Татьяна Полякова - Амплуа девственницы
Я пошла мыть тарелки, мужчины кинулись помогать, в результате мыть посуду пришлось им, а я бросила таблетки в коньяк, решив не жадничать.
— У меня завтра много дел, — туманно начала я, на что Громов весело заорал:
— Какие дела, Анечка, у нас сегодня праздник.
Мужчины разлили коньяк, не забыв и про меня.
Я пригубила, желая поддержать компанию, и стала ждать, что будет дальше. Первым не выдержал Громов. Затих, а когда мы обратили на это внимание, выяснилось, что он сладко спит, обхватив руками диванную подушку.
— В нашем полку убыло, — заявил Марат и отправился вслед за другом — в том смысле, что облюбовал диванную подушку напротив. Гришка заснул прямо в кресле. Димка загадочно улыбался, глядя на меня, и я предложила, чтоб в голову ему не пришли ненужные фантазии:
— Я постелю тебе в комнате тети.
— Тетя — это хорошо, — ответил он. Я помогла ему подняться, хотя у самой особой твердости в ногах не было, и сопроводила в комнату, что занимала Лерка.
Димка потянул меня за руку, но на полдороге она обмякла, и он сладко всхрапнул, а я с чувством выполненного долга пошла к себе. Стоило моей голове коснуться подушки, как я уснула. Не знаю, сколько удалось мне поспать той ночью, разбудил меня страшный грохот. Открыв глаза, я вспомнила, что у меня гости, и включила бра. Щелчок был, а вот свет не зажегся. Я добралась до выключателя. Та же история. Окна дома напротив тонули в темноте, но лампочка над подъездом светилась. «Наверное, пробку выбило», — мудро рассудила я и хотела снова лечь, но тут вдруг подумала: что, если Лерка заявилась среди ночи без «облачения», а здесь эти? Постанывая от жалости к себе, я выбралась в кухню. Спичек не было, что неудивительно, раз я ими не пользуюсь.
В шкафу в ванной лежали свечи, я пошла туда и по дороге ткнулась лбом в дверь, на глаза навернулись слезы. Я попыталась найти свечи, потом решила, какой от них прок, если спичек все равно нет, и, чертыхаясь, вернулась в спальню.
Стоило мне закрыть дверь, как кто-то заключил меня в объятия, говорю «кто-то», потому что во тьме кромешной я его не видела. Рост большой, но что мне с того, раз все четверо мужчин, пожелавшие заночевать у меня, — здоровяки? «Ну ничего, — думала я, предаваясь страстным поцелуям, — сейчас он заговорит, и все станет ясно». Он зашептал, и голоса я не узнала. Совершенно ни на чей не похожий голос.
Вот хоть ты тресни.
— Наконец-то мы одни, — сообщил он, вместо того чтобы как-то дать понять, кто это «мы», то есть он. — Ты меня любишь?
«Димка. Конечно, Димка».
— Люблю, — прошептала я на всякий случай, чувствуя, что лишаюсь пижамы.
— Я так скучал…
«Гришка, — озарило меня, — точно Гришка. Был в отъезде, скучал… Чего ж ты, гад, так рано проснулся?»
— Видишь ли… — начала я.
— Я хочу, чтобы все повторилось.
«Что все? Черт, это Димка. Что же делать, караул кричать?»
— Надо заменить пробку, — попробовала я вернуть его с небес на землю.
— Обязательно.
На этом переговоры зашли в тупик. Мне не дали произнести ни слова и сами заткнулись. Я пробовала совершать вращательные движения, чтобы высвободиться, не помогло. Мы как-то незаметно перемещались, а потом я споткнулась и взвизгнула, ударившись коленом о кровать.
— Ушиблась? — заботливо осведомился ничейный голос. — Дай поцелую ножку.
Далее все было как в известном анекдоте: «Это уже не ножка» — и все такое прочее. Я гадала, кто меня вовсю ублажает, вместо того чтобы занять круговую оборону, и в результате пропустила тот миг, когда сопротивление еще имело смысл. «Ладно, он жениться обещал», — утешила я себя, в конце концов решив, что по соседству расположился Димка.
Еще через некоторое время и эта мысль оставила меня, а вскоре с ней все мысли вообще, я предалась греху сладострастия с таким азартом, что саму себя удивила. Сон как рукой сняло, время от времени приходила в голову здравая мысль, что вести себя надо поскромнее, раз уж я еще вчера была девицей, но как приходила, так и уходила. Приткнув голову на чьем-то плече и счастливо хихикая, я подумала, отчего бы не поинтересоваться, как зовут человека. Не в лоб, конечно. Что он решит, если я вдруг спрошу: «Слушай, а ты кто?» Нет, нет, я уверена, нас ждет светлое будущее, об этом надо помнить и ничем его не омрачать.
— Как тебя мама называла в детстве? — остроумно спросила я с великой нежностью.
