Виктория Платова - Битвы божьих коровок
— Она какая-то особенная.
— Все мои девушки выше всяких похвал.
— Но ведь она стоит не в общем зале. Значит…
— Это ничего не значит, дорогая. Это означает только одно: последнюю по времени работу. Я бился над ней около трех месяцев. Закончил только два дня назад.
Около трех месяцев… На первой странице Кирюшино-го дневника проставлена дата: “17 июля”. Сейчас конец октября, следовательно, по времени все сходится. Или практически все. Возможно, обрезанная фотография Мицуко сделана именно в ресторане “ШтандартЪ”, где ее окучивал Быков. В роскошных имперских декорациях, как сказала бы Марина. И Мицуко согласилась ему позировать, этой пухлой гадине с проволочными губами.
Возможно, она даже осталась здесь на ночь, закутанная в драпировки…
А Кирюша страдал. Знал обо всем об этом — и страдал.
Настя с неприязнью посмотрела на жидкие усики соперника брата. А он еще пытался ее поцеловать! А она еще пыталась накачаться его вином! Ужасно!
— Два дня назад?
— Да… А теперь нахожусь в бесплодных поисках новой музы… Впрочем, мне кажется, что не таких уж бесплодных.
— Есть положительные сдвиги?
— Еще какие!
Настя и опомниться не успела, как оплывший донжуан уже положил голову ей на колени. Не очень-то грациозно у него получилось, но брюшко, растекшееся по бокам, все-таки исчезло.
— Вы полагаете, что это я? — спросила Настя.
— А вы разве возражаете?
— Нет, но…
Определенно, у нее что-то не в порядке с головой. Или это сухое “Вазисубани” (Кирюша всегда называл его “Вася с зубами”), наложенное на джин-тоник, играет с Настей злую шутку? Или это из-за кольца? Или из-за помады, которую она вытащила у Мицуко из косметички? Или из-за волос, которые она так безжалостно обкорнала ровно наполовину? Или из-за Кирюшиной одежды? Или из-за его тяжелых, как утюги, “гриндеров”? Вздор, ведь сейчас же она сидит босиком!
А вот теперь еще и почетное звание музы. Как говорила Марина — “загорелая, обветренная, с зубами как у ротвейлера”? Ничего не скажешь, у Быкова странные представления об эфемерных спутницах художников.
— Значит, не возражаете?
Сама Мицуко, должно быть, сильно бы веселилась, увидев, как преуспевающий дизайнер окучивает “тупую деревенскую бабу”. Или вцепилась бы ей в волосы. Мицуко не из тех женщин, которых устраивает приставка “бывшая”.
Пусть даже и “бывшая муза”.
— Как ее зовут? — спросила Настя, безуспешно пытаясь сдвинуть с колен тюленью голову Быкова.
— Кого?
— Эту девушку?
— Я знал ее как Мицуко. Справедливости ради, ей очень шло это имя.
— А она видела этот светильник?
— Увы…
— Разве вы не показываете девушкам конечный результат их работы?
— Показываю, конечно. Я даже позвонил ей позавчера. Чтобы она заглянула на огонек.
— . И что же? Она отказалась?
— Нет. Она уже не могла отказаться. Она уже ничего не могла. — В голосе Быкова послышались меланхолические нотки.
Неужели взбалмошная Мицуко послала его к черту?
— Почему не могла?
— С ней произошла неприятная история…
Странно, когда в прошлую субботу они так мило поговорили в туалете ресторана “Аризона-69”, Мицуко не производила впечатления человека, попавшего в неприятную историю. Напротив, все истории — неприятные и даже страшные — могли вызвать в ней только одно чувство. Чувство жгучего, немного детского любопытства.
— Моя жена как в воду глядела. Но все равно проиграла — как всегда… Она как-то застала Мицуко здесь.
— И что же произошло? — Настя даже затаила дыхание.
Две брюнетки: одна — капризна и хамовата, другая — импульсивна и хамовата ничуть не меньше. Одна в состоянии сказать любую непристойность. Другая — в состоянии любую непристойность совершить. Две пантеры, две тигрицы, два боксера в весе пера. Чем закончится встреча — неизвестно…
— Представьте себе, Настя… В самый разгар сеанса в мастерскую врывается эта тварь, эта провокаторша… моя женушка… И устраивает здесь выездное выступление Берлинского мюзик-холла. А моя обнаженная муза терпеливо выслушивает все гадости, после чего говорит, что в возрасте Марины нужно уже попивать валерьяночку в отдельной палате геронтологического центра.
Настя живо представила себе всю картинку: голая Мицуко, сидящая на подиуме в позе лотоса. И раздающиеся над ее головой проклятья Марины. Нет, Мицуко идеальная женщина. Только идеальная женщина никогда не чувствует неудобств от того, что обнажена. В любой ситуации.
