Эд Макбейн - Крах игрушечного королевства
— Можете съездить в Вест-Пальм и поговорить с ними, — сказал Хэгстром и кивнул. — У меня все.
— Так что, с этим больше не будут разбираться?
— Не будут.
— А если этот человек действительно существует?
— То вы его и найдете, — сказал Хэгстром.
Вместо того, чтобы браться за поиски Тени, Гутри предпочел отправиться к Нику Олстону.
— Как там насчет того следа, который я просил проверить? — спросил Гутри.
— Я вчера позвонил Грейси, — сказал Олстон.
— Правда? Ну и как?
— Ты мне не сказал, что она сидела на игле.
— Я сам об этом не знал.
— Я спросил, не хочет ли она сходить в кино, или еще куда-нибудь, а она рассмеялась мне в лицо.
— Мне очень жаль.
— Я просто хотел встретиться с ней на трезвую голову, — убито сказал Олстон.
— Сочувствую.
— Угу. Ладно.
Некоторое время оба молчали.
Наконец Гутри спросил:
— Получается, ты не стал проверять этот след, о котором я спрашивал?
— У меня просто руки не дошли, — вяло ответил Олстон.
Уоррен стоял под запертой дверью и слушал, как Тутс совершает свой утренний туалет. И тут он услышал приближение другого судна. Уоррен с любопытством взглянул вверх. Звук мотора все приближался. Уоррен понял, что какая-то яхта становится борт о борт с его судном. С палубы донесся голос, произнесший с явным испанским акцентом:
— Эй, есть тут кто?
Уоррен поднялся по трапу и вышел на кокпит.
На палубе стоял бородатый мужчина, внешностью напоминающий бандита из какого-нибудь старого вестерна. Жидкая бороденка и широкая белозубая усмешка. Соломенная шляпа, сандалии из ремешков, потрепанная полотняная рубашка и такие же штаны — обычный наряд рыбака. Второй мужчина стоял рядом с поручнями фиговенькой рыбацкой лодчонки, подпрыгивающей у борта Щукиной красавицы. Он тоже улыбался. Этот, второй, был без бороды. Зато он был повыше и покрепче своего приятеля. На нем были джинсы и выгоревшая синяя футболка. Оба незнакомца улыбались. Это означало неприятности. Улыбающиеся незнакомцы всегда связаны с неприятностью.
— Чем могу помочь? — спросил Уоррен.
— Вы здесь одни?
По-прежнему улыбаются. А акцент — хоть мачете его руби.
Уоррен прикинул, как лучше разговаривать в этой ситуации, нарочито вежливо, или откровенно раздраженно? Когда невесть кто поднимается на ваше судно, даже не спросив разрешения, хозяин имеет полное право послать нахала в баню, разве не так? Si. Но с другой стороны, их тут двое.
— Хорошая у вас лодочка, — сказал второй незнакомец, вскарабкался на поручни своей лодки и наклонился к бородатому, который все еще стоял рядом с бортом. Уоррен заметил на поясе у мужчины рыбацкий нож.
— Вы одни? — снова повторил бородатый, все так же улыбаясь.
— Да, — сказал Уоррен, надеясь, что Тутс не придет в голову выглядывать на палубу. — Что вам нужно?
— Слышь, Луис, он хочет знать, че нам надо, — хриплым голосом сказал один из незнакомцев.
— Ну так давай ему скажем, Хуан, — отозвался тот, который перевешивался через перила.
— Нам нужна эта лодка, — сказал Хуан, продолжая улыбаться.
— Закон подлости, однако, — хмыкнул Уоррен.
— Чего-чего он сказал? — поинтересовался Луис.
— Я сказал, что я — частный детектив, и что у вас будут крупные неприят…
— Ну так арестуй нас, — улыбнулся Хуан и вытащил из-под полотняной рубахи девятимиллиметровый «глок». В то же мгновение Луис выдернул из ножен свой нож. Нож был довольно здоровый.
— Послушайте, парни… — начал Уоррен.
Хуан ударил его рукоятью пистолета.
Тутс понимала, что ей не стоит выходить из туалета.
Через дверь было слышно вполне достаточно, чтобы догадаться, что на борту находятся два латиноамериканца, и что они что-то сделали с Уорреном. Во время своей предыдущей сумасшедшей пляски с кокаином Тутс нахватала довольно много испанских слов. Для того, чтобы удачно продать себя и купить дозу, приходилось иметь дело с самыми разными людьми — белыми, черными, латиносами, мужчинами, женщинами, геями, лесбиянками — да какая разница? Она знала достаточно, чтобы осведомиться о цене кокаина или предложить себя. Да, Кокаиновая Тутси была порядочной стервой. Хотя сейчас у нее еще оставались кое-какие сбережения, так что пока ей унижаться не придется. Пока. Пока что.
