Ostin Mars - Двое в лодке
- Ну что, Йэвгеша, погостишь теперь у меня?
- Моя мама сотрёт в порошок вас, ваш бизнес и всех ваших прихлебателей! - выплюнула я, он покивал с насмешливо-скорбным видом, дёрнул бровью в Лёхину сторону:
- За его смерть? Вряд ли.
Мне стало плохо.
А ведь в самом деле, случись что со мной — родители бросят все свои связи на поиски и месть, но Лёха... кто он им такой? Мой очередной мальчик, который скоро забудется — они уверены, что отношения, начавшиеся до двадцати лет, обречены на провал. Даже если этот жирный урод пристрелит Лёху у меня на глазах — ничего ему не будет, я ничего не докажу, ни местным властям, ни собственным родителям.
Я посмотрела на распростёртого Лёшку, понимая, что я единственная, от кого зависит его жизнь в этой грёбаной стране, проговорила срывающимся голосом:
- Лёш, делай всё, как они говорят. Если будешь хорошо себя вести, тебя, может быть, отпустят, - голос дрожал от ужаса, - ну, по крайней мере, не убьют сразу. За меня не беспокойся, я теперь ценный заложник. Это мои знакомые организовали, так что...
Дядя Бекир крикнул «хватит» и меня потащили в машину, не дав договорить, я уже не сопротивлялась — его слова про Лёшку вышибли из меня весь гонор начисто. Когда за мной захлопнули двери, я просто сжалась на сидении, глядя в одну точку, слишком ошеломлённая для того, чтобы что-то делать. Тем неожиданнее для меня было, когда машина сорвалась с места и дёрнулась вперёд, потом резко затормозила и понеслась назад, сшибла ворота, с визгом процарапавшие по стеклу рядом со мной и врезалась в стену дома. Меня бросило на сидение напротив, еле руки успела выставить. Только в этот момент я обратила внимание на всё ещё сидящего в салоне Ника, который с белым от страха лицом расстёгивал рубашку, оголяя тщедушную грудь с приклеенными к ней проводками и микрофоном.
- Что ты делаешь? - я попыталась вернуться на своё сидение, но машина в очередной раз вильнула, чиркнувшись дверью об угол дома, потом резко развернулась и проскрежетала по стене другим боком, я не знала, за что хвататься в этом бешеном круговороте, лимузин в принципе не та машина, которая способна на такие выкрутасы. Нашего водителя что, подстрелили?
- Ник! Что с нашим водителем? Что он творит?!
- Откуда я знаю?! - у него тряслись руки, лицо перекосило злобой и раздражением. - Сама спроси у своего чокнутого хахаля, нахрена было прыгать за руль, если не умеет водить!
Что?! За рулём Лёха? Когда он успел, он же лежал в луже крови без движения...
Ник наконец справился с рубашкой, я увидела спрятанную под ней кобуру с двумя пистолетами, заметила, как лицо Ника перестало выглядеть испуганным, как только он взял в руку ствол и нарочито медленно направил мне в лицо.
- Ну что, Женечка, поиграем теперь по-взрослому? - в его глазах было столько ликования и осознания собственной крутизны. Казалось, что за то время, пока меня не было в машине, его заменили двойником и со мной говорит совершенно другой человек. Он на ощупь снял со стены трубку и бросил:
- Останови машину, сейчас же!
Из динамиков раздался бодрый Лёшкин голос:
- Да щас! А кто это?
- Я в салоне, идиот, - он повесил на место телефон и достал второй пистолет, направив его на дверь.
Машина резко встала как вкопанная, я упёрлась ногой в сидение напротив, чтобы не упасть. К двери подковылял Лёшка, широко её распахнул и почти уткнулся в пистолет лицом. Его глаза на миг расширились от удивления, но сразу ужались до опасно тонких щёлок... я мысленно нарисовала на лбу Ника мишень — теперь он точно долго не проживёт.
Ходячий покойник тем временем, похоже, наслаждался ситуацией на полную, в его голосе так и сквозило превосходство:
- А теперь разворачивайся и езжай обратно.
- Ну ты и сволочь, - Лёха подался вперёд с таким зверским лицом, что я думала — он его сейчас зубами рвать будет. Ника, похоже, пробрало до печёнок, он резко дёрнулся подальше от Лёшкиных рук, пистолет в его руке дрогнул... и выстрелил.
Моё сердце смолкло, вместе со мной пытаясь рассмотреть, что Лёшка так резко закрыл ладонями, потом поняло, что пуля прошла над плечом и с облегчением забилось снова.
Ник, сам испугавшийся сначала грохота выстрела, воспрял и крепче ухватился за оружие:
- Не рыпайся, сука, ты ещё не понял, что это бесполезно? Ты тут никому не нужен и только от твоего поведения зависит, пришьют сразу или пустят на мясо, отрабатывать ущерб.
Лёшка продолжал держаться за глаза одной рукой, второй опираясь о дверь:
- Что значит «на мясо»?
