Кирилл Казанцев - Очарованная вдова
— Ну-ка, ну-ка, — побуждал он раненого врага. — Повтори, что ты сказал. Фамилия? Погоняло? Должность? Ну, повтори же!
Карбалевич же продолжал делать вид, что не в состоянии нормально произнести ни единого слова. Он издавал лишь хрипы, лишенные всякого смысла.
— Черт побери! — выругался Архип и выдал то, что называется мыслями вслух: — Зря я тебе в грудь зарядил и с ног свалил. Надо было как-то по-другому с тобой вопрос решить, чтобы ты говорить мог нормально. Хоть по буквам можешь сказать, как тебя зовут? — Главарь бандитов подошел ближе и склонился над Денисом.
Тот опять шевелил губами, словно на самом деле старался что-то произнести.
— Так что же ты хочешь сказать? Что? — чуть ли не в отчаянии воскликнул хриплый тип и присел на корточки возле Дениса.
Этого момента Короб и ждал. Совершенно неожиданно для противника он схватил его правой рукой за отворот пиджака и со всей силы потянул вниз. В этом положении тот не успел ничего предпринять и бухнулся лицом вниз.
Его падение смягчила лишь рука Дениса. Впрочем, он тут же высвободил ее, быстро отвел в сторону и несколько раз резко ударил Архипа локтем по затылку. Тот оторопел от внезапного поворота событий и некоторое время вообще не мог сопротивляться.
Удача заметно окрылила Дениса, прибавила ему сил, но не настолько, чтобы можно было немедленно добиться победы. Рана и падение давали о себе знать. Так просто подняться на ноги и нейтрализовать врага он еще не мог.
Тем не менее Карбалевич попытался вытащить у него из кармана пиджака пистолет. Он тоже хотел использовать его в виде ударного оружия. Однако едва ему удалось это сделать, как хозяин пистолета стремительно перевернулся на спину, выхватил оружие из руки Дениса и чиркнул того стволом по кисти.
В это самое время послышался негромкий звук, будто что-то небольшое, сделанное из металла, упало на бетонное покрытие площадки. Противники услышали звон, подумали, что это была монетка, но вдруг увидели, что это был пистолетный патрон. Он завалялся в кармане у главаря бандитов. Короб, вытаскивая оттуда пистолет, задел патрон, и тот выпал, когда сам хрипатый тип стал резко переворачиваться.
Противники тут же потянулись к патрону, валяющемуся на площадке. Карбалевич хотел его выбросить, а главарь бандитов — забрать, зарядить пистолет и выстрелить в неугомонного противника.
Архипу удалось опередить Дениса на сотую долю секунды. Патрон оказался в его руке. Он сразу же откатился подальше от раненого врага, уселся на бетон и принялся заряжать пистолет.
Денис бросился на него, пока тот не успел осуществить свой замысел. Они снова сцепились и продолжили борьбу, катаясь по площадке. При этом патрон уже был в обойме, оставалось лишь снять пистолет с предохранителя, наставить ствол на соперника и нажать на курок.
Хрипатый тип пытался это сделать, а бывший военный удерживал его руку так, чтобы отвести ствол пистолета от себя. Все силы обоих уходили на это противостояние. Пистолет дергался, как стрелка метронома, сошедшего с ума.
В какой-то момент Денису удалось переломить ситуацию в свою пользу. Рука Архипа дрогнула, и пистолет оказался направлен в его сторону. Прогремел выстрел. Пуля оторвала кусок уха главаря бандитов, и он взвыл о боли.
Невероятная злость овладела им. Он сумел найти силы, чуть оттолкнул от себя противника, но тот не отставал. Схватка возобновилась. У одного кровь струилась из остатка уха. У второго она уже успела запечься, образовать темный бурый шлейф, тянущийся от виска до подбородка.
Архип попытался провести серию кулачных ударов, однако его противник, успевший оправиться от полуобморочного состояния, вполне удачно блокировал их. Более того, он ответил на атаку своей собственной серией.
Карбалевич удачно сочетал работу руками и ногами. Он наносил четыре удара поочередно правой и левой рукой, после чего резко бил врага правой ногой в какое-нибудь незащищенное место.
Как все это происходило, враги вряд ли понимали. Их противостояние продолжалось на исходе сил и возможностей, с хрипом, скрипом, тяжелым дыханием и прочими прелестями. В конце концов хрипатый тип полностью обессилил и рухнул на бетон площадки, причем не в центре, а на самом краю.
Короб собрал остатки сил, оторвал от перил металлический штырь и всем своим видом продемонстрировал решимость сбросить оппонента с вершины элеватора. А там ведь было метров двадцать пять свободного полета.