Через полчаса двигатели снова заработали. Тутс поняла, что они куда-то движутся, но не знала, куда. В уборной был иллюминатор, но через него Тутс видела лишь серовато-зеленые волны, катящиеся в никуда, и вдали — размытую полосу горизонта.
Тутс не давала покоя мысль о том, что раньше или позже кому-то из чужаков захочется в туалет.
И он обнаружит, что дверь заперта изнутри.
Тутс прислушивалась и ждала.
Потом последовал СВМ — сокращенное название теста на слуховую восприимчивость мозга. Посредством этого теста проверялся восьмой черепной ушной нерв (или ЧН-8, как его назвал Спинальдо и прочая медицинская шатия-братия), а именно — с какой скоростью звуковые колебания доходят от ушных рецепторов к мозгу и обратно.
Они продолжали твердить, что все идет прекрасно.
Но…
У меня по прежнему были нелады с краткосрочной памятью. Я отправлял туда какие-нибудь сведения, требующие немедленного отклика, а через несколько часов или даже через несколько минут не мог вспомнить, что же это было.
Спинальдо продолжал уверять меня, что это пройдет…
Но…
Мне по-прежнему трудно было подбирать слова. Часто получалось так, что я точно знал нужное мне слово, но оно просто не шло мне на язык.
Спинальдо называл это афазией. Я это называл занозой в заднице.
Спинальдо говорил, что это пройдет. Я пытался сказать, что я на это надеюсь, но меня уже тошнило от слова «надеюсь». Спинальдо говорил мне, чтобы я не беспокоился.
Но…
Однажды эта свора медиков вручила мне часы и попросила перевести стрелки на семнадцать ноль-ноль. Когда я успешно справился с этой задачей, они спросили у меня, который сейчас час, а я ответил: «Самый подходящий». Ну да, я был несносен. Но я и вправду не знал, который сейчас час. Этот тест был направлен на проверку моторных, сенсорных, запоминающих и познавательных функций организма. То есть, они хотели определить, с какими проблемами я могу столкнуться в повседневной жизни. (ПЖ на их жаргоне). Под повседневной жизнью понималось умение самостоятельно одеться, помыться, побриться, поесть и подготовить краткое письменное изложение дела с привлечением документов, с которым сторона выступает в суде. Ха! Я завел себе перекидной календарь, в котором по часам было расписано, что я должен делать. Но я стал быстро уставать, и к тому же сделался раздражителен — «Совсем как всегда, только еще хуже», как сказала Патриция, — и меня просто бесили все эти тесты и их аббревиатуры, все эти ССЕП, МРИ, СПЕКТ, ВЕП, ЖОПА! У меня до сих пор болело в груди.
Видите ли, я был ранен. Получил две пули. С этого и начались все мои неприятности. А сейчас я приходил в себя после двух весьма серьезных ран, едва не доведших меня до вечного покоя. Когда я лежал на операционном столе, хирурги произвели торэктомию. В переводе с медицинского языка на человеческий это означает, что они вскрыли мне грудную клетку. Ничего себе шуточка, а? Когда они вскрывали мне грудь и забирались внутрь, чтобы произвести массаж сердца, я ничего не чувствовал, но теперь меня терзала мучительная боль. Персонал больницы пытался облегчить эту боль, вводя мне морфий, противовоспалительные препараты и тегретол. Ослабление боли позволило мне кашлять — Спинальдо сказал, что это один из важнейших защитных рефлексов. Ослабление боли давало возможность свободнее двигаться. Ослабление боли означало, что я могу самостоятельно завязать шнурки на ботинках.
Но я был адвокатом.
И я хотел вернуться к своей работе!
Я перехватил Бобби Диаса, когда он в десять минут первого выходил из конторы Толандов. Он сказал, что идет на обед. Я сказал, что я на минутку. Диас на это возразил, что я всегда говорю, что пришел на минутку, а разговор затягивается на полчаса.
— Это доказывает, что за приятным разговором время летит незаметно, — сказал я.
— Ну, что у вас на этот раз? — спросил Диас и нетерпеливо глянул на часы. Мы стояли у невысокого желтого кирпичного здания, на крыше которого восседали две куклы — эмблема фирмы. Сотрудники выходили из здания и направлялись к обнесенной сеткой автостоянке. Мы с Диасом стояли на самом солнцепеке. На мне был мой льняной костюм, белая рубашка и светло-желтый галстук. Бобби был одет в серые тропические брюки, светло-голубую рубашку спортивного покроя и белый льняной пиджак, рукава которого были закатаны по локоть. Он выглядел точно как коп из сериала «Трущобы Майами».
— Бобби, — сказал я, — я отправил ваши отпечатки пальцев в лаборато…
