Питер Темпл - Расколотый берег
— Это ты откуда взял?
— Из местной газеты. Вот…
Леон открыл газету на нужной странице. Там была маленькая, не слишком удачная фотография Хелен Каслман и заголовок:
АДВОКАТ ВЫСТУПАЕТ ЗА НОВУЮ ПАРТИЮ— Ты когда-нибудь замечал, что наша жизнь похожа на сказки, которые рассказывают дети? Начинают, говорят: «А потом…», «а потом…», «а потом…» — фантазии не хватает, и все, конец, — философски заметил Леон.
— У тебя что, дети есть? — удивился Кэшин.
— Двое, — ответил Леон.
Сравнение Кэшину показалось не слишком удачным.
— Может, о жизни не надо так думать. Да и вообще не стоит ломать над ней голову. Делай кофе, и все.
— Не могу не думать, знаешь ли, — ответил Леон. — В детстве я хотел стать врачом, делать добро, спасать жизнь. Хотел, чтобы у меня была цель, не то что у отца…
— А что у отца?
— Он был счетовод. Дурил клиентов — старушек там, пенсионеров. Как-то вечером он не пришел домой. Мне девять лет было, и, пока не исполнилось четырнадцать, он не появлялся. Ни слуху ни духу… Я все думал, может, хоть на день рождения поздравит… А потом пришел… Ладно, забудь, на меня зима плохо действует. Витамина D не хватает, пью много.
— А что, у зубных врачей не может быть цели?
Леон покачал головой:
— Слышал когда-нибудь, чтобы зубной врач сделал карьеру?
— У меня такое ощущение, — отозвался Кэшин, — что ты к себе чересчур строг.
* * *Телефон зазвонил, когда Кэшин стоял у открытого холодильника и думал, что бы такое приготовить на ужин.
— Ну что, есть подвижки в нашем деле? — поинтересовалась Хелен Каслман.
— Да, переговорил с девочкой, — ответил Кэшин.
— И что?
— Есть над чем подумать.
— Всего лишь?
— Это так, фигура речи.
Хелен помолчала, а потом продолжила:
— Уж и не знаю, как к этому относиться, детектив.
— Почему же?
— Не уверена, что ты хочешь получить нужный результат.
— Нужный результат — это что?
— Истина.
Кэшин посмотрел на собак — они блаженствовали перед огнем. Почувствовав взгляд хозяина, подняли головы, посмотрели на него, вздохнули и поворочались.
— Тебе бы в парламент, — сказал Кэшин. — Для повышения стандартов. И внешность, и интеллект не подкачали.
— У собаки Слепого Фредди[32] шансов и то больше, — возразила она. — Я хочу, чтобы у этого городка появился хоть какой-нибудь выбор, чтобы он наконец зашевелился. А что делаешь ты?
— Расследую дело.
— Именно ты или убойный отдел?
— Я не могу говорить за убойный отдел. Невеликое…
— Что «невеликое»?
— Забыл. Меня нельзя перебивать. Я ведь в отпуске, вне зоны доступа.
— И уж конечно, протоптал дорожку между своим долгом и незаконным забором на моем участке.
— Дорожке сто лет в обед. Можно сказать, исторический путь к исторической границе.
— Ну, тогда я по ней прогуляюсь, — заявила Хелен. — Хочу посмотреть тебе в глаза в тот момент, когда ты несешь свою ахинею.
— Это тоже фигура речи? — съязвил Кэшин.
— Нет. Я скоро буду, вернее, не скоро, а как доберусь. Заодно осмотрю границу своих владений.
— Что, прямо сейчас?
— Уже выхожу.
— Так уже темнеет!
— Еще не скоро. И я возьму фонарь.
— Здесь много змей.
— Я не боюсь змей, сосед.
— Крысы. Большие водяные крысы. И земляные.
— Подумаешь! Четвероногие крысы меня не пугают. Иду…
* * *В вечерних сумерках он издалека заметил красную куртку, яркую, как факел. Потом с той стороны дунул ветер, собаки почуяли ее запах и ринулись навстречу. Они могли бы напугать, но Хелен держала руки в карманах и, похоже, боялась собак не больше, чем змей или крыс.
Они подошли друг к другу, и Хелен сухо протянула ему руку. Она выглядела посвежевшей, румянец играл на ее щеках.
— Полагаю, ты можешь обвинить меня в нарушении границ частных владений, — сказала она.
— Успеется, — ответил Кэшин. — Пойду-ка я впереди. Здесь нор полно, не хочу, чтобы меня засудили за причинение вреда здоровью.
Он круто повернулся и зашагал впереди нее.
— Высокоправообеспеченная встреча, — ехидно заметила Хелен.
— Встреча? Нет, скорее допрос.
Они молча шли вверх по холму. У калитки Кэшин свистнул собак, и они подбежали с разных сторон.
— Хорошо выдрессированы, — заметила Хелен.
