Валентин Курицын - Томские трущобы
В антракте публика угощалась пирожками, мороженым; кое-где поблескивали на солнце бутылки с живительной влагой. Какой-нибудь любитель спорта, в праздничной чуйке и глянцевых сапогах, вынимал из кармана «посудину», широко запрокидывал голову и вливал содержимое бутылки прямо в рот.
— Надо червячка заморить! — пояснил он соседям и вновь протискивался к барьеру.
В одной кучке шел оживленный спор о предстоящем заезде.
— Однако, против королевского Вихря поискать, да и поискать лошадок надо! — убедительно говорил какой-то благообразный мещанин с оловянной серьгой в ухе.
— Ан, врешь! — горячо набрасывался на него оппонент. — Супротив Сокола ему не устоять. Это нам известно! Потому, как наша кума у этого Ильницкого в посудницах состоит…
Далеко по кругу разнесся резкий звонок. Споры и толки оборвались.
Публика глухо заволновалась.
— Пошли! Пошли!
Победителем из этого заезда вышел Сокол, побивший противника на несколько секунд…
— Ты был прав, не надо было ставить на Сокола. Все на него ставили.
Это скучно!.. — заметила Катя, повернувшись к своему спутнику. — Надо теперь новых лошадей выбирать. — Она углубилась в программку.
— Вот с Вахтеновским Бураном идет Ястреб какого-то Загорского…
Лошадь незнакомая, но резвость показана хорошая! Поставить разве на Ястреба.
— Слушай, соседи как раз говорят об этой лошади…
В соседней ложе трое молодых людей по костюмам и манерам, как видно, действительно были заняты обсуждением этого вопроса.
— Мы обязательно должны взять билет на Ястреба. Мне сам Загорский говорил, что все шансы на его стороне.
— Ястреб — кровный рысак. Он стоит Загорскому две с половиной тысячи…
— Значит, фонды Сержа стоят высоко… Он при деньгах.
— Но ведь он же помолвлен на этой купчихе, как ее фамилия…
— На дочери покойного Изосимова. Полмиллиона приданого возьмет! пояснил третий собеседник.
— Ах, это того самого Изосимова, которого…
— Которого задушили прошлой зимой!
— Сержу это на руку: если бы был жив старик, свадьба вряд ли бы состоялась. Репутация Загорского была хорошо известна покойному.
26. Печальная весть
Прислушиваясь к разговору в соседней ложе, Катя решительно заявила:
— Я играю на Ястреба! Ступай, возьми билет. Посмотрим, что это за новый рысак!
Иван Семенович отправился к кассе тотализатора и приобрел два билета: Кате на лошадь Загорского, а себе на Вахтеневского Бурана.
— Ну, дорогая моя, если Ястреб придет первым, то ты выиграешь порядочную сумму, — сказал Кочеров, возвратившись с билетами. — Почти все ставят на Бурана я и себе взял на него билет. Посмотрим, чья возьмет!
— Посмотрим!
К удивлению не только Кочерова, но и всех почти завсегдатаев ипподрома, первым пришел Ястреб.
Катя радостно аплодировала победителю наезднику.
— Ну, вот видишь, чья взяла! — торжествующе воскликнула она, обращаясь к Кочерову. — Я играла на счастье, и выиграла! Отправляйтесь, милостивый государь, и получите мой выигрыш. Сегодня я вас буду угощать шампанским!
На билет пришлось 132 рубля.
Катя была в восторге. Ее радовала не столько сумма выигрыша, сколько вообще удача. До конца бегов она ставила еще на двух лошадей и также выиграла.
— Тебе сегодня необыкновенно везет! — даже удивился Кочеров. Сам он уже проиграл около пятидесяти рублей.
— Должно быть, я в любви несчастна! — с притворным вздохом ответила Катя, обжигая своего поклонника кокетливым взглядом.
После второго отделения Катя предложила ехать домой.
— Дольше оставаться незачем: программа не обещает больше ничего хорошего. К тому же я проголодалась, пора обедать!
Иван Семенович изъявил готовность. Они вышли из ложи. В буфете теснилось много публики и путь к выходу был сопряжен с трудностями: приходилось продвигаться медленно. Катя шла за Кочеровым, рассеянно поглядывая на окружающих, как вдруг взгляд ее упал на лицо, показавшееся ей знакомым. Катя остановилась и посмотрела внимательнее. В человеке, стоявшем за в двух шагах от нее и закуривающим папиросу, она узнала приятеля своего сердечного друга — Сеньку Козыря.
В былые дни оба они, Пройди-свет и Сенька, часто бывали у Орлихи и Катя запомнила лицо Сеньки.
— Вот встреча кстати! — обрадовалась она. — Спрошу его про Александра. Наверное он знает: они ведь товарищи с ним! — И она решительным шагом подошла к Козырю, не заботясь о том, что ей, такой изящной и нарядной, неудобно разговаривать среди любопытных с каким-то подозрительным типом…
— Здравствуйте, — тихо произнесла она, подходя к Козырю и дружелюбно протягивая к нему руку. — Вы не узнаете меня? Помните, приходили к нам с Александром…
Сенька Козырь галантно приподнял фуражку и осторожно пожал маленькую ручку Кати.
