Евгений Сухов - Страсть окаянная
– Ты меня слышал? Я спросил, проверяли ли вы людей на выставке? – повторил он.
– При регистрации, – ответил Василий.
Войтович вошел в машину. Он легко опустился на первое же около дверцы кресло. Напротив него разместился Лошанский. Следом в изолированный от водительского места салон влезли и двое телохранителей олигарха. Кортеж из двух джипов сопровождения и автомобиля Войтовича двинулся по Кутузовскому в направлении Рублевского шоссе.
– Имена, фотографии есть? – продолжал расспрашивать Максим Константинович.
– Нет. А зачем? Входной терминал оборудован металлоискателем. Наша служба охраны зачищала все перед началом, – информировал Лошанский. – Чисто. А тебя так волнует безопасность? Почему ты спросил, Максим?
Войтович помедлил с ответом.
– Ты видел девушку? – наконец-то решился он на откровенный разговор с другом. – Журналистка, кажется. Она там одна была такая симпатичная. С длинными каштановыми волосами, с крупными локонами. Она была в очках...
Лошанский удивленно вскинул брови.
– А я думал, на кого это ты все время смотришь! – улыбнулся он.
– Интересная особа, согласись, – не слушая товарища, добавил Войтович. – И почему я не решился к ней подойти?.. Дурак!..
Лошанский продолжал улыбаться.
* * *Вместо того чтобы покорно последовать прозвучавшей грозным окриком команде, Константин, напротив, машинально вскинул автомат вверх и дал короткую очередь. Он не стремился ни в кого попасть. Скорее рассчитывал на эффект неожиданности. Короткое черное дуло было вскинуто чересчур высоко.
– Бежим! – Климов дернул напарницу за руку.
Лена едва устояла на ногах.
– Куда? Наша машина...
– К черту машину! Уходим, я тебе говорю!
Его пальцы намертво сомкнулись на запястье девушки. Лена не стала сопротивляться. Климов метнулся вправо, и она последовала за ним.
– Стоять! – вновь гаркнул позади них мегафон. – У нас приказ стрелять на поражение.
Разумом Константин прекрасно понимал, что у них нет никаких шансов. Вооруженные представители власти против двух загнанных в ловушку дилетантов. К тому же в этот момент они были как звери на арене, освещенные мощными прожекторами со всех сторон. Но... Надежда, как известно, умирает последней. И Константин надеялся. Недолго... Всего лишь до первого выстрела.
Лена увидела перед глазами яркую алую вспышку, словно неожиданно кто-то включил кровавый фонтан, а затем на лицо ей брызнуло что-то теплое и липкое. Константин коротко вскрикнул и стал падать. Епифанова попыталась его подхватить, но у нее не хватило для этого сил.
– Черт!.. – Он упал к ее ногам. – Кранты нам... Беги!
Она не послушалась. Забыв обо всем на свете – о вооруженных представителях правопорядка, о слепящем свете галогеновых фар, о картине Борисова-Мусатова, все еще зажатой в ее правой руке, – Лена опустилась на колени рядом с Климовым. Константин был ранен в плечо. Автомат выпал из его руки и теперь валялся на асфальте рядом со стремительно расползавшейся лужей крови. Епифанова осторожно приподняла голову напарника. Климов стиснул зубы от боли.
– Костя...
– Беги! – повторил он.
– Тебе больно?..
Константин что-то ответил, но Лена не сумела разобрать его слов. Сильные, словно отлитые из стали, руки обхватили девушку за плечи и заставили ее подняться с колен. Она попыталась оказать сопротивление. Дернулась раз, другой, третий. Но тщетно...
– Пустите!
Ей завели руки за спину, а затем бесцеремонно защелкнули на запястьях наручники. Свернутого в трубочку полотна «Осенний мотив» уже не было. Оно осталось в руках у кого-то из тех, кто проводил задержание. Лену поволокли к машине. Она обернулась на ходу и увидела, как один из экипированных омоновцев нагнулся и подобрал с асфальта автомат охранника. Двое других поставили на ноги Климова. По левой руке Константина, плетью висевшей вдоль тела, текла кровь, обильно пропитав тонкую куртку. Сам он был бледен, как свежевыпавший снег, и продолжал стискивать зубы. Епифанова почти физически ощутила боль, которую в этот момент испытывал ее напарник.
Больше разглядеть ей ничего не позволили. Омоновцы грубо затолкали девушку в машину и захлопнули металлические створки дверей. Сели рядом с ней на низенькую скамеечку. Лена вновь попыталась рыпнуться, но пальцы одного из омоновцев жестко вонзились в ее хрупкое плечо. Епифанова вскрикнула.
– Сиди спокойно, дрянь! – сказал второй омоновец.
