Владимир Колычев - Прости, прощай
– Что случилось после того, как вы сбежали от вашего бывшего свекра?
– Случилось?.. Да, случилось... Устроилась продавщицей на рынке. Так не хотелось, но деваться некуда... Сначала на дядю из Азербайджана работала, затем свою точку открыла. Раскручиваться начала. А потом Егор появился... Предложил мне работу... Небольшая рекламная фирма... Сейчас уже большая. Входит в пятерку лучших. Моими стараниями...
– Кому принадлежит эта фирма?
– Принадлежала Егору. А потом я ее у него выкупила... Он торговался, но в обратную сторону. Я предлагала много, а он хотел мало...
– Такое может происходить между мужчиной и женщиной, которые любят друг друга, – заметил Ипполит.
– Любят – не любят, но нам было очень хорошо... И если бы не его жена...
– Его жена?
– Увы, он женат... Вильям развелся, а Егор – нет. Вильяма отец заставил жениться. Брак по расчету. Им бизнес нужно было свой спасать, пришлось Вильяму брать в жены дочь одного очень важного чиновника. Но Вильям – тряпка. Как дерьмо в проруби по жизни болтался. То к одному берегу прибьется, то к другому... А какие там берега? Компьютер, героин и бабы... Он же обратно ко мне просился... Но я-то знаю, что это его Филипп Михайлович заставлял. Он, а не Вильям искал примирения. А Вильяму все равно было. Компьютер ему надоел, так он по бабам шляться стал. И колоться...
– Наркотики?
– Ну да.
– Он же вроде бы завязал.
– Да сколько он раз завязывал-развязывал. Как в той песне, узелок завяжется, узелок развяжется. Так и у него, с песней по жизни. Отец наедет – завяжет, в клинику ляжет. Отец успокоится – снова развяжет... И так, пока в землю не лег...
– Раньше ему помогало ваше участие.
– Пока он меня любил, помогало. А когда разлюбил, до лампочки, только отца и боялся...
– А когда он вас разлюбил?
– Когда?.. А не знаю...
– Лиза говорила, что Вильям продолжал вас любить. Гулял с другими, а любил вас.
– Это не любовь. Это сопли великовозрастного дегенерата...
– Не любили вы Вильяма.
– А за что его было любить?..
Профессор Гарварт ненадолго задумался. Действительно, Вильяма Крупнышевского не за что было любить. Знакомство с Яной начал с изнасилования, затем вел себя с ней как типичный мамочки-папочкин сыночек. От бандитов даже не попытался защитить, хотя сам спровоцировал ситуацию... Позволил отцу влезть в постель к своей жене, развелся с ней после того, как она была осуждена. За такое презирают. Но ведь и не убивают... Хотя иногда убивают и за меньшее...
– Ведь он почему развелся? Жена бросила. Не захотела терпеть возле себя перезрелого недоросля. Да еще наркомана и бабника... Детей у них не было, обошлось без скандалов...
– Это правда, что Вильям не мог иметь детей?
– Правда... Спасибо его папочке, а то бы не было Арины...
– Вы живете с дочерью?
– Разумеется.
– Филипп Михайлович не вмешивается в вашу жизнь?
– Сейчас он может вмешиваться в жизнь своего сына. На небесах... Он умер, еще два года назад...
– Я этого не знал, – нахмурился Гарварт...
Римма Борисовна не говорила о смерти своего мужа. Равно и о том, какое наследство получил Вильям. Про наследство говорил лейтенант Чохов, но про то, которое оставил Арине сам Вильям Крупнышевский...
– И не знаете, как он умер, – усмехнулась Яна. – В постели с любовницей. Дамочка чересчур любвеобильной оказалась, а он не рассчитал своих возможностей. Сердце, говорят, на самом интересном месте остановилось...
– Все-таки были у него проблемы с сердцем.
– Были. Возраст все-таки. А он все молоко кобылиц искал. Как в «Коньке-Горбунке», в молоке хотел искупаться, чтобы молодым стать. Нырнул и сварился...
– У него был свой бизнес. Кому он отошел после его смерти?
– Римме Борисовне. Компанией топ-менеджеры управляют. Она меня иногда просит, чтобы я посмотрела, обманывают ее или нет...
– И вы откликаетесь на ее просьбу?
– Да. У нас, в общем-то, неплохие отношения... Она меня ненавидит...
– И это вы называете неплохими отношениями?
– Относительно. Она меня ненавидит, но внешне у нас все благопристойно. Она же хочет видеть Аринку. Аринка, в свою очередь, любит бабушку...
– А отца она любила?
– Кого вы имеете в виду – Вильяма или Филиппа Михайловича?
– Вильяма.
– Ну, она считала его лузером. То есть неудачником. Но по-своему любила. И очень плакала, когда узнала, что он умер...