— Поменялись ролями? — саркастично заметил Карбалевич.
— Да пошел ты, труп ходячий! Ты не знаешь, на кого наехал, не представляешь, какому влиятельному человеку перешел дорогу, когда влез во всю это заваруху с вдовой Тверского! — стал огрызаться Архип.
Сил на что-то большее у него уже не хватало, зато злости и спеси было еще предостаточно.
— А вот ты мне сейчас и расскажешь, что это за влиятельный человек, на которого ты работаешь, — спокойно отреагировал на это Денис.
— Хрен тебе! — бросил ему Архип и попытался плюнуть, но вязкая слюна осталась у него на губе.
— Ответ неправильный, — с ухмылкой проговорил Короб и огрел врага штырем по плечу. — Говори же, сука! Кто виноват в бедах Анны Тверской? Кто отправил тебя и твоих дружков в дачный поселок? Ну!..
Хриплоголосый тип корчился от боли. Серьезность намерений его противника была очевидной.
36
В кабинете генерала Кущенкова собрался основной костяк полицейских, занимавшихся распутыванием всего клубка преступлений, которые произошли после гибели короля русского шансона. Атмосфера не была такой наэлектризованной, как на памятном совещании. Да, том самом, на котором Валерий Максимилианович устроил подчиненным полный разнос, а тем пришлось лишь вяло оправдываться и обещать в краткие сроки исправить ситуацию по расследованию громких дел.
Однако сказать, что сейчас в кабинете царила непринужденная атмосфера, тоже было никак нельзя. Начальник не дал ни единого намека на то, чтобы его подчиненные расслабились. Субординация соблюдалась строго.
Да и сам дизайн кабинета не располагал к развязности. Герб, флаг, портреты президента и премьер-министра красовались на стене за спиной генерала. По его правую руку висела картина, подаренная художником самородком. На ней был изображен момент спецоперации по обезвреживанию организованной преступной группировки, проведенной в конце девяностых годов.
Здесь же чуть сбоку висели часы, специально выпущенные к одному из последних юбилеев российского МВД. Когда в помещении устанавливалась тишина, могло показаться, что они тикают чересчур громко. В самом начале встречи все ее участники как раз и испытали на себе это ощущение.
Прежде чем заговорить, Кущенков сознательно выдержал паузу. Он часто практиковал подобный прием. Установившееся молчание невольно подчеркнуло тиканье часов. Оно было совершенно невыносимым, вызывало ощущение тревожности даже у тех, кто по долгу службы обязан отличаться выдержкой и крепкими нервами, звучало как удары какого-то адского молотобойца, засевшего где-то в глубинах подсознания каждого.
Вряд ли генерал применял эту пытку сознательно. Но то обстоятельство, что он понимал мучительность молчания под такой вот аккомпанемент часов, ни у кого сомнения не вызывало.
— Вы слышите ход часов? — наконец-то прервал он всеобщее молчание, подтверждая догадки многих из присутствующих. — Время идет и начинает поджимать. Я прекрасно понимаю ваши трудности. Столько всего произошло и причудливо переплелось после убийства Владимира Тверского. Но на то вы и следователи, чтобы распутывать всякие замысловатости. Это ваша служба, работа, в которой вы все асы. Лучшие из лучших. Я не умаляю достоинств каждого из вас. Но скажите мне на милость, неужели вы не слышите, как тревожно бегут стрелки часов? Неужели вы не ощущаете моральную ответственность перед обществом за то, что до сих пор не сумели раскрыть хотя бы одно из этого ряда преступлений? Я очень сильно, можно даже сказать безумно, хочу услышать от вас как можно больше конкретики. Не растекание мыслию по древу, а четкое и логичное изложение ситуации с расследованием указанных дел. Кто-то хочет высказаться? Или же мне поднимать каждого из вас по очереди?
В отличие от приснопамятного совещания, подчиненные не сидели, опустив глаза. Какая-никакая конкретика у них все-таки была. В принципе любой из сотрудников полиции, находившихся в кабинете, был готов выступить и отчитаться перед генералом о проделанной работе.
Иное дело, что не всем хватало уверенности в том, что начальник воспримет их отчеты как должное. Встать и доложить было не проблема. Она состояла в вопросах и комментариях, ожидаемых подчиненными от Валерия Максимилиановича.
Все знали, что он может зацепиться за любую фразу, даже слово. Отталкиваясь от этого, генерал потом устраивал такие разносы, что мама не горюй. Кто-то к этому привык, но многим такая вот педагогика приходилась не по нутру.
