Сергей Зверев - Грехи отцов
– Пойдемте. – Она потупила глазки, подобрала подол юбки и засеменила сбоку и чуть в стороне от Егора. Бежала рядом, что-то шептала себе под нос, четки в ее руках неприятно шелестели. Разговора не получалось, девица истово крестилась и шептала еще громче, Егор плюнул на вежливость и просто топал рядом с провожатой, не забывая поглядывать по сторонам. Веселенькие дома белого и голубого цветов под крепкими крышами, клумбы, ухоженные газоны, старые деревья, огороженные заборчиками, посыпанные песком дорожки, подстриженные кусты – чувство такое, будто в Баварии оказался или в Австрии, где каждый листик и травинка обретались строго на своем месте и были вымыты с шампунем. Людей попадалось мало, в основном черные сестры всех возрастов, они пугливо поглядывали на Егора из-под платочков и рысили дальше по своим делам.
На распутье под древней толстенной липой свернули направо, откуда доносился собачий лай, и, судя по звукам, звери там помещались серьезные. Но за поворотом оказался новехонький двухэтажный домик за резным заборчиком и густой живой изгородью по периметру. Дорожки и площадка перед крыльцом покрывала плитка, на ней стоял блестящий, как елочная игрушка, черный «Лексус», на который провожатая Егора набожно перекрестилась.
– Матушка приехала, – разобрал невнятный шепоток Егор. Сразу вспомнились слова косоглазой поварихи о душевном отдыхе настоятельницы обители, призывавшей живьем жечь невиннейших земноводных. Что это: фобия, безумие, дурь, – Егор задумываться не стал, его провожатая вдруг выскочила вперед и заторопилась дальше по дорожке. Лай стал громче, слышался лязг и глухое ворчание, и все это вдруг перекрыл колокольный звон.
– К вечерне благовестят, – заозиралась сестра, – вы идите прямо, там увидите. А я вас тут оставлю, мне в храм пора.
И усвистела прочь, Егор даже поблагодарить ее не успел. Пошел, как и было сказано, прямо, свернул еще раз и оказался перед забором из профнастила. В нем имелся проход, калитка была открыта настежь, Егор шагнул через порог и осмотрелся. По обеим сторонам дорожки тянулись сетчатые вольеры, за решеткой сидели, лежали и слонялись туда-сюда здоровенные псы. Рыжие, серые, белые алабаи, завидев чужака, подняли такой хай, что заложило уши. Собаки бросались на сетку, та подрагивала, невольно вспомнилась озверевшая Дуська, что едва не снесла к чертовой матери забор покрепче этого. Но откормленным псам до молодой тигрицы было далеко, и Егор спокойно шел вдоль вольеров, не обращая внимания на собак. Те бесновались совсем близко, скалили клыки, морщили морды, Егор швырнул в огромного мохнатого кобеля горсть песка, и зверь отпрыгнул в глубь клетки, затряс башкой.
– Что нужно?
Егор повернулся на окрик. У калитки стоял мужик в черной хламиде и берцах. Высокий, худой, с длинными, собранными в хвост светлыми волосами, он не двигался и что-то прятал за спиной. Егор прижал локтем кобуру «стечкина» к ребрам и неторопливо пошел обратно. Мужик расставил ноги, чуть наклонил голову, Егор всматривался в его лицо и тут понял, что видит человека с фотографии, только постаревшего лет на двадцать.
– Мне нужен Чурсин Валерий! – крикнул Егор, и мужик шагнул ему навстречу, опустил руки. В правой оказался длинный брезентовый поводок, мужик открыл вольер, поначалу показавшийся Егору пустым, шагнул внутрь и коротко свистнул. И тут же из будки, что помещалась у дальней стенки, выкатились три пищащих пушистых комка, серый, черный и трехцветный, кинулись к мужику, путаясь в коротких лапах. Тот вытащил из кармана хламиды зеленый резиновый мячик, бросил щенкам, и они кинулись за игрушкой. Трехцветка оказался проворнее собратьев, ухватил мячик зубами, зарычал, и тут же началась свалка. А из будки вылезла здоровенная облезлая белая сука, она замотала коротким хвостом и направилась к мужику, но остановилась на полдороге и зарычала, завидев Егора.
– Тихо, Тельма, тихо. – Мужик потрепал зверюгу по холке, и сука притихла, но не сводила с Егора глаз. Тот подошел, мужик повернулся, и они оказались лицом к лицу. Серые глаза, тонкие губы, запавшие щеки, рассеченная надвое тонким белым шрамом левая бровь – Егор не верил своим глазам. Этот человек с фото Чурсин Валерий, но у него есть еще одно имя.
– Федерат? – проговорил Егор. – Федерат, это ты? Ты меня помнишь? Ты отца моего возил, потом в нас стреляли, и ты нас на болото увез… Погоди, так ты и есть Чурсин?
Он обалдел настолько, что нес уже полную чушь, только что не орал во весь голос. Щенки бросили мячик и таращились на него, сука порыкивала, щерилась, но стояла на месте: Федерат держал ее за ошейник.
