют ли право отстаивать свою правоту, протестуя на крыше тюряги, привлекая друзей и родственников к доказыванию своей невиновности. Именно так поступил бы Безумный Ларри. Я впадаю в панику и обнюхиваю пушку. Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Но пистолет пахнет лишь ружейным маслом и металлом. Гора с плеч. Хорошо, что из него не стреляли. За это спасибо. А то в моей голове уже прокрутился кошмарный сценарий кровавого побоища. Все, панике конец.
Я забиваю патроны обратно в магазин, и они плотно заходят в него. Это так эротично. Кто-то над ними поработал: сточил наконечники пуль. Я старательно стираю с каждого «снаряда» свои отпечатки пальцев. Кто знает, где они потом могут оказаться. Также нельзя допустить, чтобы хоть один патрон затерялся. Поэтому я внимательно пересчитываю их в обойме. Пятнадцать, шестнадцать. Все на месте. Запихиваю магазин обратно в пистолет. Они идеально подходят друг другу. Как же он прекрасно сконструирован. А как приятно ощущать в руке его вес. Этот намного тяжелее вчерашних собратьев. Почти вдвое. Замечательный инструмент. А теперь – в душ. Побриться, почистить перышки. Хочу поскорее убраться отсюда. Съесть где-нибудь омлет, попариться в сауне и расслабиться под руками массажиста в Порчестер-Холл. Хочу устроить себе выходной после того разноса, который мне учинил старый козел.
В душе у меня, как у кота, возникает внезапная водобоязнь. Но постепенно она проходит, и мне становится легче. Бреясь перед зеркалом, я произношу самому себе зажигательную речь. Я все еще нетвердо стою на ногах. В голове шумит – похмелье дает знать о себе. Мне удается осушить полпинты воды и проглотить пригоршню витаминов, но они не задерживаются в организме надолго. Поэтому я варю кофе. Может, стоит опохмелиться? Наливаю в чашку порцию бренди. Для полноты добавляю щепотку кристалликов кокаина, которые хранятся за зеркалом в ванной. В своих страданиях виноват я сам, от этого еще тошнее. Надеваю черный костюм. Он хорошо пошит, но совсем не представительный, из первоклассной легкой шерсти. Под него натягиваю красивую золотистую водолазку из мериносовой шерсти от одного типа из Барселоны. В гостиной натыкаюсь на второй мокасин, соединяю их в пару и закладываю обратно в шкаф. Я решил для себя, что они приносят мне несчастья. У этой пары обуви плохая карма. Что-то сегодня я не могу собраться с мыслями. По крайней мере, хоть отдаю себе в этом отчет. Достаю черные ботинки от Прады и не успеваю завязать второй шнурок, как раздается телефонный звонок. Решено: если это опять Прайс и он намерен устроить мне вторую серию нападок, пошлю его куда подальше. Мне все лучше и лучше. Оказывается, просыпаться с утра полупьяным не так уж и плохо. Хотя приход от «коки» сильно переоценен. Не знаю, как нам вообще удается сбывать эту дрянь.