Александр Апраксин - Три плута
Но Мустафетов совершенно упустил из виду своих собственных слуг. Эти люди, с которыми он всегда обращался надменно, деспотически бессердечно, не могли питать к нему никакой привязанности. И лакей, и служанка, давно допрошенные следователем, были поставлены лицом к лицу с Герасимом Онуфриевичем и с Роговым. Признав того и другого, оба они показали, что однажды, прибирая в столовой после завтрака, слышали, как их барин, едва удалился старик Онуфриев, стал у себя в кабинете уговаривать Романа Егоровича составить вексель от имени графа Козел-Горского, как тот сперва отнекивался, а потом согласился, когда Назар Назарович сказал ему, что Лагорин занимается доносами в сыскную полицию.
Подметив в этих обоих слугах удивительно много тонкой наблюдательности, судебный следователь широко воспользовался их показаниями, и благодаря им личность Мустафетова обрисовалась вполне ясно и даже ярко. Зато расспросы относительно Ольги Николаевны Молотовой ни к чему не могли привести. Ее эти люди выгораживали во всем. Несомненным оставалось, что Мустафетов никогда не раскрывал Молотовой своей настоящей игры. Стало быть, во мнении судебного следователя и она была обманута, а потому пребывала на свободе.
Итак, Мустафетов допускал для себя до последних дней возможность спасения. Но это продолжалось лишь до того ужасного момента, когда следователь вновь вызвал его и прочитал ему вслух показания его лакея и служанки.
Тогда злобное отчаяние, все разраставшееся в Мустафетове с тех пор, как ему было объявлено об освобождении Лагорина, разразилось в чувстве страшной мести. Молнией пронеслась в его воспаленном мозгу отчаянная мысль: «А, если на то пошло, так уж лучше пускай Ольга погибнет со мною вместе, нежели достанется ему!» И он громко обратился к следователю:
— Я желаю дать вам новое показание. Я понимаю, что бороться дальше мне нет ни смысла, ни расчета. Я во всем сознаюсь.
— Давно пора.
— Позвольте-с! — продолжал Мустафетов, снова побледнев. — Я, кстати, приношу вам сознание в одной новой подробности, которую до сих пор скрывал от вас, но которую вы все равно, рано или поздно, узнали бы. В нашем деле участвовали не трое, а четверо.
— Это действительно новость. Кто же четвертый?
— Ольга Николаевна Молотова. Я хотел спасти ее, но считаю это несправедливым по отношению к другим участникам дела, которые неминуемо понесут наказание.
— Какие же вы мне предоставите доказательства ее виновности?
— О, их множество! Первое и самое главное состоит в том, что Ольга Николаевна Молотова при обыске в моей квартире скрыла тридцать тысяч рублей, но вы, конечно, найдете их у нее: они составляют ее долю в нашем деле.
Мустафетов знал, что теперь Молотова будет немедленно же арестована. Он согласился всецело выдать себя, чтобы только впутать ее и отнять ее у Лагорина.
Увы! Он не знал, что Анатолий Сергеевич уже выехал в деревню с родителями и что если бы случай привел его встретить внезапно на улице виновницу своего несчастия, то он перешел бы на другую сторону, чуждаясь ее как зачумленной. Следовательно, Мустафетов впутал Молотову в дело совершенно бессмысленно с точки зрения своих интересов.
У Ольги Молотовой был произведен строжайший обыск, приведший к тому, что у нее действительно нашли тридцать тысяч рублей, зашитых в подушке. Ее заключили под стражу и привлекли к суду в качестве обвиняемой за сокрытие следов преступления.
Затем делу дан был ускоренный ход. Газеты заранее оповестили о дне гласного разбирательства, и заинтересованная публика ожидала с нетерпением окончания этого сенсационного процесса. Разумеется, все отобранное у шайки преступников было возвращено потерпевшей купчихе Евфросинии Псоевне Киприяновой, а недостающая сумма была возмещена ей банком «Валюта».
По заслугам было воздано всем в этой уголовной истории, наделавшей много шума ввиду беспримерной наглости главных ее участников.
Суд постановил: Мустафетова, Рогова и Смирнина, по лишении всех прав состояния, сослать в отдаленнейшие места Восточной Сибири на поселение. Что касается Ольги Николаевны Молотовой, то, принимая во внимание ее раскаяние на суде, выразившееся в целых потоках слез, ее клятвенные уверения, что Мустафетов ничего решительно не говорил ей о своих делах и что, напротив, он выдавал себя за очень богатого человека, присяжные заседатели признали ее невиновной. Привлечением ее к уголовной ответственности и содержанием около двух месяцев в доме предварительного заключения ей было дано достаточное наказание за более нежели легкомысленное отношение к жизни и за постоянное требование одних наслаждений.
Но что же сталось еще с одною, пожалуй даже наиболее мрачной, личностью этого ужасного и тем не менее правдивого повествования? Где Онуфриев? Почему не фигурировал и он на суде, когда зло, совершенное им, так и взывало к отмщению.
Над ним само Провидение произнесло свой суд. Без души, сожалеющей о нем, без единого слова утешения, без близких друзей или родных он долго и мучительно умирал в тюремной больнице. Порою его охватывало страшное безумие: он всюду искал пропавшие у него деньги и, не находя их, воображал, что ему мешают в этом кандалы, хотя их на нем не было, но он слышал железный лязг их, и это приводило его в отчаяние; он рвался и метался до того, что его скручивали в смирительную рубаху. Потом он постепенно затихал, но его глаза продолжали выражать ужас, и ничем не мог он согреться от лихорадки, бившей его, точно окаченного холодною водою. Так он томился еще долго, пока смерть не призвала его к другому, более страшному, нежели земному, суду.
Что касается Анатолия Лагорина, то в сердце этого молодого человека вряд ли скоро заживет рана, нанесенная ему злыми людьми. Тяжело сознание того, сколько горя принесло добрым старикам родителям его легкомысленное увлечение недостойной женщиной! Дорогою ценою досталось ему исцеление от подобных соблазнов! Но зато он понял, что только чистые радости в жизни могут быть истинны, что только чистая любовь — благо и лишь в честном труде черпается настоящая духовная сила.
1915
Примечания
1
Извозчик. — Прим. авт.
2
Меньше полукопейки. — Прим. авт.
