Питер Темпл - Расколотый берег
Он вошел в деревянный дом без крыши — четыре комнаты, между ними коридор. Заглянул в оконный проем, увидел разоренную, загаженную столовую со следами костров на полу и кучами дерьма на голой земле, некогда закрытой половицами. В стороне, метрах в пятидесяти, торчала дымовая труба. Он приблизился к ней и обошел кругом. Когда-то на кирпичной кухне в глубоких нишах стояли две печи, а между ними — плита. Ржавая железная дверь, безжалостно сорванная с петель, валялась внутри.
Собаки носились кругами, словно обезумев оттого, что везде пахло зайцами. Но ни одного не было видно — их надежно укрыли обломки кирпичей и листы ржавого железа. За кухней, в траве, пробивавшийся сквозь трещины в бетоне, Кэшин заметил кирпичную кладку длинного здания в две комнаты шириной. Верхний ряд уже успел почернеть, а шагнув внутрь, Джо споткнулся об горелые деревянные балки.
Это уже давно было, с пожара там все забросили. Да и сами «Товарищи» — уже история.
Так говорила Сесиль Аддисон.
Кэшин свистнул, и здесь, в глухом месте, у него это вышло очень звонко. Появились собаки, вдвоем таща что-то в зубах. Он велел им сесть и вытащил из их пастей находку.
Оказалось, это старый высохший кожаный пояс — детский, на узкую, не больше футбольного мяча, талию. Кэшин взял его, рассмотрел. На ржавой пряжке виднелась геральдическая лилия и буквы «Б… гот…».
«Будь готов»… Скаутский пояс.
Он было замахнулся, хотел его выбросить, но не стал. Вместо этого подошел к невысокому столбику, который отмечал границу футбольного поля, и пристегнул к нему пояс.
Взобравшись на самую высокую дюну, Кэшин оглянулся. Ветер шевелил траву на бывшем футбольном поле. С шоссе донесся одинокий, сонный гудок грузовика. Кэшин кликнул собак и отправился домой.
Они ехали по пустынным дорогам, мимо старых домов, из труб которых в небо поднимался дым. Так заканчивалась жизнь миллионов деревьев, безжалостно порубленных на дрова.
Он думал о Бургойне. Фортуна никак не желала им улыбаться, — скорее всего, тех, кто забил его до смерти, так и не найдут. А на мальчишек навсегда ляжет клеймо убийц. Да что мальчишки — их семьи, весь Даунт, даже люди вроде Берна и его детей будут надолго окружены дурной славой. Убийство Бургойна развязало языки злопыхателям и ксенофобам.
«Об этих двух черномазых из Даунта. Жалко, не целый автобус настреляли».
Почти все посетители заведения Дерри Каллахана охотно подписались бы под этими словами.
«Не зацикливайся, — сказал он себе. — Послушайся Виллани, брось это дело».
Ребб уже ждал, стоя на ветру и прислушиваясь к шуму машины. Он подошел, зажав губами сигарету. Кэшин вышел, выпустил собак. Ребб наклонился, протянул к ним руки, но собаки не стали прыгать, а только прижимались к нему, извиваясь всем телом.
— Слышь, — спросил Дейв, — в город сегодня поедешь?
— Поеду, — ответил Кэшин. — Ты уже ел?
— Не успел. От коров только что вернулся.
— Ну, поехали перекусим где-нибудь. Только подожди минут десять, ополоснусь.
* * *Они заказали яичницу с ветчиной в шоферской забегаловке на окраине Кромарти. Принесла заказ худосочная девица с усиками и ярко-розовой родинкой между бровями. Яичница из двух яиц с бледными желтками лежала на куске хлеба толщиной с листок бумаги. Среди серого свиного жира редкими полосками краснело мясо.
Ребб поковырял вилкой в тарелке.
— Не от тех кур, что у них на заднем дворе, — заметил он. — Ты как, платить думаешь?
Кэшин закрыл глаза. Действительно, он так ничего и не заплатил Реббу ни за ремонт дома, ни за забор. Ему это даже в голову не приходило.
— Ну прости, — извинился он. — Забыл просто.
Ребб доел, промокнул рот бумажной салфеткой. Потом он полез во внутренний карман куртки и вынул сложенный вдвое потертый листок, явно вырванный из записной книжки.
— Я тут прикинул — двадцать шесть часов. Десятка за час — нормально будет?
— По минимальной ставке?
— Ну, ты же меня кормил.
— Да ладно, давай по пятнадцать.
— Как хочешь.
— Мне нужен твой номер в налоговой.
Ребб улыбнулся:
— Окажи мне такую услугу — воспользуйся номером Берна. Ты же его наизусть знаешь, да, он же твой двоюродный брат, так какая тебе разница? Вот все налоги и заплатишь.
