Татьяна Степанова - Флердоранж — аромат траура
— В какую? — спросил Никита.
— На этот раз в мою, — Обухов снова хмыкнул. — Не все же мне, как макаке, каштаны из огня для твоего убойного отдела таскать.
— Это что — касается того свидетеля по Бодуну, на которого ты мне намекал?
— Касается, касается. Подъезжай к десяти. Адрес тебе знаком.
— Может, завтра, а? — неуверенно предложил Никита. — Я три часа ехал, две ночи не спал.
— Чего? — Обухов надменно повысил голос. — Я что-то не пойму — кому все это больше надо? Мне или тебе?
— Ладно, черт с тобой, — сдался Колосов. — Только не люблю я, когда ты, Генка, темнишь.
— А я не люблю, когда некоторые, не будем указывать пальцем кто… Давай приезжай, я два раза — сам знаешь — не приглашаю.
Оранжевые искры сверкающим неоновым потоком низвергались с фасада «Пингвина» и расцвечивали ночную Москву-реку тысячью огнями. На огромном рекламном панно, точно оранжевые взрывы, вспыхивали слоганы: 24 часа удовольствий! Каждый вечер только у нас самые знойные красотки столицы! Уникальное эротическое шоу-провокация! Казино, ресторан, бар под открытым небом — все это для вас!
Черный пингвин на оранжевом поле взмахнул куцыми крыльями, сметая слоганы, и превратился в лайнер, взмывающий вверх, к самому краю панно.
— Тебе, конечно, виднее, Гена, — заметил Колосов (они с Обуховым стояли на набережной у развлекательного центра), — но ты глянь, в каком я позорном виде:— в пыли, грязный, как чушка. А ты тащишь меня сюда. А тут наверняка этот, как его… фейс-контроль. Меня сюда не пустят.
Обухов, одетый в отличный светло-бежевый летний костюм, критически оглядел коллегу.
— Раз ты со мной, пустят, — сказал он. — И потом, им тут сейчас не до внешнего вида клиентов. — В его голосе змеилось тайное злорадство.
Как уже позже узнал Никита, в этот самый субботний вечер в недрах сияющего огнями «Пингвина» полным ходом шла профилактическая операция по выявлению нелицензионной продажи алкогольных напитков и контрафактных табачных изделий, организованная совместными усилиями окружного УВД и налоговой инспекции. Кто был инициатором этой экзекуции несчастного «Пингвина», для Никиты осталось тайной. По крайней мере, Обухов вел себя так заносчиво, словно серым кардиналом был именно он. Возможно, все так и было, а может; он просто умел выбрать подходящий момент и начать собственную игру на общем поле. Операция проводилась тихо и цивильно: в «Пингвин» не вламывались маски-шоу, но обстановка внутри комплекса все равно была нервной. Никита заметил это сразу — со стоянки то и дело спешно отъезжали машины, а новых машин (несмотря на вечер выходного дня) не прибавлялось.
На входе статный молодой охранник-швейцар, затянутый в оранжевую форму, не выразил ни малейшего желания соблюсти процедуру фейс-контроля или тем более заикнуться об оплате входных билетов, едва лишь узрел их удостоверения. На его талии трещала рация, донося обрывки нервных переговоров охраны.
— Вы к администрации? Это на второй этаж, направо, — сказал он Обухову.
— Нет, сначала мы пройдем в зал. Шоу уже началось? — Обухов энергично двинулся вперед, ведя Колосова за собой.
Внутри «Пингвин» был почти таким же, каким и снаружи. Оранжевое и золотое соседствовало с черным и коричневым: стены, потолки, столики, лампы, перегородки, винтовые лестницы, взмывающие вверх. И везде огни, огни.
Залы для боулинга, ресторан и казино Обухова не интересовали. Посетителей везде было мало. Только спортивный бар был на удивление переполнен. Но вместо радостного оживления у стойки царила все та же нервная и унылая атмосфера. Какие-то хмурые молодые люди приглушенными голосами спорили с красавцем-барменом. На стойке лежали кипы накладных, сертификатов и кассовых чеков.
В залах ночного клуба было еще относительно спокойно, но клиентура покидала и этот уголок. Колосов и Обухов столкнулись в дверях с двумя парами — смешанной и сугубо мужской, спешно стремившимися к выходу. Столиков пять было еще занято, но на одном уже рассчитывались с официанткой. А с другого требовали счет. Но, несмотря на все это, шоу продолжалось.
Звучала зажигательная бразильская мамба, и в ее ритмах на подиуме танцевало пять соблазнительных созданий, похожих на стаю разноцветных и ярких попугаев ара.