Лена уронила голову на грудь. Смирилась. К чему теперь оказывать сопротивление? Что она может изменить? Ничего. Остается только принимать ситуацию такой, как она есть.
Машина тронулась с места. Лена сплела за спиной пальцы рук и почувствовала, что готова расплакаться от собственного бессилия и невозможности как-то повлиять на происходящее. К этому чувству примешивалось еще и беспокойство за судьбу Климова...
Ни один из ее конвоиров за все время пути не проронил ни слова. Они даже между собой не разговаривали. От этого чувство подавленности у Епифановой только усилилось.
Минут через пятнадцать машина резко затормозила.
– Вставай! – распорядился омоновец справа.
Лена подчинилась. Ее вывели на свежий воздух и, все так же подталкивая в спину прикладами автоматов, заставили направиться в здание. Запястья затекли от наручников, и Лена даже почувствовала невероятное облегчение, когда их сняли. Это произошло уже в одном из мрачных кабинетов, в котором она оказалась.
– Так-так-так. – Восседавший за столом мужчина с майорскими погонами потер ладони и подался корпусом вперед. – Какая пташка к нам залетела! Будем сразу откровенничать или как?
Лена не поднимала на него глаз.
– Это зря, – майор покачал головой. – У вас, девушка, весьма богатый список нелицеприятных подвигов. Если бы вы покаялись, я мог бы замолвить за вас словечко перед кем следует. А то мне ведь по большому счету все равно... У меня приказ, госпожа Епифанова. Приказ сверху, – он указал пальцем под потолок. – Сунуть вас в камеру, где с вами, должен признаться, будут обходиться не так мило, как вы наверняка привыкли, а потом... Потом с вами будут говорить совсем другие люди.
– Это кто же? – глухо и безразлично поинтересовалась Епифанова.
– Сейчас не об этом, – майор поморщился. – Всему свое время. Лучше подумайте хорошенько и ответьте. У вас есть что сказать мне лично?
Лена покачала головой. Говорить ей сейчас о чем бы то ни было хотелось меньше всего.
* * *– Разрешите войти? Как здоровье, Георгий Матвеевич? – уже находясь в кабинете у Мирошникова, поинтересовался Триполин и мягко прикрыл за собой дверь.
– Ты бы еще, твою мать, про погоду меня спросил, – отозвался генерал. Он стоял у окна спиной к Триполину и смотрел, как на улице идет дождь. – Хреново мое здоровье. И погода хреновая. И настроение такое же. – Мирошников подошел к столу, сел в кресло и, достав сигареты, прикурил. – Чего ты встал как пень? Садись.
– Ну, на погоду, как бы я ни хотел, повлиять не могу. А по поводу твоего хронического бронхита давно тебе советовал к врачу обратиться. – Триполин расположился в кресле напротив. – Ну а настроение тебе улучшить я постараюсь.
– Ну, давай, выкладывай, что там у тебя? Не тяни, – раздраженно поторопил Мирошников Триполина.
– Встречался я с Епифановой, беседовал. Только что. Почти договорились. Только, я думаю, с ней лучше тебе пообщаться. Уже непосредственно по делу.
– А ты?
– А я, – полковник немного помолчал. – Если ты помнишь, когда Епифанову с поличным брали, она с напарником была. В общем, паренек тоже под раздачу попал. У меня по этому поводу кое-какая идейка возникла.
– Какая, к хренам, идейка? Какой напарник? – вновь раздражаясь, недовольно бросил Мирошников.
– Или ты успокоишься и будешь меня слушать, или мы перенесем беседу и потеряем время, – тихо произнес Триполин, глядя в глаза генералу. Выдержав небольшую паузу, он продолжил: – У Войтовича с женой заключен брачный контракт. У них все поделено и четко прописано. Перед бракоразводным процессом оба супруга начнут хитрить. Это уж как пить дать, Гера. Так вот, по нашему плану Войтович должен будет переписать основную часть своего имущества на Епифанову, которую мы под него подложим. Но, как ты понимаешь, жена нашего олигарха тоже не дура. Причем «недура» богатая! Она, конечно, будет искать способ сохранить свой капитал. Вот я и подумал, что, если мы в параллель Епифановой в работу ее напарничка запустим. Под Войтовича наша девонька ляжет, а жене его мы напарника подсунем. Пускай супруги перед разводом свое имущество на любовников переведут. Ну а после этого Епифанова с напарником все на наши имена перепишут. А мы их отпустим с богом... И к богу.
– Да, складно все у тебя выходит, – Мирошников был доволен услышанным. – Хорошо. С Епифановой я сам поговорю, а ты напарником ее займись. Кстати, как его зовут-то?
– Климов. Константин, – Триполин улыбнулся. – И я рад, что выполнил свое обещание. Настроение у тебя явно улучшилось, Гера.