— Колобком, — ответила он.
— Почему колобком?
— А я толстый был, как колобок. Лет до восьми.
И что мне с этим колобком делать? Кто из этих четверых был толстым до восьми лет? Можно, конечно, спросить, как его называл папа, а также бабушки и дедушки, и, перебрав всех зверушек, ничего толком не добиться.
— А как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
— Любимым, — прошептал он, и далее на некоторое время разговоры пришлось оставить.
Но при первой возможности я вновь к ним вернулась и сосредоточилась на фактах биографии. Узнала много интересного о школьных годах и рыбалке, но что с того, если все четыре биографии для меня темный лес? «Ничего, — утешила я себя, — скоро рассвет, и я его увижу». Тут я стала думать вот о чем: кого бы я хотела увидеть? Ясно, не Гришку.
Зачем мне Гришка, если у него жена есть? И вообще он мне не нравится. Значит, Димка. Если честно, у него такой придурковатый вид.., конечно, теперь, когда я знаю все его достоинства… Громов гораздо симпатичнее. У него жена и дети. Двое или трое. На что мне чужие дети? О господи. Представлять рядом с собой Марата даже не хочется. К тому же он наверняка не сдержался бы и хоть раз назвал меня ангелочком, а зубы начал скалить еще два часа назад, чтобы я почувствовала себя дурой. Правда, я себя и сейчас умной не чувствую… Это что же выходит: кто бы ни был рядом, ничего хорошего? Какое свинство со стороны судьбы.
Ладно, пусть будет Димка, к глуповатой внешности можно привыкнуть, когда тут такие достоинства. Разведен. И жениться обещал… Мои раздумья вновь были прерваны. Я с удовольствием откликнулась на призыв, а потом начала поглядывать на окно. Сереет. На всякий случай щелкнула выключателем. Безрезультатно.
— Мне надо в ванную, — зашептала я, у человека должна быть зажигалка, все четверо курят.
— Я тебя провожу, — вызвался он.
В квартире было так темно, что я наверняка набила бы себе шишек, если бы мой возлюбленный не оберегал меня. Ах как нежен, как внимателен он был.
— Где-то на столе зажигалка, — подсказала я.
— Разве ее найдешь в такой темноте?
Из комнаты доносился храп. Я хихикнула, услышав его, а возлюбленный шепнул:
— Это Марат, он всегда храпит, как напьется.
Слава богу, остаются трое. Под душ мы встали вместе, и я этим воспользовалась. Прическа.., волосы у всех троих средней длины. Господи, как же слепые обходятся одними руками? Нос, губы.., и никакой картинки. Стоп. Кольцо. У Громова точно обручальное кольцо и печатка. Печатки нет, а обручальное.., мамочка, как же меня угораздило? Спокойно, у Гришки тоже кольцо.., и этот не лучше. Да когда же это кончится?
Он выбрался из ванны и завернул меня в полотенце. Я благодарно прильнула к его груди, и меня на руках перенесли в спальню.
— Подожди немного, я сейчас, — шепнул любимый. Я кивнула, устраиваясь поудобнее.
Прошло минут десять. Что-то он долго, или мне так кажется? Господи, и позвать-то как не знаю.
— Милый, — промурлыкала я.
— Я на кухне, — приоткрыв дверь, зашептал он, — есть ужасно хочется.
— В холодильнике индейка, — сообщила я, закрыла глаза, решив немного подремать, и совершила стратегическую ошибку, потому что, когда проснулась, комнату заливал солнечный свет, а подушка рядом была пуста. Я вскочила, огляделась и не обнаружила ничего хоть отдаленно напоминающего о событиях ночи. Только полотенце в ногах постели, в котором меня сюда доставили, свидетельствовало о том, что все это мне не приснилось.
Торопливо натянув пижаму, я вышла из спальни.
Гришка по-прежнему спал в кресле, задрав голову, похрапывая от неудобной позы, Марат и Громов делили диван, оба в костюмах и ботинках. Я кинулась к Димке. Спит сном праведника. «Не может быть», — прошептала я, сама не зная толком, что имею в виду.
Я чувствовала, что меня одурачили.
Конечно, можно утешить себя мыслью, что ночной возлюбленный, дорожа моей честью, заблаговременно смылся, но особого благородства я ни у кого из четверки не замечала. Гришка скорее бы ходил павлином. И Димка тоже. Значит, все-таки одурачили. — Только я собралась воспылать гневом, как вспомнила недавнюю шутку с Димкой и заревела. Поделом мне. Растирая слезы по щекам, я вернулась в спальню и рыдала долго и отчаянно. До тех самых пор, пока в гостиной не наметилось движение. Я быстро заправила постель и пробралась в ванную. Теплый душ пошел мне на пользу, правда, лицо слегка опухло от горьких слез.
— Чего ж так напились-то? — вздыхал Громов, разглядывая пустую бутылку. — Башка болит…
