Марк Фишер - Психиатр
Узнав, что на предварительное слушание дела его четверых клиентов назначена именно она, адвокат сразу сказал себе, что это сущее невезение. Однако он до последней минуты был уверен, что сумеет повернуть ход событий в пользу своих клиентов. Ведь они были не только добропорядочными гражданами с безупречной репутацией, у которых, естественно, не было никаких связей с криминальным миром, но и, так сказать, столпами общества. К тому же обвинения против них были выдвинуты какой-то псевдоактрисой, неуравновешенной особой, пытавшейся покончить с жизнью, а в качестве единственного свидетеля выдвинутого ею обвинения выступала проститутка, — таким образом, исход дела был очевиден!
Вик Джексон, сидевший справа от адвоката, придвинулся к нему с ошеломленным видом:
— Но это какая-то бессмыслица, Шмидт! Вы не можете позволить ей сделать это!
Впервые с момента их встречи несколько недель назад он не обратился к нему с привычным «доктор», что прозвучало почти оскорбительно. Внутренне он злился на себя за то, что воспользовался услугами этого якобы блестящего адвоката.
Шмидт попытался было его успокоить и урезонить: на данном этапе решение судьи является окончательным. И у его четверых подопечных и у него самого не было другого выбора, как только предстать перед судом в день, когда будет назначен процесс. Машина правосудия приведена в действие и, ничто не могло ее остановить.
— Мы столкнулись с истерией, я ничего не могу здесь поделать! — сказал он, закрывая свою папку.
Потрясенные не меньше, чем Джексон, трое соответчиков представили, в какой кошмар они угодили. Белый как полотно литературный критик Джозеф Харви нервно крутил в руках свою шляпу. Обычно многословный, он не мог выразить свое изумление тем, какой оборот приняло дело. Конечно, он не мог предугадать исход процесса, однако по меньшей мере был уверен в одном: коллеги-литераторы, ненавидевшие его, возможно, за полученное по наследству состояние либо разозленные его невыносимой претенциозностью (он строил из себя гения, хотя за всю свою жизнь не опубликовал ничего, кроме крошечного, правда тем не менее нашумевшего, эссе о Марселе Прусте), не упустят возможности раздуть эту историю и воспользуются ею, чтобы извалять бедолагу в грязи, припомнив ему его увлечение крысами.
Во всяком случае, от его привычной спеси не осталось и следа. Правосудие, словно смерть или неизлечимая болезнь, предоставляет возможность каждому, особенно тем, кто до этого не был потрепан невзгодами жизни, почтительно склониться перед судьбой.
Он искал ободрения у банкира Степлтона, сидевшего справа от него, последний, привыкнув к сдержанности банковских заседаний в изолированных от внешнего мира залах, в первый раз в своей жизни испытывал публичное унижение. Он теребил повязку на руке, как будто неосознанно пытался снять ее или сделать так, чтобы она исчезла, словно по волшебству.
Однако Томас и молодой прокурор заметили его перевязанную руку. Катрин говорила, что укусила банкира именно за руку и даже ударила его канделябром: Томас дорого бы дал за то, чтобы иметь возможность, заглянув под бинты, разрешить мучительный вопрос о том, есть ли там следы укуса.
Скорее всего банкира нервировал интерес, проявляемый Томасом и многими присутствующими в зале суда, поскольку Катрин, ловко подведенная прокурором к этому моменту, рассказывая об изнасиловании, пояснила, каким образом ей удалось ранить одного из издевавшихся над ней мужчин — человека, описание внешности которого совпадало с тщедушным обликом низкорослого лысеющего банкира.
Финансист во время этого рассказа проявлял завидное хладнокровие: не выказывая никаких эмоций, он спокойно держал перевязанную руку на столе у всех на виду. Но в атмосфере ожидания, воцарившейся в зале перед оглашением решения судьи, его вдруг охватила необычайная нервозность, словно вдруг до него дошло, что эта деталь может выдать его. Впрочем, он не сумел взять себя в руки, так как мысль о том, что придется объяснить жене присутствие девочек по вызову на приеме у Джексона, взбудоражила его.
Супруга банкира, находившаяся в зале, сверлила его подозрительным взглядом, ее зрачки сузились от злости и нетерпения. Банкир, увидевший ее разъяренное лицо, понял, что ему предстоит пережить настоящую бурю, ему необходимо подыскать оправдание, в которое она в худшем случае не поверит. Может быть, следует сказать, что он понятия не имел о том, что ждало его на этом вечере бывших выпускников, что он вернулся оттуда совершенно невинным. А при мысли о неминуемой огласке и административном совете он вздрогнул: финансисты всего мира боятся гласности, особенно той, что попахивает скандалом.
