Джозеф Гарбер - Бег по вертикали
— Ну и?
Тон Дейва был ледяным.
— Ей ничего не сделали. Ну, не сильно. Только…
Он был в полной панике.
Дейв снова ударил Бекаса лицом об стену.
— Насколько сильно?
— Синяки. Больше ничего. Клянусь!
— Где она сейчас?
— Я же об этом и пытаюсь сказать! Ее держали на тридцать первом. Потом Рэнсом забрал ее на сорок пятый. Минут пятнадцать-двадцать назад.
Дейва передернуло от гнева. Сообщение, которое Рэнсом оставил на автоответчике Марджи, не было ложью. И если бы Дейв сразу пошел не в компьютерный зал АИУ, а на тридцать первый этаж…
— Что еще, ты, мелкий мудак? Рассказывай все!
— Я больше ничего не знаю. Ей-богу, я больше ничего не знаю!
— Повтори еще раз, — негромко произнес Дейв.
— Э-э… Что? Что повторить?
— Имя Господа. Тогда ты умрешь с ним на устах.
— Что? О дерьмо, не надо, мужик, не на…
Дейв бросил Бекаса, быстро отступил на три шага, чтобы его не забрызгало, и прицелился парню в голову.
«Так оно и будет, а?»
Да, так оно и будет.
«До сих пор это было самозащитой. Если не считать тех парней, которым ты переломал ноги».
Пассивное сопротивление в наши дни работает как-то неважно.
«А кроме того, ты никогда не отождествлял себя с Ганди».
Никогда. И фильм ему тоже не нравился.
Бекас упал на четвереньки. Рыдая, он повернулся к Дейву.
— Пожалуйста, о господи, пожалуйста…
Дейв нажал на спусковой крючок. Из стены брызнула штукатурка. Бекас рухнул. Лицо у него было белым как мел. Он потерял сознание.
3
Нет, Рэнсом, я не один из вас, хотя и мог им быть. Это было нетрудно. По правде говоря, это было бы легко. Это одна из тех вещей, которым просто позволяешь совершиться. Для этого не нужно ничего делать. Просто идти по пути наименьшего сопротивления. Надо лишь пожать плечами, улыбнуться, глядя на трупы, и сказать: «Извините, так получилось». И чем больше ты пожимаешь плечами, тем легче это становится. Через некоторое время вид крови тебя уже особо не беспокоит. Твое отношение к людям резко меняется; теперь они просто мясо. Ты не называешь их людьми — ты зовешь их болванами, помоями, рисовыми головами, палочками для еды. Мужчины — это «зверьки», а женщины — «косоглазые щелки», и Бог сотворил их исключительно для того, чтобы ты мог поразвлекаться стрельбой по движущимся мишеням. Посмотрите на этих животных. Это вы называете «жизнью»? Это не жизнь. Вы оказываете им услугу, когда приканчиваете их. Им лучше умереть. Лучше быть мертвым, чем красным. Это легко, Рэнсом, это и вправду очень легко. Ты перестаешь думать о себе как о солдате — и что это почетная профессия. Ты просто ремесленник, а в этом нет ничего почетного. Я стал таким, Рэнсом, или был очень близок к этому. В глуши вещи начинают становиться очень простыми, очень ясными. Все сводится к физике: траектория, баллистический расчет, уравнение силы и массы, примененное к удаленному объекту, который — так уж получилось — ходит на двух ногах. Дело не в войне, не в политике, не в наших благородных союзниках и не в плотине на пути волны безбожного коммунизма. Дело исключительно в возможности попрактиковаться в стрельбе. Когда я отправлялся туда, я считал эту войну правой с заглавной буквы «П». Возможно, я больше так не считаю, но суть не в этом. Суть в том, Рэнсом, что тебе и тебе подобным наплевать, праведная это война или нет. И вы не хотели, чтобы остальным было до этого дело. Вы хотели, чтобы мы превратились в машины. Просто в машины. Вы почти добились этого со мной. Я перешагнул эту черту, Рэнсом, я оказался на твоей стороне. Я уже был одной ногой там. Но однажды Джек Крютер сделал кое-что, и внезапно я увидел, где я очутился, и понял, что должен вернуться обратно. Я понял, что люди — это люди и можно убивать их, если ты вынужден это делать, но нельзя убивать их развлечения ради. Если это случается, Рэнсом, нужно остановиться. Как только эта работа начинает доставлять тебе удовольствие, нужно остановиться. В противном случае можно превратиться в кого-то вроде тебя, Рэнсом, и мир был бы лучше и чище, если бы ты вовсе не родился. Поэтому я не стану убивать этого несчастного парня, которого вы зовете Бекасом. Потому что я — это я, а не вы. Ты сказал, Рэнсом, что я один из вас, что я свой. Ты твердишь это весь день. «Дэвид Эллиот — один из нас. Он наш, свой. В глубине души мы братья». Что ж, Рэнсом, у меня по этому поводу есть собственное мнение. И мнение это таково: поцелуйте меня в задницу.
