Татьяна Гармаш-Роффе - Ведьма для инквизитора
– Догадался.
– А я, представь, не верила, когда слышала фразу, что даже самый умный преступник не может предусмотреть всех мелочей… Я думала, что сумею предусмотреть все. – Она нахмурилась и произнесла жестко: – Да, собственно, я все и предусмотрела, Алеша. Кроме одного: что я действительно могу влюбиться в тебя…
Майя замолкла, положила пистолет Алексею на грудь, запустила пальцы в волосы и закинула голову.
– Не знаю, как это получилось, – тихо продолжила она куда-то в потолок. – Я ведь играла, просто играла с тобой… И вот – доигралась… Что это за наваждение, за проклятье, за болезнь такая, что весь мир сузился для меня до куска мужской плоти?! – Она сжала бедра Алексея коленями, чтобы у него не осталось сомнений, о чьей плоти идет речь. – Откуда эта потребность быть с тобой каждую минуту, пить твое дыхание, ловить твой взгляд, тепло твоего прикосновения, твою редкую, с трудом отвоеванную у Касьяновой нежность? Что же в тебе такого особенного? У меня были роскошные мужики, не чета тебе, – но я не любила никого и знать не знала, что это такое! …Теперь знаю: любовь заставляет страдать. И все радости, которые она приносит, не стоят этой муки. Если бы ты действительно любил меня, Алеша, – все могло быть по-другому…. Мы бы уехали с тобой куда-нибудь, в Испанию или в Италию, к морю… Мы были бы счастливы…
Ее взгляд оторвался от потолка, и Кис увидел, что в глазах ее стоят слезы. Она помотала головой, стряхивая их.
Майя опустила руки и уперлась ими в грудь Алексея. Теперь ее волосы нависали над ним, а глаза с неожиданной суровостью всматривались в его лицо.
– Но ты обманул меня! Ты сказал, что любишь, – но ты солгал. Ты решил меня утешить! Меня? Утешить? Я не нуждаюсь, Алеша, в утешении! У меня не бывает проблем и печалей, не в чем меня утешать! А если они даже и возникают, то я ни в чьем сочувствии не нуждаюсь: я их решаю сама! Неужто ты и впрямь подумал, что я буду вымаливать твою любовь? Что я потерплю быть второй после проклятой Касьяновой?!
Она провела пистолетом по его животу, холодная сталь вызвала в нем содрогание. Майя рассмеялась.
– Это так эротично, не правда ли?
– Правда, – сказал он. – Очень эротично. Пистолет Венин?
– Ты неисправим! – захохотала Майя. – Тебе осталось жить считанные минуты, а ты все ведешь следствие! Вот уж верно, горбатого могила исправит… Откуда ты знаешь?
– Он был спрятан в погребе… Где-то за бутылками должен быть тайник.
– Как ты догадался?
– Ты перекладывала бутылки, чтобы освободить доступ к тайнику, я слышал. А необходимости их перекладывать не было никакой, ты сама сказала, что в винах толком не разбираешься. Значит, ты снимала бутылки не с целью найти какую-то особую марку вина, а потому, что они тебе мешали найти что-то другое… Что-то, что вдруг понадобилось тебе… Теперь я знаю, что именно: пистолет. Небось за кирпичом каким-нибудь?
– Верно. За кирпичом. И когда ты догадался?
– Только что, – солгал Кис.
– Или сразу?
– Как я мог сразу догадаться, что ты ищешь пистолет? Мне и в голову подобное не могло прийти!
– А когда ты сказал, что я буду твоим «нежным палачом»?
– Это была всего лишь метафора, – улыбнулся Кис.
– Тем хуже для тебя… Я ведь тебя предупреждала: не стоит доверять людям, останешься в дураках. Вот ты, умник, и остался. Я тебя провела! Ты бы ничего, ничего не заподозрил, не сделай я эту глупость: не напиши от руки тебе нежное послание! Это козел Кривошеев подвел меня! Ну кто же мог предвидеть, что кусочек адреса прилипнет к его жвачке!
Ага, убийца, значит, Кривошеев. Это уже кое-что.
– Если бы не этот недоносок, – продолжала Майя, – пошел бы ты как миленький убеждать своих добрых друзей из милиции в том, что я являюсь жертвой темных мафиозных сил… А всего-то, Алеша, всего-то такая малость понадобилась, чтобы перетащить тебя на свою сторону! Там слезу пустила, там попку тебе на обозрение выставила, там надерзила: женская дерзость – отличный стимул для мужской эрекции, между прочим, – там смиренницей прикинулась… Тоже неплохое средство, кстати. Боже, до чего вы все одинаково примитивны, все, все мужики! И ты тоже, даже если ты в сто раз лучше всего того дерьма, которое я знавала до сих пор… Как легко вами управлять, вам морочить голову! Как вы тупы, непроницательны, неповоротливы мыслью! Как легко вас взять умелой лестью, тонкой такой, грамотно перемешанной с легким хамством… У вас ведь самомнение непомерное, скажи вам самый лживый комплимент – вы его за правду примете, потому что в глубине ваших примитивных душ вы все глядите в Наполеоны…
Майя сползла с него, забрав пистолет, спустилась на пол, подобрала свои вещи, натянула трусики и накинула рубашку.