– Погиб, – уточнил Ипполит.
– Она-то думает, что умер. Я не стала посвящать ее в подробности.
– Разумно с вашей стороны...
– А я в принципе женщина разумная. Хотя иногда бывают затмения.
– Например?
– Филипп Михайлович мне полмиллиона долларов завещал. Полмиллиона чистыми деньгами. Так я отказалась...
– И это вы называете затмением?
– Да. Если бы я взяла эти деньги, это бы значило, что я простила его.
– А вы не хотите его прощать?
– В том-то и дело, что я хотела его простить. И простила. Но показала, что не простила... Надо было взять эти деньги. Тем более что они бы мне очень пригодились. Но я отказалась, и они ушли.
– Куда?
– Могли достаться Аринке. Но Филипп Михайлович и без того завещал ей полтора миллиона.
– Хороший у нее дедушка.
– Если бы дедушка...
– И куда ушли деньги?
– На счет. Ко второй половине миллиона. Теперь моя первая дочь может унаследовать миллион...
– Может? Или унаследовала?
– Как она может его унаследовать, если никто не знает, где она, – тяжко вздохнула Яна.
По выражению ее лица Ипполит догадался, что наступил на самую больную ее мозоль. Но отступать не стал.
– То есть вы ее не искали?
– Искала. Еще как искала...
– И не нашли.
– В том-то и дело, что нашла...
– А говорите, что не знаете, где она.
– Не знаю... Если бы я сразу искать ее начала, как только узнала, что она жива. А я время затянула...
– Испугались давления со стороны полковника Копылова?
– Я и про него рассказывала?
– И про него. И про его жену. И про все...
– Ужас какой... Он уже генерал. Но я его сейчас не боюсь. А первое время да, боялась. Да и не до того было, чтобы Дашу искать...
– Дашу? Вашу первую дочь звали Даша?
– Да. Это имя ей в доме малютки дали, где она после спецклиники оказалась. И я теперь ее так называю... Так вот, после дома малютки был специнтернат. Там она до четырнадцати лет была. Я когда узнала, что она жива, ей всего тринадцать было. Еще могла бы ее застать... Никогда себе не прощу, что промедлила...
– Разве в интернатах детей держат до четырнадцати лет?
– Нет, но в четырнадцать некоторые из них сбегают на вольные хлеба. И Даша сбежала...
– Вы говорили, что интернат был с приставкой «спец»...
– Да, интернат для детей с умственными и физическими отклонениями...
– Как же тогда Даша могла сбежать?
– Очень просто, ногами... Если вы все знаете, то должны быть в курсе, что у нее сросшиеся пальцы на ногах...
– Да, имею представление.
– И на одной ноге два пальца сросшихся, и на другой. Но это совершенно не мешало ей ходить. В беге она всегда была первой... А по внешним данным – красавица. Я видела ее фотографию. Глаз не оторвать...
Яна закусила нижнюю губу и сжала кулаки. В глазах стояли слезы.
– Денег он ей оставил... Лучше бы он ее мне оставил... И Римма Борисовна такая же дрянь... Она кается. Но поздно уже... А Даша такая красавица... Да вы и сами можете посмотреть!
Яна вытащила из сумочки кошелек, вынула оттуда фотографию девочки лет двенадцати-тринадцати. Светлые вьющиеся волосы, огромные банты, прелестное личико. И большие синие глаза. Большие, красивые, но совсем не выразительные. Отсутствующий взгляд, отрешенное выражение лица, косо приоткрытый ротик...
Ипполит озадаченно почесал затылок.
– Это она задумалась, – уловив ход его мысли, пояснила Яна.
– И часто она так задумывается?
– Ну, есть отклонения в умственном развитии, не без этого. Но читать и писать она умеет... Вроде бы...
– Этого явно недостаточно для самостоятельной жизни.
– Почему для самостоятельной? Она не одна сбежала. С парнем из того же детдома. Ему тогда шестнадцать лет было...
– Такой же задумчивый?
– Ну, тоже были отклонения. Но в целом он вполне адекватный и самостоятельный. Мастер на все руки. И мебель в интернате чинил, и электрикой занимался... Он хотел в деревне жить, дом свой построить, хозяйство завести...
– Может, в деревню он и подался. Вместе с вашей Дашей.
– Да, мы думали. Все окрестные деревни объехали...
– Мы думали?
– Да, с Егором... Он мне помогал. Это же его дочь... Так он не очень хотел, но когда увидел ее фотографию...
– Когда вы начали ее искать?
– Три года назад. Тогда ей уже пятнадцать было. Как моей Аринке – сейчас.
– Сейчас восемнадцать должно быть.
– Почему должно быть. Даше сейчас восемнадцать. Не думайте, с ней ничего не могло случиться...