Виктор Мережко - Крот. Сага о криминале
– Постараюсь.
Кузьма в сопровождении Санька, Вована, Аркадия и Старкова расхаживал по фойе разрушенного офиса, под ногами трещали осколки стекол и сбитая штукатурка. Следом за ним вышагивал майор милиции и еще несколько человек из органов. Одни что-то записывали, другие замеряли.
На улице сверкали проблесковые маячки нескольких ментовских машин.
– Будем расследовать, Сергей Андреевич, – сказал майор. – Уже по всему городу объявлен план-перехват. Думаю, какую-нибудь рыбешку поймаем.
– Рыбешку, может, и поймаете, если она только успеет доплыть до берега. А вот акула останется.
– Посмотрим, Сергей Андреевич. Может, и акулу загарпуним. Будем стараться.
– Спасибо.
Сергей кивнул своим ребятам, отошел с ними в сторонку. Первым делом обратился к Старкову:
– У тебя в ментуре остались зацепки?
Тот кивнул.
– Прокачай те варианты, которые менты могут припрятать. Не уверен, что это дело Ули. Слишком прямолинейный ход для него.
– Утром я возьму серьезную братву и съезжу к нему на стрелку, – решительно сообщил Вован.
– Можно съездить, – согласился Кузьма. – Но сразу не гони волну под девять баллов. Прощупай, почувствуй, понаблюдай. Интересно, затронет ли он сам тему сегодняшнего налета. – Сергей жестко посмотрел на Санька. – Александр, еще одна такая история, и я тебя выгоню с работы! Как последнюю тварь!
– Я-то тут при чем? – испуганно пожал тот плечами.
– При том, что охраны никакой! Где наружка? Где дежурный транспорт? Прикатили бандюки на двух «козлах», раздербанили все и уехали. Теперь что, на ментов надеяться? Слышал, «план-перехват»?! Сколько таких планов они наворотили за последнее время, и хотя бы кого-нибудь задержали! Последнее предупреждение, Александр!
В темноте человек подошел к самому краю крыши дома, где жил Кузьма, тихонько бросил вниз конец капронового каната. Другой конец надежно закрепил за вентиляционную трубу, приладил канат за металлические защелки на поясе и стал спускаться.
Добрался таким образом до нужного этажа, повисел неподвижно, присматриваясь к темным окнам квартиры, бесшумно забрался на балкон.
Снял с себя теплую куртку, приложил ее к стеклу балконной двери, сильно, двумя ладонями нажал на нее. Раздался хруст раздавленного стекла, затем его звон.
Человек прислушался, в квартире было тихо, спокойно.
Он миновал кухню, включил маленький фонарик и двинулся на поиск.
Маша проснулась с испугом. Ее насторожил какой-то шум, чьи-то шаги. Она включила ночник, спустила ноги с постели.
На всякий случай приглушенным голосом спросила:
– Кто здесь?
В квартире было тихо.
Маша подошла к выходу из спальни, снова прислушалась.
– Кто?
И в этот момент на нее навалился человек. Ухватил за горло и принялся душить.
Она пыталась сопротивляться, вырывалась, а он все не отпускал и старался довести свою работу до конца.
Наконец она потеряла сознание и рухнула на пол.
Человек поднял ее, донес до постели, осторожно и даже аккуратно уложил на подушку.
Маша еще дышала.
Человек достал пистолет с длинным глушителем, приставил его к виску девушки.
Раздался хлопок, от которого голова Маши сильно дернулась в сторону. Киллер постоял какое-то время над убитой, подумал, снова приставил пистолет к Маше – в этот раз к груди – и произвел второй выстрел.
Достал из кармана согнутый пополам листок бумаги, разровнял его, положил рядом с убитой и покинул спальню.
На листке было написано: НЕ ГОНИ ЛОШАДЕЙ. ОНИ НА ПЕРЕПРАВЕ ГИБНУТ.
Хоронили Машу на престижном московском кладбище в Троекурово. Людей было довольно много. Присутствовали летчики, стюардессы.
Возле гроба непрерывно, навзрыд плакала моложавая женщина лет сорока – мать Маши. Рядом с ней с трудом сдерживал слезы мужчина ее возраста – отец.
Гроб опустили в яму, самые близкие люди побросали комья земли на гулкую крышку, и мать Маши едва не соскользнула вниз.
Могильщики, ловко работая лопатами, быстро забросали яму, образовав небольшой аккуратный холмик, который тут же утонул под обилием венков и цветов.
Потом толпа тяжело и грустно двинулась к выходу с кладбища, и к Сергею подошла мать Маши.
