Татьяна Степанова - Дамоклов меч над звездным троном
— Лиля, ты скажи нам, где Жданович, — тихо попросила Катя. — Майор тебе правду говорит, честное слово — он до ужаса верить тебе хочет, что гений и злодейство несовместны. Помоги ему и мне выпутать гения из всей этой криминальной белиберды.
— Господи, ну он в своем номере в «России»! — не выдержала Лиля. — А вы думали — он в бега ударился? Он в своем номере, в 342-м, уже второй день. Виктору Павловичу еще вчера его бывшая жена звонила. Он сына Лешку прямо из школы к себе в гостиницу увез. Ну, жена и разорялась по этому поводу. Виктор ее успокаивал, как мог. Они сейчас с Лешкой-маленьким в гостинице. Алексей Макарович Лешку с собой забрать хочет, насовсем. Его в приют какой-то при монастыре престижный сплавляют. А он против. Что вы на меня так смотрите — я правду вам говорю, он мне перед вашим приездом сам позвонил!
Колосов плавно съехал на обочину, остановился. «Ауди» позади тоже остановилась, явно в недоумении.
— Ладно, Лиля, — Колосов заворочался на сиденье. — Спасибо тебе. Тебя назад доставить или вон туда пересядешь?
— Я пересяду, — Лиля заторопилась вырваться от них, открыла дверь машины. — Я сама. Вы только помните, что я вам про него сказала. Я ведь вам тоже поверила.
— Ждет тебя Долгушин, — Колосов кивнул на «Ауди».
— Это не Долгушин. Это Аристарх, — Лиля вздохнула. — Сорок раз я ему говорила. Он не слушает. Он ведь просто ненормальный мужик.
Когда уже, без эскорта, въехала в Москву и помчались по Ленинскому в направлении центра, Колосов вдруг сказал:
— Веришь, я много убийц повидал.
— Конечно, верю, — Катя размышляла, как ей поступить дальше. Все ее мысли в конечном итоге сводились к одной: как там дома Вадим? Не хуже ему? После шести Серега Мещерский обещал снова быть — это уже отрадно.
— Так вот, девяносто два процента были подонки. Но знаешь, Катя, — Колосов остановился на светофоре, — восемь процентов, как ни странно, были люди хорошие. Не просто благонамеренные, с точки зрения обывателя, а хорошие, понимаешь? Несчастные.
— Маньяков ты тоже немало повидал, — заметила Катя. — У них какое процентное соотношение?
Он не ответил.
Тот, кто нужен нам, — маньяк, — Катя покачала головой. — Возможно, он болен, одержим. Возможно, он тоже… Я понимаю, Никита, тебе больно думать, что два этих так любимых тобой еще в школе рокера причастны к…
— Больно? Да нет, не об этом речь. Просто… Знаешь, я как увидел тогда с берега этот теплоход, я понял, Катя… Я понял — он там, на борту. Он никуда не собирается бежать. Он ждет. Он готовится. Готовится к новой охоте. Он не боится или, может быть, просто не думает, что его могут вычислить. Ведь он принимал меры, чтобы обезопасить себя там, в Петергофе, и тут, у нас, с Блохиной. В двух случаях из четырех он пытался спрятать тела. Это ведь чистая случайность, что труп Блохиной был найден. И там, в Петергофе, утопленник просто мог утонуть, и все. Он, я думаю, убежден, что тела двух его жертв канули, поэтому и чувствует себя так уверенно. Он бы и труп Бокова куда-нибудь заховал, если бы у него было больше времени на той дороге, если бы это не день был, а ночь. И еще я тебе скажу, хоть сейчас я и забрал полный список команды, хоть и буду проверять всех, от моториста до повара, через миграционную службу, все это мартышкин труд. Он не оттуда, не из трюма. Он из кают-компании. Бокову нашему звонили не откуда-нибудь, а якобы из самой крутой столичной продюсерской фирмы. И это была ловушка. Знать о таких вещах, как продюсерская фирма «Медиа», мог лишь тот, кто хорошо знаком с этой кухней. Который либо сам в ней когда-то варился, либо у которого все контакты подобного рода постоянно на слуху, на глазах. А на нашем «Крейсере» таких господ только четверо. Девиц я сразу исключаю — ни та ни другая достаточной силой не обладают, чтобы так орудовать ножом. И один из этих четверых — Жданович, которого я еще каких-нибудь пять-семь лет назад слушал как… Ну, в общем, по большому кайфу мне было то, о чем он пел и как.
— А Мещерскому и моему мужу нравился «Крейсер Белугин». Группа в золотом составе, — заметила Катя. — Они распались. И если я что-то понимаю — как бы Долгушин сейчас себя высоко ни ставил, какие бы теплоходы себе ни покупал, без тех ребят он ничто. Он тебя спросил: ты, мол, понял, с чего они разбежались? Ты правда понял?
— Ни черта я пока не понял на этой посудине.
