Татьяна Ревяко - Серийные преступления
Полиции недостаточно арестовать убийцу, необходимо доказать его виновность. У старшего комиссара Кронера были вполне обоснованные подозрения, что Вайнвурм и есть убийца из театра. Однако ему необходимо было получить признание, подозреваемого в совершении преступлений. Он понимал, что многократно судимый Вайнвурм будет все отрицать, поэтому решил прибегнуть к психологическому трюку. Он устроил очную ставку преступника со свидетелями и жертвами нападений, и все его узнали. Однако об убийстве в театре на допросе Кронер не обмолвился ни словом. Наоборот, он всячески уводил в сторону от этого случая внимание подозреваемого и пытался косвенными вопросами выяснить, где Вайнвурм появлялся, куда ходил и ездил, с кем встречался в период с момента выхода на свободу из тюрьмы в Геллерсдорфе и до 12 марта 1963 года, когда была убита маленькая Дагмар.
В это время в газетах были напечатаны фотографии Вайнвурма и призыв к общественности с просьбой, чтобы в полицию обратились все, кто его знает. В первый же день позвонили по телефону, а затем пришли два официанта и заявили, что он был завсегдатаем их бара. Приходил, усаживался за стойки, заказывал две порции белого вина и смотрел телевизор. С кем он встречался? С каким-то щеголем старше его. Согласно одной версии, это был 54-летний гомосексуалист, многократно судимый, бывший официант, согласно другой — виолончелист из оркестра кабаре, с которым он познакомился в тюрьме в Штайне. С пасхальных праздников Вайнвурм жил у него.
— Что вы делали 12 марта, господин Вайнвурм? — спросил старший комиссар.
— Сразу после обеда уехал в Зальцбург, а оттуда на следующее утро в Мюнхен, — не раздумывая, ответил Йозеф Вайнвурм.
— Чем вы добирались до Зальцбурга?
— Поездом.
Для полиции нетрудно установить, кто, когда и куда ехал. Кассиры, контролеры, проводники — у них у всех хорошая память на пассажиров. Коллеги старшего комиссара быстро установили, что Йозеф Вайнвурм действительно выехал в Зальцбург, но вечером — двенадцатичасовым экспрессом «Винер вальцер», а значит во время убийства в театре он еще находился в Вене.
Старший комиссар сообщил ему об этом. Подозреваемому показали протоколы показаний опознавших его жертв и снова подчеркнули, что признание вины является смягчающим обстоятельством для суда. Но он продолжал утверждать, что не имеет ничего общего с убийством, ни на кого не нападал ни в кинотеатре, ни в костеле Святого Августина.
— Дело ваше, Вайнвурм, — сказал старший комиссар. — Я предоставил вам последнюю возможность облегчить вашу совесть. Вы не сможете вечно лгать.
Однажды тяжесть ваших преступлений раздавит вас.
Преступник не выдержал и двух недель. Во вторник 27 августа он постучал в дверь камеры и сообщил надсмотрщику, что хочет говорить с главным комиссаром Кронером. Когда его привели к комиссару, он сказал:
— Это действительно был я. На всех этих женщин нападал я. И маленькую Дагмар убил я.
— Зачем вы это сделали?
— Не знаю. Вдруг на меня что-то нашло. Это ужасно, я понимаю это.
Глаза его бегали, руки тряслись, лоб покрылся испариной. Он смотрел по сторонам, будто искал нужные слова на стенах, посматривал на дверь… Наконец Вайнвурм стал рассказывать.
— Я направлялся в город. Я каждый день ходил в город. Больше всего любил прогуливаться по улицам Первого района. Я хотел где-нибудь, что-нибудь украсть. Что-нибудь незначительное. Подошел к Кертнерштрассе, к театру. Увидел, что много людей входит в театр и выходит из него. Я присоединился к группе каких-то мужчин и вошел в здание.
— Что вы делали внутри?
— Ничего. Бродил, смотрел, как все выглядит.
— Вас никто не заметил?
— Кажется, нет.
— Никто вас ни о чем не спрашивал?
— Нет.
— Сколько времени вы там пробыли?
— Часа два.
— Значит, вы уже там хорошо ориентировались?
— Конечно. Подошел также и к дамскому туалету. А незадолго до шести очутился в месте, где затем все и произошло.
— Откуда вы знаете, что было около шести?
— Я посмотрел на часы. Мне пришло в голову, что уже пора уходить. Было 17.50. Такой темный коридор! Я пошел к выходу, но услышал какие-то голоса.
— Что вы делали весь день? С самого утра, когда встали? Позавтракал и примерно в десять часов вышел на улицу.
— А где вы ночевали?
— У своей матери. Взял старый портфель из искусственной кожи, в нем были мои документы и нож.
— Какой нож?
— Автоматически раскладывающийся. Я купил его не так давно. Так вот, я пошел в центр.
— У вас была какая-нибудь цель?