– Вы… – произнесла она, с трудом сдерживая слезы. – Вы во всем виноваты. Мы с отцом изначально были против ваших… ваших отношений с Машенькой. Не убедили, не сберегли. А ведь она могла еще любить, рожать детей, просто жить. Не получилось… И, думаю, вы не простите себе гибели этой молодой девушки. Ее жизнь на вашей совести.
Подошла к мужу, взяла его под руку, и совсем старческой походкой супруги направились к кладбищенским воротам.
Николай и Сергей сидели друг против друга, долгое время молчали, думая каждый о своем, а возможно, и о совместном.
– Вы очень изменились, – произнес наконец Николай. – Неузнаваемо изменились.
Кузьма насмешливо посмотрел на него.
– Это хорошо или плохо?
– Смотря с какой стороны посмотреть. Для дела – хорошо. Лично для вас – плохо.
– И как же быть, если лично мне плохо?
– Думаю, жить… Жить!
– Звучит бодро, хоть и бессмысленно.
– Почему?
Сергей усмехнулся своим мыслям, слегка помассировал лоб двумя пальцами.
– Как там моя жена?
– Вполне.
– Замуж еще не вышла?
– Насколько мне известно, и не собирается.
– Дочь?
– Растет.
– Видите, как все славно у меня? Жена вроде бы ждет, дочь тем временем подрастает. Я здесь, они там. Я кое-что о них знаю, они обо мне ничего! Интересная семья, не правда ли?
– По-моему, вы сами выбрали такую судьбу, – осторожно заметил Николай.
Кузьма встал, гневно посмотрел на него.
– А я не выбирал! Меня вынудили! Заставили! Убедили! Но я уже не хочу такой жизни. Я устал от нее! Кто я? Что я? Где я? Боец невидимого фронта? Штирлиц? А где он, этот фронт? Его нет! Все стерто, размыто. Бандиты как с одной стороны, так и с другой! Во имя кого и чего я уродую свою жизнь? Какое светлое будущее готовлю? Кому? И вообще, как мне теперь жить, если по моей воле гибнут люди? Я не имею права любить, не имею права дружить, не имею права доверять. Монстр! Чудовище! Вы хотя бы понимаете, куда я могу прийти и в кого превратиться? Я одинок. Бесконечно одинок. Я не могу пожаловаться, не могу посоветоваться, не могу, в конце концов, просто расслабиться. Пружина! Каждый день, каждый час, каждую секунду! И эта пружина когда-нибудь может сорваться! А последствия? О последствиях я бы не хотел не только говорить, но даже думать.
Он подошел к окну и какое-то время молча смотрел на снующую под окнами людскую массу.
В комнате повисла тяжелая тишина.
– К сожалению, – произнес Николай, – у нас нет конкретных разработок, кто расстрелял ваш офис и убил девушку. Варианты есть, но ни на одном из них мы не можем остановиться. У вас слишком много врагов.
Сергей молчал.
– Будьте крайне осторожны с Грязновым. Не исключено, что проведенные акции выполнили именно его люди. Думаю, спустя некоторое время мы получим от наших агентов более точные данные по этому вопросу.
Сергей по-прежнему не отвечал.
– Есть также опасения, что Юрий Иванович из Администрации Президента часть доходов от вашего бизнеса станет перебрасывать на зарубежные счета. Определенную часть все-таки будет оставлять здесь, но большую – именно туда. Есть такие опасения.
– Но ведь он человек государственный, – заметил Сергей. – И мы находим возможность переводить деньги именно в пользу государственных структур.
– Мы это знаем. И будем тщательно отслеживать ситуацию. Но вы ведь прекрасно понимаете, что ваш новый финансовый директор именно для того к вам и приставлен, чтобы эти финансовые потоки неким образом корректировать.
– Так на кого же мне работать?
– Пока работайте на себя. Как работали, так и работайте. Мы вам полностью доверяем. Чем больше структур вы подомнете под себя, тем спокойнее у вас будет жизнь.
– Спокойнее? – искренне удивился Кузьма.
– Представьте. В итоге вы можете оказаться лицом к лицу с государством, и закон легализует вас.
Сергей засмеялся.
– В каком смысле? Свинец в висок?
– Что-то вы сегодня в совсем дурном расположении. – Николай встал, подал ему руку. – Хотя я вас понимаю.
– Неужели?
– Честное слово. И, если откровенно, не завидую.
К удивлению Кузьмы, в приемной его поджидал не кто иной, как Гиря. Сергей с недоумением посмотрел на визитера.
– Ко мне?
Тот широко, как-то по-детски улыбнулся.
– А к кому же еще?
– Проходи.
Они вошли в кабинет. Сергей сел за стол, Гиря продолжал стоять.
– Садись.
– Постою… – Тот явно волновался. – Я, когда сижу, теряю мысль.
– Излагай, пока не потерял окончательно.