– Сними, – сказал Кис.
– Что?
– Сними рубашку. Дай полюбоваться на тебя. На прощание…
– Не поняла… Ты решил воспользоваться моим оружием, да? Ты решил утопить меня в сладкой луже польщенного самолюбия? Ты знаешь, Алеша, я о себе такого высокого мнения, что мне даже польстить невозможно!
Но она все же скинула рубашку с плеч. Алексей одобрительно кивнул.
– Детка, – заговорил он мягко, – ты тут такую пламенную речь толкнула, что мне почти стало стыдно за всю мужскую часть человечества. Но только в твоих словах неправда. Человечество делится не только и не столько на женщин и мужчин – оно делится на манипуляторов и манипулируемых. Все то, что ты тут так талантливо изложила, является превосходными инструментами для манипулирования как мужчинами, так и женщинами. И лесть, приправленная дерзостью, умело перемешанная с неожиданными приливами смирения, завоюет женщину с тем же успехом, что и мужчину. С некоторыми поправками, конечно, – вряд ли стоит мужчине выставлять ягодицы, чтобы соблазнить женщину… Хотя смотря какую.
– И где это ты в психологии поднаторел?
– Какая разница? Есть у меня одна приятельница, психологиня.
– Была. В твоем случае уже можно начинать пользоваться прошедшим временем, – зло прокомментировала она.
Алексей посмотрел на нее пристально. Майя злилась не на шутку. Она не любила чувствовать себя в проигрыше, а с ним она, как нарочно, проиграла по двум статьям: не сумела, в конечном итоге, влюбить в себя как мужчину и обвести вокруг пальца как детектива. А ведь поначалу игра ее была столь успешной…
– Ты заблуждаешься, Майя. Это только вначале тебе удалась твоя игра. Да, удалась, признаю! Я тысячу раз прокручивал в голове версию с тобой в главной роли, но каждый раз отметал ее… Мои эмоции мешали. Твоя искренность. Самое смешное, что ты действительно была искренна со мной, я это чувствовал – и гнал от себя все подозрения. Не хотел им верить… Однако версия складывалась в моем подсознании сама по себе, против моей воли. Я все время искал то лицо, которое могло бы стоять за всеми преступлениями, – и на эту роль идеально подходила только ты. Напрасно ты валишь все на… как ты его назвала? Кривошеев? Я и без твоего выдающегося «Л» был близок к разгадке… Ты сделала слишком много ошибок, Майя.
Кис знал, что ее самолюбие встанет на дыбы после этих слов, и нарочно ее провоцировал. Майя уже начала входить в то опасное состояние, в котором сделать выстрел очень легко. Но Алексей еще не выполнил свою программу до конца, и ему было необходимо направить разговор в нужное русло.
– Я тебя давно раскусил, – добавил он небрежно.
– Я тебе не верю!
– Как хочешь. – Он бы сопроводил свой ответ пожатием плеч, да трудновато было с прикованными руками.
– Ну, поделись своими умозаключениями! Давай, расскажи мне, каким это образом ты был «близок к разгадке»!
– Пожалуйста: самая твоя главная ошибка в том, что ты, в хлопотах запутать свои следы, не позаботилась о стройной версии для следствия. Да, ты разбросала ложные ходы, но не связала их воедино. Ни одна из версий не сходилась, не объясняла ВСЁ. А когда версия не выстраивается, то начинаешь предполагать, что кто-то нарочно запутал все следы. И тогда задаешь себе вопрос: кто? Я стал искать. И нашел. Единственная версия, которая объясняла ВСЁ, – это та, в которой ты автор…
Первый прокол: анонимные письма обоим, тебе и Марку. Их наверняка печатал Веня на своем компьютере – эра печатных машинок закончилась, и установить происхождение отпечатанных на принтере бумаг почти невозможно… В тот момент ты еще сама толком не продумала свой план и решила написать анонимки обоим: пусть следствие ломает голову, как они связаны между собой, эти угрозы… Следствие и ломало голову. Но ничего не состыковывалось. И пришлось следствию предположить, что это был просто не до конца продуманный момент спектакля. Однако как только идея спектакля была допущена, все остальное довольно легко выстроилось… Все странности и непонятности, которые до сих пор не находили объяснения, разом встали на свое место.