— Кажется, нет. Но мне было не совсем хорошо. С самого утра было какое-то странное чувство. Поэтому я зашел выпить белого вина.
— Хотели набраться смелости?
— Вероятно. Не знаю. У меня с утра было предчувствие, что сегодня что-то случится. Я всегда перед этим чувствовал волнение, возникала дрожь. Ни на чем не мог сосредоточиться. И меня охватывала злость, что я не могу ни на что решиться.
— Вы чувствовали ярость?
— Да.
— На кого?
— На женщин.
— А после того, как вы выпили вино?
— Мне стало лучше. Тогда я уже понял, что кого-нибудь зарежу.
— Как вы вошли в здание театра?
— Через маленькие двери. Как и перед этим. Подождал, пока стало заходить много людей и смешался с ними.
— Что вы делали внутри?
— Ходил.
— В конце концов вы оказались на втором этаже возле балетных залов.
— Да. И все время встречал только женщин.
— Куда они направлялись?
— Большей частью сразу же скрывались за какими-то дверьми или входили в лифт. Я стал спускаться по лестнице вниз. Там мне повстречалась какая-то женщина, и я последовал за ней на третий этаж. Она вошла в какое-то помещение, а я достал нож и добрых десять минут поджидал ее. Она не вышла. Тогда я плюнул на нее и вернулся в коридор, из которого был вход в репетиционные залы. По коридору шла девочка. Я направился за ней. Но затем я услышал шаги и увидел какого-то парня. Он шел по лестнице вверх. Тогда я быстро завернул за угол. И в эту минуту я услышал женские голоса. Наверху шли дети. Я спрятался за стеклянными дверьми. Там было довольно темно. Никто меня не заметил. Затем я увидел ее.
— Дагмар Фурих?
— Я не знал, как ее зовут.
— Что вы сделали?
— Вышел из темноты и спросил, куда она идет?
— Что она сказала?
— Сначала поздоровалась. Сделала небольшой реверанс и сказала, что идет в балетный класс. На репетицию. Я сказал, что это чудесно и что тоже иду туда, но репетиция будет в другом месте. Предложил ей идти со мной, пообещав показать, где будут занятия. И отвел ее к душевой.
— Почему именно к душевой?
— Потому что при первом посещении театра я услышал, что там кто-то принимал душ, и подсмотрел в замочную скважину. Увидел там женщину, и мне подумалось, что не плохо бы ее в душе заколоть.
— И девочка с вами сразу же пошла? Ей не показалось все это подозрительным?
— Нет. Я спросил, отметилась ли она уже? Она ответила, что нет. Тогда я вошел с ней в душевую.
— Ей не показалось странным, что именно в душевую?
— Показалось. Она хотела уйти. Но я сказал, чтобы она раздевалась. Она не захотела. Тогда я ударил ее, она отлетела к стене и упала. Стала звать на помощь.
Сначала я ее душил и, может быть, даже задушил. Я был очень зол. Потом вытащил кинжал и стал наносить ей удары, словно ополоумев. Потом выскочил из душевой, быстро спустился и вышел через боковой вход на Кертнерштрассе.
Никто не заметил преступника, никто не задержал. Он обнаружил, что запачкал в крови пальто, поэтому быстро его снял. Окровавленные перчатки тоже. Вошел в первое попавшееся кафе и украл в гардеробе пальто. Затем убийца побежал во двор Хофбурга и спрятал пальто и перчатки за ящиком с садовыми инструментами. Примечательно, что эти вещи не были никем обнаружены.
Он все рассказал. Ему стало легче, и он заулыбался. Хотел освободиться от всего груза сразу, поэтому даже припомнил, в какой канал выбросил нож; полицейские нашли его в указанном месте. Через некоторое время ему стало жаль ножа, и он отправился к мастеру, который его изготовил, и хотел купить точно такой же. Но таких уже не было.
— Тогда я купил себе другой. Но это уже было не то. При нападении на женщину в парке он сломался, поэтому мне пришло в голову, что можно использовать и вилку. Я пошел в трактир, заказал гуляш и украл вилку. Она была острой, как нож.
— Вы сожалеете, что совершили свои преступления, Йозеф Вайнвурм? — спросил старший инспектор.
— Да. Сожалею. Но я не мог поступить иначе.
— Вы признаете себя виновным?
— Я? Нет! Все преступления на совести тех, кто преждевременно освободил меня из тюрьмы. Вам придется вынести меня из камеры вперед ногами, или же я снова примусь за старое. Помните это, господин комиссар, — вперед ногами!
Он предстал перед судом 6 апреля 1964 года. Специалисты дискутировали о его психическом состоянии, решали, способен ли он отвечать за свои поступки. Наконец они пришли к заключению, что способен, т. к. он является сексуально извращенным патологическим преступником, но ни в коей мере не душевнобольным. Суд приговорил его к пожизненному заключению со строгим режимом, и Вайнвурм согласился с наказанием. Присутствовавшим даже показалось, что он с облегчением вздохнул.