Для стрип-шоу, на взгляд Никиты, на них что-то уж слишком было много всего надето — .крикливые оранжево-сине-зелено-красные умопомрачительные боа-мантии из искусственных перьев, пышные рукава, гигантские сверкающие султаны на головах. В буйстве красок, перьев, шелка и мишуры совсем не видно было тела: мелькали только загорелые длинные ноги, обутые в босоножки на шпильке. Эти ноги, однако, тоже были какие-то уж слишком жилистые, худые… Да и фигуры танцовщиц, хоть и стройные, но какие-то угловатые, плоские. Сильно загримированные лица были чем-то неуловимо похожи…
— Их здесь зовут «Сестрички — пять звезд», — шепнул Обухов, вполне раскованно плюхаясь за свободный столик в углу. — Считается, что все они якобы трансвеститы. Присаживайся, не стесняйся. Это ложные трансвеститы… На-ка меню. Ознакомься для общего развития.
Никита взял крейзи-меню. Двое из пяти очаровательниц на подиуме, кружась в ритмах горячей мамбы, откровенно смотрели на их столик. Оно и понятно — зал пустел на глазах. У сестрички в оранжевом были глаза трепетной лани. Но, увы, портил впечатление явно искусственный иссиня-черный парик, который в танце то и дело съезжал на левое ухо. У сестрички в красно-зеленом взгляд был дерзкий, призывный, много чего обещающий, неискушенному новичку. Никите даже почудилось, что ложный трансвестит — или кто он там был в натуре — заговорщически подмигивает им.
Мамба грохотала и низвергалась, словно водопад Игуасу. И постепенно сестрички разогрелись и начали сбрасывать с себя избытки одежды. В свете оранжевых софитов замелькали худенькие жилистые плечики, бюсты с явно сомнительной начинкой, завертелись костистые попки, едва прикрытые для пущего соблазна.
Никита уткнулся в меню. Там красной строкой значилась цена входных билетов на шоу до полуночи и после, а затем шел перечень особых услуг, как то: исполнить танец на .сцене самому — 50 баксов, танец с обнаженной танцовщицей — 100 баксов, придерживая ее за грудь — дороже, измазать танцовщицу кремом — еще дороже и облизать — дороже, но не намного! …
В принципе цены в клубе соответствовали уровню и одновременно были доступны для среднестатистического завсегдатая.
— В «Бо-33» была та же программа? — спросил Никита Обухова.
— Нет, много чего поменяли. Арт-директор тут новый, хореографы другие. Но некоторые гвоздевые номера сохранились. Например, этот вот, — Обухов кивнул на сцену. — Они тут уже четвертый год выступают. Работу им дал еще Бодун. Но, как я выяснил, сначала приходилось им, бедняжкам, тут несладко. Дело прямо до драки доходило.
— С клиентами, что ли?
— С какими клиентами! Стриптизерши протестовали, скандалили. Бабы, натуралки! Конкуренции не хотели. Одной, то есть одному — кажется, вон тому рыженькому, — чуть лицо кислотой не сожгли.
— К чему ты Мне все это рассказываешь? — спросил Никита.
— К тому, чтобы ты понял, что «Бо-33» ничем особым от других подобных клубов не отличался. Такое сейчас сплошь и рядом.
— Этот твой свидетель — кто-то яз них?
— Этого еще нам только не хватало! В этом случае я бы сразу руки умыл… Нет, ее номер сразу за ними. Сначала посмотрим, потом побеседуем в интимной обстановке, — Обухов ткнул пальцем в меню, где стояло: Посидеть напротив обнаженной танцовщицы — 10 у.е.. — Ее по паспорту зовут Жанна Зарубко. А здесь все называют ее просто Жанин.
Свет в зале на секунду погас и вспыхнул снова. Сестрички пропали, как сквозь подиум провалились. Сверху медленно спустился золотистый шест, вокруг которого Гибко, по-змеиному, обвилась смуглая танцовщица в кожаном облегающем боди и перчатках в стиле садо-мазо.
Мамба сменилась блюзом. И стриптиз с ходу начал набирать обороты. Смуглое тело оплетало шест, как лоза. Молния на боди Словно сама собой ползла вниз, .и вот кожаный лиф упал на пол, словно сморщенная куколка.
Лицо танцовщицы было мрачно. Видно было, что она изо всех сил старается играть роль роковой погубительницы мужских сердец. Но роковая маска весьма забавно сочеталась с мягкими от природы чертами курносенького пухлого провинциального личика Жанны Зарубко. Под конец танца на ней остался лишь узкий кожаный пояс — весь в шипах и заклепках, туфельки и перчатки. Изогнувшись, она сладострастно сползла по шесту на пол, выставляя на обозрение зала острые, похожие на маленькие снаряды груди. На левой груди синела полоска татуировки. Свет снова погас, блюз смолк.
— Насладился зрелищем? — спросил Обухов.
— Вкусил, — в тон ему ответил Никита. — И что дальше? Вызовем ее сюда как есть?
Геннадий Обухов поднялся из-за столика и отошел в глубь зала к барной стойке. Спросил что-то у бармена, тот подозвал менеджера. Обухов начал ему что-то втолковывать. Менеджер сначала сурово и непреклонно замотал головой — нет. Затем после звонка Обухова кому-то по сотовому и переговоров по рации хмуро, нехотя кивнул.