Что же до четвертого обвиняемого, то в глубине души он метал громы и молнии. С самого начала Губерт Росс не испытывал доверия к Шмидту: он предпочел бы прибегнуть к услугам своего собственного адвоката, который в прошлом уже неоднократно вытаскивал их с его знаменитым шефом из весьма щекотливых ситуаций. Теперь Росс горько сожалел о том, что не подчинился первоначальному импульсу, подсказывавшему, что следует замять это дело в самом зародыше, сунув деньги этой юной стерве: за деньги можно купить все, тем более что речь идет о какой-то безвестной нищей актриске. За пятьдесят тысяч долларов, что составляло ровно половину от суммы, которую они заплатили лишь за то, чтобы в адвокатской конторе открыли досье по их делу, эта психованная девица отказалась бы от своего дурацкого обвинения. А теперь ему придется столкнуться с представителями средств массовой информации, и, возможно, босс потребует его добровольного ухода в отставку (достаточно будет предложить его вниманию соответствующие бумаги, и бедняге ничего не останется, как их подписать). Впрочем, мэр может оставить все в подвешенном состоянии, пока не закончится вся эта неправдоподобная история.
Он сгорал от желания выкрикнуть все это адвокату в лицо, но удовольствовался тем, что изобразил на челе благородное и молчаливое негодование.
За соседним столом, где сидели Катрин, Томас, Джулия, Наташа, та самая девушка из агентства «Heart», и молодой прокурор Пол Кубрик, были заметны проявления самых различных чувств. На лицах цвели улыбки облегчения, слышались тихие смешки. Несмотря на явную нервозность, Катрин впервые за долгое время выглядела почти счастливой. По крайней мере, она заставила выслушать себя, и, возможно, если все пойдет хорошо, ей удастся добиться правосудия.
Однако, вопреки одержанной маленькой победе, безмерная печаль, жившая в глубине ее души, не исчезла, и причиной тому был не только непреходящий стыд за все мучения, выпавшие на ее долю. Несколько раз за время заседания она вглядывалась в зал в надежде увидеть единственного человека, который действительно что-то для нее значил: Роберта, своего Роберта. Девушка страстно желала, чтобы, учитывая чрезвычайные обстоятельства, он пришел в суд, пришел ее поддержать, и кто знает…
Но нет, он не пришел и не позвонил. Не было даже письма. «В толпе порой вам не хватает лишь одного», — сказал однажды Ламартин. И, даже несмотря на душевную теплоту окружавших ее людей, Катрин в этот момент чувствовала себя бесконечно одинокой.
Она отдала бы все на свете за один только знак от Роберта.
Девушка посмотрела на родителей, сидевших в первом ряду. С самого начала ей казалось, что они сомневаются в ее версии случившегося и подозревают в побеге из клиники, думают, что она, вознамерившись повеселиться, бросилась навстречу неприятностям и сама вляпалась в эту историю.
Но через несколько секунд все изменилось. Судья объявила, что обвинения, выдвинутые Катрин, являются достаточно вескими для того, чтобы начать судебный процесс. В один миг судья Элис Грин реабилитировала Катрин в глазах родителей. Возможно, их девочка говорила правду, возможно, это не выдумка, как это бывало в детстве, когда она фантазировала во избежание наказания или чтобы заслужить похвалу.
Томас с Джулией обменялись заговорщическими взглядами, и психиатр по-отечески положил руку на плечо Катрин. Он был счастлив одержать эту маленькую победу, хотя, конечно, риск был велик: теперь Джексон знал наверняка, кто является главной фигурой в этом деле, и если Катрин проиграет, то психиатр автоматически лишится работы.
Джулия тоже отдавала себе отчет, что ввязалась в игру с высокими ставками. Но она не боялась засветиться, присоединившись к расследованию. Она могла бы послушаться Томаса, который советовал ей не высовываться, но у нее были свои убеждения, и она была готова сражаться за них. И потом, Джулия хотела дать Томасу Гибсону возможность использовать все шансы, чтобы снять с себя обвинение. Если в процессе судебного разбирательства выяснится, что четверо подозреваемых, оказавшихся на скамье подсудимых, действительно виновны, то Томас будет полностью оправдан. И быть может, тогда между ними что-то произойдет, если, конечно, им удастся перевернуть страницу и забыть прошлое.
