Татьяна Гармаш-Роффе - Шантаж от Версаче
Когда она поняла, что источник шепота и шороха уже приблизился к ней где-то на метр, она вскочила, ужаленная ужасом, и бросилась в непроглядную тьму перед собой. Споткнулась обо что-то, упала, хотела встать, но… Ее придавили к матам чьи-то руки. Она закричала, тонко и страшно, как кричат в кошмарных снах.
В ответ раздалось тихое ехидное хихиканье…
Ксюша брыкалась, пока руки сдирали с нее джинсы. На помощь им подоспела другая пара рук, и теперь над ней работали четыре руки – одна пара сдирала джинсы, другая куртку, затем кофточку… Каждый раз, когда она делала попытку вырваться из этих рук, ее немного отпускали, но едва она успевала сделать один-два шага, как ее снова хватали, опрокидывали, срывали оставшуюся одежду, тискали, как куклу, как плюшевую игрушку… Тихое отвратительное хихиканье, улюлюканье, хлюпанье, хрюканье и всякие прочие наглые и плотоядные звуки сопровождали действия рук…
И вдруг ее отпустили. Куда-то исчезли руки, растворились в темноте их обладатели. В зале повисла тишина. Ксюша осторожно поводила вокруг себя руками: никого. И ничего. Она была совершенно раздета, на ней не осталось даже трусиков, но ничего из ее одежды, только что с нее сорванной, она не нащупала рядом с собой.
Вытянув перед собой руки, Ксюша сделала несколько шагов наугад. Казалось, что несколько минут назад в этом зале просто разгулялись привидения, которые, чем-то спугнутые, внезапно покинули его.
Ксюша сделала еще несколько робких шагов, водя вытянутыми руками перед собой.
Никого.
Тишина.
Еще осторожный шаг… И вдруг рука ее на что-то наткнулась. На что-то живое, теплое – она не успела понять, на что именно, как ее ладонь была схвачена и положена на мужской член, причем особо больших размеров – ее пальцы едва обхватили это явление природы.
Отдернув руку, как от раскаленной плиты, она снова закричала и кинулась бежать незнамо куда. В ответ в воздухе снова заносились шепот и хихиканье, они ее окружали, они надвигались на нее со всех сторон. Ксюша замерла на месте, ей казалось, что она теряет сознание, голова кружилась… Тихие кошмарные звуки наступали на нее, приближались, приближались, приближались…
Собравшись с силами, она снова осторожно вытянула руки, готовая к отпору, готовая оттолкнуть и увернуться, и медленно шагнула вперед. Прислушалась, пытаясь определить, откуда доносятся эти бесконечные «ша-па-ша» и «хе-хе-хе». Выбрав направление, которое ей казалось правильным – то есть свободным от жутких звуков, – она сделала еще один шаг. Потом другой…
Ей показалось, что она оставила звуки позади себя. Еще шаг… Ксюша не имела ни малейшего представления, что там, впереди, в непроницаемой тьме.
Шаг.
Шаг.
Другой.
…Ее растопыренные пальцы уткнулись в чье-то невидимое тело, жаркое, скользкое от пота. Чьи-то руки схватили ее за ягодицы, чьи-то ноги сделали подсечку, и Ксюша рухнула на мягкие маты, а на нее обрушилось тяжелое мужское тело. Ее руки были пойманы, раскинуты в разные стороны и с силой придавлены к матам, ее ноги были раздвинуты мощным коленом, и тяжелое, влажное тело, остро пахнущее потом, вжималось в нее, и жаркий и твердый, как дубинка, столбик больно давил ей лобок…
Мужчина шумно дышал ей в лицо. Ей показалось – по звуку дыхания, по запаху, – что это Павел. Ей вдруг стало менее страшно.
– Отпусти меня! – сердито крикнула она. – Отпусти сейчас же!
Снова тихое хихиканье в ответ, и мужчина скатился с нее, предоставляя ей возможность убежать.
Бежать, собственно, было некуда. Ксюша, совершенно обезумев, носилась по залу, словно белка в своем бесконечном колесе, и ее время от времени задевали, щипали, хватали, лапали сильные мужские руки, то за грудь, то за прочие интимные места – но неизменно отпускали и снова ловили и лапали…
Ксюша потеряла ощущение времени. Ей казалось, что это длится бесконечно долго, она выбилась из сил. Она дышала так шумно, что за звуком собственного дыхания уже не могла различить два других…
И вдруг до нее донеслись тихие, едва различимые слова. Ксюша задержала дыхание и прислушалась.
«…Не могу. Давай скорей кончать это дело, а то я кончу раньше», – донеслось до нее. Кажется, это был не Павел… Голос был странный, и, несмотря на шепот, Ксюше показалось, что она уловила акцент.