— И что ваша жена?
— Сказала, что геронтологический центр — это вопрос времени. А время проходит очень быстро. И что койка в центре для Мицуко уже забронирована. Как, впрочем, и для всех остальных.
— Надеюсь, муза нашлась что ответить?
— Конечно. Иначе она не была бы музой. Подождите, я даже попытаюсь воспроизвести дословно… “Я не доставлю такой радости ни вам, ни времени… Я никогда не постарею”. И, представьте, у нее получилось.
— Получилось что?
— Не постареть, дорогая моя, не постареть! Смерть — вот лучшее лекарство от старости… — торжественно провозгласил Быков. — И главное — принимать его в точном соответствии с рецептами врача.
— Подождите, я не поняла…
— Она умерла, что ж тут непонятного? Позавчера я позвонил ей. Хотел пригласить на… так сказать, интимную презентацию нового шедевра. А мне сообщили, что в субботу девушка скончалась.
Быков даже хихикнул от полноты чувств, а у Насти потемнело в глазах.
— Как — скончалась?!
— Очень просто. Раз — и в дамках. Обвела мою гремучую змею вокруг пальца! Оставила ее с носом, да что там с носом — с ее любимыми угрями на носу! Моя-то будет дряхлеть и злиться на весь мир по этому поводу. А красотке — ничего уже не страшно.
— Вы хотите сказать, что девушка умерла?
Шэни дэда моутхан, в субботу, подкрашивая пухлые губки в туалете “Аризоны-69”, Мицуко вовсе не собиралась умирать, наоборот! Мицуко была полна капризов и пороков, которые единственно и придавали смысл ее жизни. Капризов и пороков, которых она, Настя, напрочь лишена.
— Но… Как же так… — пролепетала Настя. — Это невозможно…
— Еще как возможно, — с готовностью подтвердил Быков. — А вы-то что взволновались?
— Нет, ничего. А что с ней произошло?
— Меня никто не посвящал в подробности. Просто сказали, что Лены больше нет в живых. И что звонить по ее домашнему телефону бессмысленно…
Лена.
Оказывается, ее зовут Лена, самое обыкновенное имя. С таким именем не посидишь голой в позе лотоса. И не будешь поднимать на ноги всю милицию — только для того, чтобы вызволить из ванной своего любовника сумочку с помадой “Angel № 63”… Имя “Мицуко” — совсем другое дело. Имя “Мицуко”, взращенное на русской почве, — это индульгенция на любое безумие. А вот Кирюша, на некоторое время оказавшийся рядом с ней, этого не выдержал.
Ну, конечно же, как она могла забыть, зачем явилась сюда! Ведь ни на какой вечеринке никакого Эль-Хамади она не была и никакого предложения о работе не получала. И мясистого господина Быкова видит в первый раз! И вообще — она здесь только потому, что двинулась по Кирюшиной тропе. И ей даже удалось ухватиться за ниточку Быков — Мицуко — Кирилл, но…
На этом она и оборвалась…
И даже если Мицуко знала больше, чем сказала Насте, все равно к ответу ее теперь не призовешь. Она обвела вокруг пальца не только гремучую змею Марину, но и бесхитростную, как коза тоггенбургской породы, Настю.
Смерть — вот она, маленькая и невинная женская хитрость!..
Настя так была погружена в свои собственные невеселые мысли, что даже не заметила, что с Быковым творится что-то неладное. И только когда затылок дизайнера с силой ударил ее по коленям, только тогда Настя пришла в себя.
— Что с вами, Дмитрий? — Она нагнулась к лицу Быкова и едва не вскрикнула от страха.
Быкова трясло.
Тряслись слипшиеся кольца волос, тяжелые щеки, стрелки усов; трясся подбородок — вернее, желеобразное его отсутствие.
— Да что с вами?!
— М-м-м… а-а-а… о-о-о… боже… а-а-а…
Все так же продолжая держать голову дизайнера на коленях, Настя изогнулась и схватила крошечную подушечку, украшенную вышитыми белыми розами. А потом, подложив подушечку под голову Быкова, осторожно высвободила колени.
Припадок. У него припадок. А вдруг это эпилепсия? Когда-то она читала, что нужно делать при эпилепсии. Господи, что же нужно делать?!
Тело Быкова изогнулось дугой, как будто он хотел пробить головой пол. Что же делать?! Спокойно, Настя, сосредоточься. Ты не паниковала, даже когда Илико пробил ногу ржавым гвоздем. Заза тогда чуть с ума не сошел… Есть! Вспомнила. При эпилепсии нужно попытаться разжать больному зубы (иначе он может откусить язык). И сунуть туда… да, какой-нибудь предмет. Пластмассовую расческу, например, или нбсовой платок. О-о-о…
— Не волнуйтесь… Я сейчас… Сейчас что-нибудь придумаю!..