Компромисс, ничего не попишешь, подумал Кэшин. Но что с него возьмешь? Виноват он не больше, чем мать двоих детей, попавшаяся на мелком воровстве в супермаркете.
Кэшин припарковался в двух кварталах от банка. Можно было, конечно, остановиться прямо за полицейским участком, но что-то подсказало ему, что лучше этого не делать. Сняв деньги в банкомате, он рассчитался с Реббом.
— С полчаса пробуду, — сказал он. — Тебе хватит?
— Даже много.
По мокрым улицам он направился в участок. Хопгуд был там, что-то записывал в журнал, слева лежала аккуратная стопка еще не просмотренных бумаг.
— Искореняем бюрократию? — спросил Кэшин с порога.
Хопгуд поднял на него пустые глаза:
— Чем могу помочь?
— Хочу узнать, кто распорядился светить фарами в окна Донни.
— А, ты опять про старую култеровскую суку? Врут они, всё врут. Ничего там особенного не было. Обычный патруль, всего-то делов.
— Я думал, Даунт — индейская территория. Что, «Черного ястреба» уже не вспоминаем?
У Хопгуда на скулах вспыхнули алые пятна.
— Ну да, пора уже поставить наш флаг в этом гадюшнике. А ты, вообще-то, когда уйдешь? Я не в твоем подчинении. Вали, наводи порядок в своем занюханном участке.
Кэшину кровь ударила в виски — захотелось съездить Хопгуду по физиономии, расквасить нос, губы, увидеть то же выражение, что было в глазах Дерри Каллахана.
— Я хочу видеть дело Бургойна.
— Зачем? Оно уже закрыто.
— Не думаю.
Хопгуд ковырнул в носу жирным пальцем.
— А часы? Чего тебе еще?
— Все равно дай взглянуть.
— Некогда мне его искать. Вот вернется начальник участка, тогда и приходи.
Их взгляды скрестились, как шпаги.
— Ладно, приду, — ответил Кэшин. — Мы еще не обо всем поговорили.
— Ну, например…
— Ну, например, об этом драндулете «фэлконе». Ты что, не знал, что он не тянет?
— Я много чего не знал. Не знал, что ты водить как следует не умеешь. Не знал, что ты такое чудо в перьях.
— А звонки? Ты же их слышал!
— Правда? На пленке ничего нет. Вы, черномазые, вдвоем истории сочиняете? Как и долбанутая мамаша Донни? Вы родня, что ли? Все — родня? Может, расскажешь, как это у вас так выходит? Лежите все вместе в одной койке, в темноте, раз все деньги пропили и свет отключен?
От ярости перед глазами Кэшина плыли красные круги. Хотелось только одного — убить.
— Подожди, это еще не все, умник! — ревел между тем Хопгуд. — Думаешь, болтаешься везде со своим бродягой и никто ничего не понимает? Разрешаешь своему пидору-дружку лупить невинных людей, а сам глаза на все закрываешь? Тебе что, такие штучки нравятся? Кончаешь с этого, да?
Кэшин резко развернулся и вышел. Входивший в кабинет полицейский едва успел с ним разминуться.
* * *Кэшин прошел по набережной, постоял у стены, ощутил на лице соленый морской ветер. По всему заливу белели барашки волн, к берегу шла рыбацкая лодка, то погружаясь в серую воду, то взбираясь на гребни. Он старался дышать как можно глубже, чтобы успокоить нервы и утихомирить бешено бившееся сердце.
Минут через десять он направился обратно и повстречал только несколько ребятишек, которые спускались с холма. На полпути он свернул направо, прошел тем же путем, которым шел с Хелен Каслман из суда, поднялся по ступенькам к ней в офис. За секретарской стойкой сидела густо накрашенная молодая девица, считай подросток, и внимательно разглядывала свои ногти.
Он обратился к ней, и она набрала нужный номер.
— Пройдите по коридору, — произнесла она, широко улыбнувшись и свернув жвачкой. — В самый конец.
Дверь оказалась открытой, стол Хелен стоял справа. Она уже ждала его, но смотрела неприветливо. Кэшин встал в дверях.
— Две новости, — начал он. — В порядке важности.
— Слушаю.
— Сначала о Донни. Я обвиняю их в давлении на него, а они, понятно, отпираются. Ну ничего, буду продолжать, пока сил хватит.
— Донни умер, — ответила она, — хотя должен был жить. Он был обычным мальчишкой, которого просто запугали.
— Мы хотели не этого. Мы хотели суда.
— Мы? То есть вы с Хопгудом? Ну да, вы искали, но только ничего не нашли.
— Часы.
— Что — часы? Если вы стоите рядом с человеком, который пытается продать часы, то что это доказывает? Ничего! Даже обладание этими часами еще ничего не значит.
— Давайте о заборе, — сказал Кэшин.
— Вы отрезали больше метра от моего участка, — заявила она. — Позовите своих землемеров, если не доверяете моим.