Опустившись на маты, она безразлично подумала – будь что будет, и приготовилась ждать своей участи.
Однако все неожиданно затихло. Никто к ней больше не прикасался, не трогал, не лапал, никто больше не шептал и не хихикал. Ксюша напряженно ждала, готовая к новому прикосновению, но почему-то ничего не происходило.
Она понимала, что с ней играют в такие своеобразные кошки-мышки, только не знала зачем… Они так развлекаются? Ее пугают? Или это прелюдия к чему-то еще более ужасному?
В зале было жарко, но, несмотря на это, кожа ее покрылась мурашками. Страх мучительно сводил тело слабостью. Ее подташнивало. Она попыталась думать о Реми, о вчерашнем вечере, проведенном с ним, обо всем том, что было так сладостно и радостно, что было так прекрасно… Но мысли ее путались. Страх и эта полная непроницаемая темнота сводили ее с ума, парализовали даже ее дыхание. Казалось, что ее тело теряет очертания и растворяется в этой темноте, ее воля, ее мозг, ее способность к действию – все расплывалось, смещалось, исчезало…
Она больше ни о чем не могла думать и только ждала: сейчас. Вот сейчас они снова подкрадутся к ней. И тогда…
Внезапно Ксюша услышала, как где-то сзади нее снова открылась дверь и в кромешной тьме кто-то то ли вошел, то ли вышел…
Глава 18
…От Сереги Кис узнал много любопытного о странной супружеской паре, обитавшей на даче Тимура. Павел Самойленко, 73-го года рождения, необычайно красивый юноша с незначительным умственным отставанием, был вывезен в Москву из Воркуты некоей Ниной Владиславовной Замойкиной, сорока восьми лет, занимавшей крупный пост в одном из комитетов московской мэрии. Нина Владиславовна была дамой политически активной, играла немалую роль в крайне правом крыле коммунистической партии, а также была известна своим большим состоянием, обаянием и красотой, было поблекшей, но почти полностью восстановленной в одной швейцарской клинике. Два года назад ее бросил супруг, человек тоже небезызвестный в коммунистических кругах, и Нина Владиславовна пережила тяжелую депрессию… От которой вполне быстро оклемалась и принялась развлекаться, утверждая направо и налево, что свобода – это ни с чем не сравнимое блаженство. В своих политических речах она, правда, утверждала обратное.
Судя по всему, Паша был вывезен из тайги для исполнения при ней роли постельного прислужника, иными словами – жиголо, за что имел от нее неплохое содержание. Она даже позволила себе появляться в его сопровождении в свете, охотно демонстрируя всем на зависть своего молодого, красивого, как Аполлон, любовника.
Восемь месяцев спустя Нина Владиславовна пережила очередное бурное увлечение директором одного из ведущих московских банков, увенчавшееся замужеством, и Паша был за ненадобностью выброшен на улицу.
Но тут же подобран Тимуром, который взял его к себе сторожем на дачу. Именно на даче Павел познакомился с Варварой Тихоновой, тоже приезжей, из Ростова. Варю Тимур подобрал немногим раньше на панели – она пыталась встроиться в тесные ряды московских проституток. Самолюбивая и самоуверенная провинциалка, желавшая зарабатывать большие деньги на московских тротуарах и искренне убежденная, что с ее красотой все московские мужчины и иностранные туристы будут у ее ног (а там, может, кто и женится, как в кино!), она не учла того обстоятельства, что доступ мужчин – не столько к ногам, сколько к телам московских проституток – происходит через сутенеров и красивая жизнь с высокими заработками достается в основном им. Несколько раз крепко побитая, она была вынуждена подчиниться правилам игры и стала выходить на Тверскую под прочным надзором своих покровителей-повелителей. Историю знакомства Тимура с Варей милицейское дело умалчивало, но, надо полагать, Тимур был ее клиентом… Так или иначе, их пути где-то пересеклись, скорей всего в постели, Варины достоинства были Тимуром оценены, и девушке была предложена работа на даче – не грязная и весьма прилично оплачиваемая.
Обслуживала ли она постельные запросы Тимура – оставалось только гадать, но несколько месяцев спустя после появления на даче Павла они с Варей поженились.
Какие выводы следовало делать из этой истории, Кис не знал. Тот факт, что у Варвары глаза блядские, он и без посторонней помощи заметил, только какой от этого прок? Ну, допустим, трахались они с Тимуром. А то и даже втроем. А дальше-то что? Это никак не отвечает на вопрос, где находятся документы, что за «бомбу» приготовил Тимур, в каком виде и где она находится, а также могли ли юные служители постельных услад приложить к их исчезновению руку… А то и, как знать, к смерти Тимура?
