«Пассажир» из Сан-Франциско - Бальчев Анатолий
Он не видел Мартина со дня приезда, но нисколько не сомневался, что недремлющее око не выпускает его из своего поля зрения.
Машина Фила выехала за город и помчалась по хайвэю вдоль моря. Маша беспрерывно говорила — рассказывала все новости, случившиеся за последний месяц от покупки нового телевизора до обеда в любимом китайском ресторанчике. Наконец они свернули на дикий пляж, который открыли еще три года тому назад, причем совершенно случайно. Просто машина вдруг сломалась, и пока ждали аварийку, обследовали окрестности и наткнулись на маленькую живописную бухту.
Маша тут же побежала купаться, а Фил стал выгружать из автомобиля все необходимое для пикника. Покрывало, полотенца, мини-холодильник.
Подержал в руках коробку с воздушным змеем, решая, стоит ли его доставать или оставить в багажнике — ветра все равно нет и места мало для разбега.
— Маш, змея запускать будем? — прокричал он плещущейся в прибрежных волнах дочери.
— Да!
Фил достал из коробки разноцветного бумажного красавца, полюбовался, принялся разматывать бечевку.
Шум приближающегося автомобиля заставил его оторваться от этого занятия. Сюда редко кто сворачивал, любители искупаться предпочитали места более цивилизованные, где и душ принять можно, и мороженого купить, если захочется. Ну, разве что какая-нибудь влюбленная парочка сюда завернет, да и то редко — влюбленные парочки нынче предпочитают мотели со всеми удобствами.
Парочка, вышедшая из черного «Мерседеса», на влюбленных не походила. Мрачный лысый тип, похожий на индуса, и благодушный улыбчивый толстячок, чьи улыбки набили у Фила оскомину уже в Москве.
— How do you do, my friend? — спросил Толстый, подойдя поближе. Огромные черные очки, скрывающие его от солнца и посторонних глаз, уставились Филу в лицо.
Маковский на вопрос не ответил.
— Что-то вы не больно вежливы, — мягко пожурил Толстяк. — Конечно, понимаю, мы без звонка, но какие церемонии с друзьями?
— Пап, это кто? — Маша вылезла из воды, подбежала к отцу и с любопытством уставилась на незнакомцев. Представлять их Фил явно был не намерен.
— Иди-ка, со змеем поиграй… — он вручил ей коробку.
— Я не справлюсь одна, — Маша надула губки, отцовский тон показался ей слишком резким.
— Держи его покрепче за хвост, а мне надо с этим змеем разобраться…
Маша отошла с демонстративно обиженным видом, вертя в руках змея и явно не зная, что с ним делать.
— Ваше молчание слишком затянулось, — приступил Толстый к делу.
— А разве у меня есть выбор? — в упор спросил Фил.
Толстый снял очки, повертел в руках, потом опять водрузил их на нос.
— Видите, вот он я, — показное добродушие вмиг исчезло из его голоса. — Стало быть, выбора у вас нет. Поторопитесь, мы опаздываем.
— У меня здесь дочь. Может быть, проявите благородство?
— А мы уже проявили — сейчас за ней приедет мама, — Толстый повернулся к машине, махнул рукой.
С водительского места поднялся телохранитель, подошел к Маковскому и без лишних церемоний впихнул его на заднее сиденье.
— Дайте хоть с дочерью попрощаться! — Фил вырвался, побежал к дочери.
— Папа, ты куда? — Маша, увидев, что происходит что-то странное, помчалась ему навстречу.
— Наверное, в никуда, — вздохнул Фил. Крепко обнял девочку, поцеловал в щеку.
— А как же я? — она смотрела растерянно, переводя взгляд с отца на этих странных людей, не понимая, что происходит.
— Будь умничкой и жди маму.
Телохранитель опять подтолкнул его к машине, Толстый с индусом уже сидели на своих местах, и «Мерседес» сорвался с места, оставив на пляже плачущую Машу.
Фил смотрел в заднее стекло, пока пляж с одинокой фигурой дочери не скрылся за поворотом, потом спросил:
— Куда вы меня везете?
— В аэропорт. Вам придется лететь в Москву.
— Мне бы хотелось завершить кое-какие важные дела…
— Уверяю вас, наше путешествие и есть для вас самое важное дело.
— Я даже не могу заехать за вещами?
— Все необходимое мы вам купим по дороге.