— Помилуйте-с! Очень даже хорошо помню! Нечто, увидавши вашу милость, возможно забыть!
Катя не обратив внимания на этот комплимент, бросила быстрый взгляд вокруг себя и прошептала:
— Пойдемте отсюда, мне поговорить надо с вами!
— С нашим полным удовольствием! — поспешил согласиться Козырь и кинув недокуренную папиросу, пошел за Катей к выходу.
В дверях стоял Иван Семенович.
— Что это ты? — обратился он к Кате. — С кем заговорилась?
Девушка подняла на него глаза и тоном, не допускающим возражения, сказала:
— Ты подожди меня у экипажа. Мне надо поговорить со своим знакомым по делу… понял?
Последнее было произнесено так выразительно, что Иван Семенович не вступая в дальнейшие расспросы, поспешил ретироваться.
— О чем говорить желаете? — осведомился Козырь, проводив Кочерова насмешливым взглядом.
Катя, не желая прямо приступить к делу, предварительно спросила своего собеседника о его личных делах.
— Как вы поживаете. Где это вас так долго не видно было.
— Немудрено, что не видно! — Козырь усмехнулся и понизил голос. — В «сушилоне» находился. Казенный паек глотал!
— В тюрьме!
— В ней самой! Как пословица говорит: «От сумы, да от тюрьмы не отказывайся»! Всего вторую неделю на «воле» хожу.
— Хочу я спросить вас, где теперь Александр? Что с ним такое случилось? Я не видела его с половины зимы…
— А вы разве не слыхали?
Предчувствие недоброго сжало сердце Кати.
— Что такое?
— Да ведь он давно на том свете грехи отмаливает!
— Как! Умер, умер, говорите вы? Когда же? Отчего?!!
Лицо Кати покрылось смертельной бледностью. Глаза отразили выражение ужаса перед роковой вестью. Она зашаталась.
— «Пришили» его! — мрачно пояснил Козырь… — До пасхи еще дело было… А как и что — не знаю… В тюрьме я тогда сидел… Говорили, между прочим, знакомые ребята, что будто из-за бабы вышло! Из ревности будто его кто «похерил». За что купил, за то и продаю!
— Убит! Мертв! Все теперь кончено! — вихрем налетело страшное сознание невозвратимой утраты… Не было слез — сильные натуры не плачут, но глубокое отчаяние овладело душой Кати. Она не взглянула больше на Козыря, не сказала ему ни одного слова и молча, опустив голову, пошла вниз по лестнице.
Когда в душе женщины, подобной Кате, вспыхивает искренняя любовь, то это чувство становится для нее единственной отрадой в жизни, единственным и дорогим, и самым светлым из всего, что осталось на долю той, у которой нет ни семьи, ни друзей, которая всеми презираема и отвергнута… Такая любовь чаще всего кончается трагически. Женщины, продающие свое тело, душу свою отдают раз и навсегда…
— Что с тобой, Катя? — испугался даже Кочеров, увидя ее бледную и странно молчаливую…
— Ничего… молчи… скорее домой… Будем пить… пить…
27. Гнездышко опустело
После событий, описанных в предыдущих главах, прошло три месяца…
Стояла глубокая поздняя осень… Город превратился в одну сплошную лужу грязи. Круглые сутки моросил дождь. Общественная жизнь замерла: зимний сезон еще не начался, клубы пустовали, ибо томичи, умудренные горьким опытом, не решались пускаться в путешествие по улицам, тонущим в грязи и мраке. После восьми часов вечера улицы погружались в глубокий сон, нарушаемый лишь колотушками сторожей, да шальными револьверными выстрелами, производимыми осторожными обывателями с целью запугать любителей чужой собственности, которые с наступлением темноты все чаще и чаще дают о себе знать.
Итак, повторяем, скучное время наступило для томичей и многие из них совершенно основательно роптали на затянувшуюся осень.
— Хотя бы холода поскорее наступили… Давно такой гнилой осени не было, — говорили старожилы.
Но морозы не наступали и близкий покров не обещал принести с собой первый свежий снежок.
Город тонул в грязи и тумане дождливых дней, также пасмурно было в розовом тумане приюта любви и наслаждения. Сама хозяйка этого гнездышка, после полученного печального известия о трагической кончине своего возлюбленного, опустила руки и на все окружающее смотрела безучастно и равнодушно. Стала запивать чаще, чем прежде, и в размерах, пугающих Ивана Семеновича. Тщетно он старался добиться у Кати, что за причина такого неудержимого, мрачного настроения и молчаливого пьянства. Она молчала, замкнувшись в себе и продолжала топить тоску в вине. Кочеров терял голову.