— Павлин у них правда замечательный, — вздохнула Катя. — Прямо знаковый символ какой-то. Сплошной Обри Бердслей… И капитан там с сигарой. И девочка занятная, Маруся… Знаешь что, Никита…
— Что?
— Я к Ждановичу с тобой сейчас не поеду. Я сойду вот здесь на остановке. Я там буду совершенно лишней в гостинице. Тебе лучше с ним одному встретиться. С твоими из отдела, но без меня. Без женского присутствия. Возможно, если сейчас между вами произойдет чисто мужской разговор — это даже лучше.
— Для дела лучше?
— И для дела тоже. Вот тут останови, пожалуйста. Я тебе завтра позвоню.
— Завтра суббота.
— Ну, тогда зайду в понедельник за новостями. Катя стояла на набережной Москвы-реки, смотрела туда, где всего в квартале за мостом высилось здание гостиницы «Россия», обреченной на слом. Туда уехал начальник отдела убийств. Возможно, там, в номере, его ждал тот, кого они пока так тщетно искали. Подошел троллейбус. На набережной зажглись фонари.
Спустя двадцать минут Колосов уже шел по гостиничному коридору, застеленному ковролином. Гостиница не произвела на него впечатления. Триста сорок второй номер, в который, постучав, он вошел, тоже. Обыкновенный номер. Без изысков. Правда, вид из окна — на купола Василия Блаженного, а это уже дорогого стоит. На подоконнике сидел белобрысый мальчик лет двенадцати в кроссовках, с ноутбуком на коленках. В углу работал телевизор. На бюро стояла наполовину пустая бутылка коньяка.
— Здравствуй, я к твоему отцу, он где? — обратился Колосов к мальчику.
Тут за дверью ванной зашумела вода в унитазе. И вышел Жданович. Свет тусклого плафона гостиничной прихожей отражался в его очках. На Колосова дохнуло выдержанным армянским. Алексей Макарович Жданович был нетрезв.
— Майор Колосов, уголовный розыск области, занимаюсь расследованием обстоятельств убийства Бокова Кирилла, личности вам известной, — начало было похоже на рапорт, — должен взять у вас объяснение в связи с инцидентом, произошедшим накануне во время концерта.
— Валяйте, берите, — Жданович был чем-то сильно подавлен и на появление в номере сотрудника уголовного розыска реагировал как-то вяло, без интереса.
— Сын ваш пусть пока погуляет в холле.
— Не пойду я в холл. С какой стати? — мальчишка замотал головой. — Пап, ну скоро это кончится, эта тягомотина? Когда мы домой поедем? Сколько я тут еще буду торчать? Мать звонила. Че ты в самом деле прикалываешься-то? — голос у него был недовольный, а манера разговора с отцом какая-то снисходительно-капризная. Взрослая.
— Леша, помолчи, а? Видишь, ко мне человек пришел. По делу, — тихо ответил Жданович.
— Да тут все время какие-то тусуются! У меня уж голова пухнет. Когда ты меня домой обратно отвезешь? Вообще, зачем ты меня забрал?
— Сейчас отвезу, не канючь. Я же сказал тебе. Вот закончат меня допрашивать, сразу и поедем.
Колосов молча наблюдал эту сцену: и тут отцы идети. Правда, другая возрастная категория. Но и тут нелады, как и в семействе Сухих.
— Так когда вы видели гражданина Бокова в последний раз? — спросил он Ждановича.
Было как-то чудно видеть его — такого вот расслабленного, в домашних тапочках на босу ногу, пьяненького, пререкающегося с сыном. Всплыл в памяти совершенно иной Жданович, раскатисто хрипевший в микрофон со сцены в Лужниках: эй, р-р-рок-н-р-р-ролльное племя, есть еще пор-р-рох в пор-р-роховницах?!
— Тогда и видел, в перерыве концерта.
— Мы опросили многих свидетелей. Установлено: между вами, вашим охранником и охраной Бокова произошла драка за кулисами.
— Между прочим, охранник мой в результате в больницу загремел. В Склифе до сих пор лечится, — хмыкнул Жданович.
— Из-за чего возник конфликт?
— У нас с Боковым были разные взгляды.., ну, скажем, на жизнь, на окружающий мир. Теперь он покойник. И все уже неважно.
— Для нас важно, — Колосов оглядел комнату. — Давно номер снимаете?
— С неделю.
— А я вот только что с вашего «Крейсера Белугина». Общался там с вашими друзьями. С Долгушиным Виктором Павловичем. А где белая «Тойота», на которой вы ездите?
— Здесь, на гостиничной стоянке.
— Я так понял со слов свидетелей — вас с вашим охранником силой удалили тогда с концерта Бокова и из служебных помещений. Что вы делали дальше?
— Отвез парня в Склиф, я ж говорю. Он пострадал.
— Отвезли, а потом?
— Хотите выяснять, что я делал в день убийства Бокова? — Жданович щурился сквозь очки.
— Обязан выяснить.
— Надо алиби иметь, да?
— У вас есть алиби?