— Хорошо проголодались. Ужинать пора. — У задней двери он предупредил: — За то, что увидишь, не извиняюсь. Я живу в развалине.
Они вошли и через коридор попали в большую комнату.
— О боже! — только и сказала она. — Это что?
— Бальная зала. Я здесь даю балы, знаете ли.
Кэшин загнал собак в кухню, провел гостью в жилые комнаты, досадуя про себя на лоскутья обоев, трещины на штукатурке, кипы пожелтевших от времени газет.
— А здесь ты, видимо, отдыхаешь после бала, — заметила Хелен. — И понятно — тут уютнее, да и теплее.
— Наше убежище, — поддержал ее тон Кэшин. — Так сказать, салон.
Слово «салон» он вычитал в каком-то старом романе, но до знакомства с Рэем Сэррисом не знал его, это точно.
Хелен посмотрела на него, оценив шутку, и прикусила нижнюю губу.
— Мне очень неловко оттого, что я пришла сюда, — произнесла она. — Но я очень зла!
Кэшин скинул газеты со стула прямо на пол и сказал:
— Так садись, раз уж пришла!
Она села.
Он не знал, как быть дальше, и смущенно продолжил:
— Надо бы собак покормить. Чай, кофе? Чего покрепче?
— Это для собак? Выбираю я? Ну тогда чаю и печенья.
— Отлично. А тебе?
— Чего покрепче — это что? — поинтересовалась она, снимая куртку и оглядывая комнату, музыкальный центр, полки с дисками и книгами.
— Ну, пиво… Красное вино, ром. Кофе с ромом — отличная штука в холод, значит, сейчас можно хоть каждый день. Только маленькую чашку. Хотя большая тоже пойдет.
— Среднюю. Можно?
— Можно попробовать. Здесь тянет на крайности. Я его в кофеварке делаю, только подогреть надо.
Ее волосы блеснули на свету, и она ответила:
— Вот и отлично. Совсем не та бурда, которую я обычно пью.
Пока он кормил собак, кофе уже успел согреться. Кэшин щедро плеснул в кружки рома, налил до краев кофе, взял кружки в одну руку, а сахарницу в другую и появился в комнате.
Хелен разглядывала диски.
— Серьезная музыка, — заметила она.
— Ты имеешь в виду — для полицейского?
— Нет, для меня. Мой отец днем и ночью гонял оперные записи. Я их прямо терпеть не могла. Да, в общем-то, и слушать не умела. Плохой я слушатель, признаться.
Он протянул ей кружку.
— Чуть-чуть сахару положи, чтобы не горчило, — посоветовал он.
— Слушаюсь и повинуюсь!
Он положил ей ложку сахару, размешал, потом кинул себе.
— Ну, будем здоровы!
Она отхлебнула и радостно заметила:
— Надо же, вкусно!
Они сели.
— Грустно это все, — заметила она, глядя в огонь.
— Ясное дело.
— Мне как-то неловко обо всем этом думать. Знаешь, по-моему, тебе кажется, будто я пытаюсь тебя использовать.
Залаяли собаки.
— Ничего, если они тут посидят? — спросил Кэшин. — Беспокоить не будут.
— Ничего, пусть заходят.
Кэшин взял ее кружку, впустил собак внутрь. Они подошли к Хелен, но она совсем не испугалась. Он строго приказал им идти к камину, собаки послушались и легли у огня, положив головы на лапы.
— Это совсем не допрос, Джо, — мягко сказала она. — Я пришла поговорить о том, что происходит, просто поговорить по душам. Думаю, что правительство с удовольствием повесит убийство Бургойна на мальчишек, лишь бы это добавило политических очков.
— Да какая это политика. Убийство есть убийство.
— Что, совсем никакой?
— По крайней мере мне о политике никто не говорил.
— Тут работы на целую бригаду хватит. А занимались всем только ты и Дав, да и то — ты уходишь в отпуск, Дав уезжает обратно в Мельбурн. И ты еще хочешь меня убедить, что дело не пытаются закрыть?
Врать ей Кэшин не мог.
— По-моему, всё хотят спустить на тормозах, — сказал он. — Старик умер, мальчишки погибли, времени у нас вагон. Трудно вести расследование, когда все вокруг кипят от ненависти. Кто нам что скажет?
— Это ты про Даунт?
— Про Даунт.
Она отхлебнула кофе и спросила:
— Джо, как ты считаешь, возможно, что мальчишки не нападали на Бургойна?
Дров в камине хватало, но он все-таки подбросил еще, подошел к музыкальному центру и поставил Бьёрлинга. Баланс немного уплыл, он подкрутил его и ответил:
— Да. Возможно.
— Значит, если это были не мальчишки, тогда не надо беспокоиться о том, чтобы Даунт остыл. Можно не снимать с них обвинение и продолжить розыск убийцы, так?
— Хелен, меня откомандировали из отдела убийств в Порт-Монро. У них ничего не выходило, и они привлекли меня. Затем случилось то, что случилось.