– Вы ошиблись, – спокойно сказал человек, – вам показалось.
– Да ни хрена мне не показалось! – не выдержал Егор. Слишком долго он ждал этой встречи, и слишком много от нее зависело, чтобы вот так просто взять и уйти. Злость и отчаяние гудели в крови, а Федерат безмятежно улыбался. Он защелкнул карабин на ошейнике псины и повторил:
– Вы ошиблись, вам лучше уйти.
Щенки затявкали, сука гавкнула, пока вполсилы, но Егор не двинулся с места. Он в упор глядел на мужика напротив, а тот, продолжая улыбаться, наматывал поводок на ладонь. И точно невзначай отстегнул карабин, но придерживал суку за ошейник.
– Федерат, я тебя пока по-хорошему прошу, – сказал Егор, – мы просто поговорим, и потом я уйду.
Тот продолжал держать улыбку, но в его глазах мелькнул страх, Федерат быстро глянул по сторонам и еще шире улыбнулся Егору.
– Вы ошиблись…
– Заткнись! – рявкнул Егор. – Не будь придурком, я тебя узнал! Хотел под юбками у баб отсидеться? Не выйдет, я о твоих подвигах все знаю!
Блефовал, понятное дело, прошлое этого человека было загадкой, Егор ничего о нем не знал, кроме того, что тот отслужил срочную в Чечне, потом работал на его отца, потом снова, уже контрактником, уехал на Кавказ, где, надо думать, навидался всякого. А на старости лет прибился к монастырскому подворью, возится с собаками с такой любовью, точно этого его дети. Своих, значит, не завел, так жизнь сложилась. Но Павлов считал его причастным к убийству Орехова, а старый фэйс редко ошибался.
– Федерат, надо поговорить, – мирно произнес Егор, и тут случилось странное. Чурсин вдруг поплыл назад, точно по льду заскользил и куда-то подевался, а сука утробно рыкнула и бросилась на Егора. Тот увернулся чудом, отпрыгнул вбок, развернулся и снова ушел в последнюю секунду. У тяжелой на вид твари оказалась потрясающая реакция, она мгновенно затормозила, развернулась и прыгнула обратно. Егор попятился, раздался жуткий визг, земля под ногами дрогнула. «Что за…» Он глянул вниз, а там в разные стороны разбегались щенки, черный поджимал отдавленную лапу и громко скулил. Сука вздыбила загривок, пригнулась и кинулась на Егора, тот отскочил вбок и налетел на сетку вольера. Позади была стена, справа будка – он оказался в ловушке. Щенок тряс лапой и рыдал во весь голос, псина подобралась перед прыжком и не торопилась, понимая, что деваться Егору некуда. Прыгнула, целясь зубами в горло, мгновение показалось долгим, точно осенний дождливый день, оттолкнулась задними лапами от земли, и тут Егор выстрелил ей в брюхо. Нажал на спуск раз, другой, пригнулся и попал-таки под рухнувшую с небес тушу – веса в суке было под сотню. Она повалилась на бок, завыла, заскребла лапами по земле, песок и пыль летели во все стороны, щенков и след простыл, псы по соседству примолкли. Егор вскочил, огляделся: Федерата не было, поводок валялся на крыше будки, рядом никого. Егор сунул пистолет в кобуру и выскочил из вольера, закрутил головой по сторонам.
Справа тупик, там сетка, за ней виден пролет моста и самосвал, что катит по центру. Егор кинулся к сетке, заглянул за стенку крайнего вольера, но доски вплотную примыкали к забору, прохода там не оказалось. Оставался один путь, и Егор ринулся к щитам профнастила, промчался под вой, лай и визг между клеток и выскочил на дорожку, огляделся и побежал мимо кустов, глядел по сторонам.
Никого вокруг, ни одной живой души, точно вымерло подворье. Может, на службе, куда так торопилась провожатая, а может, по кельям сидят, а Федерат давно смылся. Егор выругался, кляня себя за глупость, что так бездарно провалил это дело. Надо же додуматься – в лоб влепил, что узнал, что помнит, а тому, знать, есть что скрывать, раз смылся так резко, да еще и собаку натравил. Как бы он перед матушкой-настоятельницей отдувался, интересно, если бы у Егора не оказалось «стечкина». Но что теперь делать-то, что?
Он побежал по дорожке дальше, вылетел на перекресток у клумбы и в последний момент успел убраться вбок. Из домика вышла высокая блондинка в черной кожанке поверх облегающего ярко-розового платья, простучала «шпильками» по плитке, села за руль «Лексуса». Ловко развернула могучий внедорожник и покатила к воротам, створки разъехались, и машина пропала из виду. «Ни хрена себе». – Егор выбрался из кустов и обалдело глядел вслед «Лексусу». Это как понимать – матушка покатила за душевным отдыхом или, наоборот, набравшись сил, двинула окормлять паству? А почему тогда в таком виде или так у них положено?