Машина летела по дороге с бешеной скоростью. Больше никто не произнес ни слова за все время, что они ехали.
В аэропорту Фил невольно оглядывался, пытаясь найти глазами Мартина. Того нигде не было видно, что, впрочем, не значило, что ФБР выпустило Фила из своего поля зрения. Хотя откуда им знать, что Маковскому именно сегодня придется возвращаться в Москву. В принудительном, так сказать, порядке.
Фил волновался напрасно — Мартина он просто не разглядел. Тот стоял в отдалении, наблюдая, как Фила ведут к паспортному контролю, а потом достал телефон и долго о чем-то разговаривал…
Билеты были первого класса — на себя Толстый, видим, не скупился, а заодно и всем перепало — чтобы на глазах были.
От спиртного Фил отказался, от еды — тоже. Просто сидел в кресле, закрыв глаза, и притворялся спящим. А потом действительно заснул, и во сне видел себя бунинским «господином из Сан-Франциско», направляющимся в Новый Свет на корабле, под завязку забитом абсолютно разношерстной публикой. Тут был и Толстый, попыхивающий сигарой в углу бального зала, и Индус, разносящий напитки на серебряном подносе, и Марк-Антон, дирижирующий оркестром русских балалаечников.
Поляк со Стариком играли в карты, и Старик был почему-то в чалме. А за бархатной портьерой притаился некто незримый… Может, черт, а может, дьявол… Корабль качало из стороны в сторону, пары вальсировали по залу, с трудом удерживаясь на ногах, а в центре кружились в танце Наташа — во всем черном и с кровавой розой, приколотой на груди, и Волков в форме капитана корабля. Маковский наблюдал за ними издалека и вдруг почувствовал, как что-то сдавило ему горло… Шея его вытянулась, глаза выпучились, пенсне слетело с носа… Он рванулся вперед, хотел глотнуть воздуха — и дико захрипел; нижняя челюсть его отпала, и все тело, извиваясь, задирая ковер каблуками, поползло на пол, отчаянно борясь с кем-то…
— Sorry, sir, are you О. К.? — стюардесса трясла его за плечо, встревоженно вглядываясь в его лицо. И ее он тоже видел во сне, она кокетничала со Стасом… Они даже целовались у окна…
— Thank you, 1 am well… Просто сон плохой приснился, — пояснил он Толстяку, недоуменно наблюдающему за сценой.
Стюардесса отошла, Толстяк опять принялся за процесс поглощения первоклассной пищи. Маковскому сон аппетита не прибавил, и он уставился в окно, погрузившись в собственные думы. Он думал о себе, о своей жизни — с самого детства, проведенного в Харбине, в семье врача — беженца, который был, на самом деле сотрудником ВЧК-ОГПУ и участвовал в выявлении антисоветского подполья. В Россию Филипп попал уже взрослым, когда отец решил, что пора ему на пенсию… Учился в институте иностранных языков, потом еще в одном — для будущих разведчиков. Работал на таможне, потом со спецзаданием был отправлен в Америку… А потом СССР развалился, и о нем позабыли… Пришлось налаживать свою жизнь в Америке по собственному усмотрению. И все вроде неплохо складывалось — но потом умер сын, и с тех пор Филипп жил только одним — желанием отомстить этим негодяям, подсадившим его мальчика на наркотики. Он не раз обращался в свою бывшую службу, но там было не до того… Обращался и к американцам. В конце-концов, отчаявшись, придумал план — выдумал новое вещество, якобы сильнее всех существующих наркотиков, и позаботился о том, чтобы «утка» дошла до бандитов. Эх, жалко ту милую девушку, Аманду, но кто же знал, что они решат сразу же ее убрать…
А потом все вырвалось из-под контроля, оказалось, что старый друг Штейман и вправду выдумал нечто подобное, и Маковский запутался окончательно… Его жизнь, наверное, уже не спасти, теперь лишь бы, как Штейман сказал, человечество не погубить…
Самолет плавно пошел на посадку. Этот почти двадцатичасовой перелет показался Филу самым коротким в его жизни…
Как пассажиры первого класса, они вышли раньше всех. У паспортного контроля никого еще не было, у таможенных стоек — тоже. Сердце Фила подпрыгнуло — за одной из стоек сидела Наташа. Вид у нее был осунувшийся и удрученный. Маковский кинулся к ней.