- Увидишь, - Ник мерзко выщерил зубки, - тебе понравится.
Медленно отняв ладонь от лица, Лёха прищурился и упёрся в лицо Ника таким взглядом, что даже меня как льдом сковало, посольского племянничка должно было вообще распылить на атомы... Я никогда не видела у своего в принципе незлого и спокойного парня такого взгляда — холодного и непререкаемого, как будто теперь он сам нарисовал на лбу противника мишень и вписал его в маленькую, очень чёрную книжечку, предназначенную для того, чтобы хранить имена врагов и вычеркивать, когда приговор исполнен.
Сзади завизжали шины, из-за угла выехала машина, ещё одна возникла с другой стороны, крепкий мужик с автоматом рванул дверь и почти выволок меня из лимузина, втолкнул в джип, захлопнул и бросился назад. Кто-то рядом защёлкнул на моих запястьях наручники, мне было всё равно — я смотрела, как трое бойцов скручивают несопротивляющегося Лёху, как подходит к нему вплотную Ник, что-то ядовито говоря прямо в лицо.
Я вздрогнула — отойди, идиот, он же тебя убьёт и его опять ногами отпинают из-за твоей тупости!
Нет, не убил. Я выдохнула, тут же услышала визгливый крик Ника, не поняла, что произошло, но увидела как Лёху огрели сзади прикладом по голове и поволокли во второй автомобиль, небрежно зашвырнули на заднее сидение и расселись по машинам. Ко мне подсел дядя Бекир, протянул своим жирным довольным голосом:
- Вот что бывает, когда не принимают моих приглашений.
Я промолчала — та моя часть, которая могла что-то чувствовать, сейчас валялась без сознания в машине перед нами и на всё остальное мне было глубоко плевать.
***
Сумерки за окном превратились в розоватый летний вечер, потом в звёздную ночь, потом в серый рассвет. Я сидела на подоконнике маленькой убогой комнаты и пыталась перестать плакать. Не выходило. Слёзы унимались на какое-то время, но потом начинали литься опять, как будто у меня внутри их было бездонное море. Голова болела, живот сводило судорогой, мысли носились кривыми путями от «я ненавижу этот грёбаный мир» до «это я во всём виновата», всё сильнее приближаясь ко второму.
Да, это всё я, от начала до конца. Если бы я не выделывалась перед своими многочисленными дядюшками, если бы не рассказала следователю о своих подозрениях, если бы не согласилась на этот план засады на засаду... то сейчас мы с Лёшкой любовались бы морем из-под самых облаков и любезная стюардесса наливала бы нам бесплатное вино.
«Я согласна на любые жертвы» — да, да, конечно! Посмотри теперь на результаты своей самоуверенности, дипломатка хренова! Сама в четырёх стенах и парень весь избитый без сознания, два спасителя слабых и угнетённых нашлись, самих бы кто спас...
А спасатели сами, небось, не в курсе, что творится — вполне возможно, что всю операцию просто отменили, или приказом свыше, или сам Энвер. Этак невозмутимо дожевал бифштексик, спросил у официанта «взяли наших голубков?», дождался кивка и с довольным видом заказал салат.
Я с силой потёрла лицо — нет, интуиция меня ещё ни разу не подводила, Энвер мне не враг. Хотя — с чего я взяла? А точно ли это интуиция? Может, мне просто неприятно признаваться себе, что мужчина, который мне настолько понравился, оказался предателем? Так, нужно очистить мозги от гормонов и чётко и честно себе признаться.
Я выровнялась, глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Мысленным усилием загнала скулящую от страха и насквозь зарёванную Женьку в такие глубины, из которых не будет слышно её плача, и попыталась воскресить в себе состояние, с которым смотрела в прицел автомата на белой яхте посреди моря. Тогда у меня руки не дрожали и не было никаких сомнений, что я всё делаю, правильно. Виноваты — значит убить. Мешают — значит убрать. Свои — значит спасти. Любимый — значит сделать ради него всё, реально всё, абсолютно всё, без категорий возможно-невозможно. И я сделала. И сделаю сейчас.
Голова перестала болеть мгновенно, мир обрёл режущую глаз четкость, в сознании стало легко и пусто. А теперь всего один вопрос — почему я поверила хитрому бульдогу Энверу?
Я вспомнила всё, что с ним связано, всё наше общение до секунды, всё, что моя память решила мне предоставить для ответа на этот вопрос... и ответ стал очевиден. Да, Энвер восхитительный мужчина и он мне действительно по-женски нравится. Но если бы я увидела в нём хоть каплю подвоха — ни за что бы не согласилась на его план. Он мне не врал, он правда хотел разобраться и наказать виновных, он говорил, что хозяин клуба — большая шишка, неприкасаемый... дядя Бекир? Один из главных военных чинов страны? Почему бы и нет... с его извращёнными вкусами я уже ничему не удивляюсь.