Искушение было непреодолимым. Лобовая атака. Пальба, кровь и удовлетворение, которое приносит вид мертвых врагов. Он мог это сделать. Рэнсом потерял бдительность. Его люди расслабились. Никто не знал, что их объект уже здесь, в здании. Эффект неожиданности был на стороне Дейва. Он мог бы перебить половину из них, прежде чем они сообразили бы, что происходит.
«Признайся — это было бы приятно».
Это было бы еще и глупо. Ресурсы его врагов безграничны. Какой бы сильный удар он им ни нанес, кто-нибудь да проживет достаточно долго, чтобы дотянуться до рации и вызвать подмогу. Новые силы. Достаточные, чтобы прочесать этаж за этажом.
«Тот, кто спасается бегством, остается жив и может продолжить сражаться».
Дейв не мог бежать. Ему нужны были ответы, и он мог получить их только здесь — в шкафу у Берни, в папке с наклейкой «Лаборатории Локьера». Но для этого требовалось пройти на сорок пятый этаж, прямо в ловушку, о которой с таким хвастовством говорил Рэнсом.
И чтобы добраться до папок — треклятых папок Берни, — необходимо было пройти мимо Рэнсома — и никак иначе.
«Или обойти его».
Или обойти его. Верно. Возможно, это вариант — обойти его. Вариант сумасшедший, это бесспорно, но сработать может.
Самой трудной проблемой была Марджи Коэн. Рэнсом забрал ее наверх, и, какие бы планы он ни строил для нее, ничего хорошего в этом нет и быть не может. Теперь она — часть игры Рэнсома. Он уже использовал жену и сына Дейва в качестве психологического оружия. Теперь он использует для этого Марджи. Рэнсом сделает все, что только сможет, чтобы помучить Дейва, отвлечь его внимание, спровоцировать его на необдуманный шаг. «В конечном итоге, джентльмены, намного полезнее уничтожить дух врага, чем уничтожить его тело».
«Кроме того, как только ты свернешь противнику мозги, свернуть ему шею — это вообще пара пустяков».
Он не может пытаться спасти ее. Рэнсом именно этого от него и ждет. Это будет играть Рэнсому на руку. Он перекрыл все входы и выходы, ведущие на сорок пятый этаж. Все его силы наверняка сосредоточены в этой точке. Верная смерть — идти за ней. Даже думать об этом глупо. Кроме того, он провел в ее обществе не больше двух часов. Он ее почти не знает. Он ничем ей не обязан. Какое ему дело, что там Рэнсом изобретет для нее? Глупо даже думать о ней. Она ничего для него не значит, вообще ничего, и никогда не будет значить. Рэнсом крупно промахнулся, если думает, что может при помощи женщины заманить Дейва в ловушку. Дейв не дурак, а на такую приманку клюнет только дурак.
Нет никаких сомнений. Придется за ней идти.
4
Дейв посмотрел на настенные часы. 3.03. Все было на месте.
Трийодид азота, приготовленный им раньше, сегодня днем, хорошенько просох. Дейв пропустил жидкость через фильтровальную бумагу — «Америкэн интердайн уорлдвайд» использовала такую в кофеварках — и оставил кристаллы сохнуть в телефонной комнате «Америкэн интердайн». У него меньше двадцати унций взрывчатки. Не много, но должно хватить. В замкнутом пространстве наверняка должно хватить.
Трийодид был не единственной задуманной Дейвом шуткой. Он провел последние полчаса на западной и южной пожарных лестницах — с сорок пятого по пятидесятый этаж, — заготавливая новые ловушки взамен тех, что обезвредили люди Рэнсома. По необходимости новые ловушки были грубее тех, которые он так трудолюбиво устанавливал днем. Просто-таки халтура, подумал Дейв.
Теперь он снова вернулся в компьютерный зал «Америкэн интердайн». Он ждал, пока Рэнсом снова выйдет на связь. Как только Рэнсом закончит устройство ловушки — что бы та из себя ни представляла, — он прикажет своим людям собраться. Когда они начнут занимать свои места, их внимание будет отвлечено. Тогда-то Дейву и нужно будет начать действовать.
Но сначала придется кое-что сделать. Это было болезненно, но неизбежно. При мысли об этом Дейв скривился. Но делать это все равно было нужно. Если есть на свете кто-то, способный что-то рассказать Дейву о Локьере или о человеке, именующем себя Джоном Рэнсомом, так это Мамба Джек Крютер.
Дейв потянулся к телефонной трубке и заметил, что рука дрожит. Он остановился, вытряхнул из пачки сигарету и закурил. Руки по-прежнему дрожали. Говорить с Джеком будет непросто. Он наверняка ничего не забыл и не простил. Джек Крютер не из тех, кто прощает. Он, должно быть, ненавидит Дейва, как никого другого.
