Александр Войнов - Бриллианты из подворотни
В картотеке МУРа спецы по аферам называют «Шнеер» — под «чеха» или «поляка», потому что один из персонажей этой игры выдает себя за иностранца. Чаще всего за чеха. Но о том, как называют «Шнеер» менты на Петровке, Шлихт узнал спустя несколько лет. А пока его ждал удивительный мир трех актеров, для которых подмостками и декорациями были Калининский и Невский проспекты, Крещатик и узкие улочки Риги и Таллина.
Они сами были актерами и режиссерами, постановщиками и декораторами, а невольными статистами для них становились прохожие. Но если обычных актеров в случае плохой игры ждало отсутствие аплодисментов и холодный отзыв критиков, то у них ошибка в режиссуре или игре могла закончиться гораздо хуже. В лучшем случае они могли остаться без денег, а в худшем подвергнуться суровой критике работников уголовного розыска. Но как бы то ни было, эта работа его устраивала.
Стефан
Как уже говорилось, в «Шнеере» участвовало трое. В коллективе Янкеля Шлихт Пока что был четвертым. Вроде запасного игрока в команде, хотя уже успешно выполнял все роли. С ними в качестве иностранца работал старик лет шестидесяти с лишним. Звали его Стефан. Работал он еще с послевоенного времени, был профессионалом, но имел один недостаток. Время от времени Стефан запивал, а во время запоя для работы был полностью непригоден.
Однажды Янкель сказал, что нужно съездить к Степе Домой и предупредить, чтобы он не опоздал к поезду. На вечер взяли билеты на Москву. Степа жил в деревне, километров в тридцати от города.
Когда таксист свернул с шоссе на проселочную дорогу него начало портиться настроение. Весна была ранняя и грязи было по щиколотку. Старый Степин домишко стоял в километре от трассы, на самом краю деревни. Таксист припарковался как мог на обочине дороги. Дальше Шлихт с Янкелем пошли пешком. Возле дома Стефана был пахотный клин, который они обходили минут десять.
Когда они вошли в дом, Степа, лежа на кровати, мирно спал. На столе стояла начатая бутылка коньяка и нехитрая закуска. Несколько пустых коньячных бутылок валялось на полу. Они поняли, что на сегодня Степа никакой ценности как аферист не представляет. Не было даже смысла его будить, и они хотели тихонько уйти. Но тут он неожиданно открыл глаза и, поняв, зачем они приехали, стал уверять Янкеля, что через двадцать минут будет в полной боевой готовности. Янкель сказал, что они будут ждать в такси.
Чтобы добраться к машине, снова обошли пахотный клин. Таксист, узнав, что нужно подождать с полчаса, потребовал доплаты. Они сели в машину. Из окна был хорошо виден Степин двор и дом.
Вскоре открылась калитка, и появился Стефан. На нем был темно-синий плащ, дорогой черный костюм, белая рубашка и галстук, на ногах лакированные туфли, а на голове — старомодная темно-синяя фетровая шляпа. В руках Стефан держал кейс из крокодиловой кожи и автоматический зонт. На фоне деревни вид у него был внушительный. Но для того, чтобы не запачкать обувь, Степа шел на маленькую хитрость. Он надевал на туфли старые калоши, доходил в них до трассы и прятал в кустах, а когда возвращался, забирал калоши домой.
Степа топтался на месте, решая, как ему лучше пройти к машине. У него было два пути. Первый — это обойти пахотный клин, а второй — пойти напрямик. Всю зиму он ходил по пахоте и протоптал узенькую тропинку. На пахоте снег уже растаял, а на тропинке был еще утоптанный ледок, и он не так легко поддавался солнцу. Немного поколебавшись, Степа решил пройти на прямик, тем более что он был на веселее и в калошах. Половину пахоты он прошел благополучно. Но в какой-то момент его качнуло, и одной ногой он ступил в жирный чернозем. Нога, попавшая в грязь, стала весить килограмма на два больше. У него сразу же сместился центр тяжести. При следующем шаге его качнуло в другую сторону, и другая нога ушла в грязь. Степа уперся зонтом в спасительную тропинку и мужественно вытащил ногу на поверхность. Сделав шага три — четыре, он дважды оказывался по ту или другую сторону дорожки. Теперь галош не было видно, а Стефан походкой напоминал водолаза, медленно идущего по морскому дну.
Шлихт с Янкелем вышли из машины и молча наблюдали за его передвижением. Первым не выдержал Янкель.
— Поворачивай обратно! — крикнул он. Степа повернулся и с тоской посмотрел назад. Он прошел ровно половину пахоты. Поворачивать не было смысла, и он смело шагнул вперед. Издали казалось, что он был обут в гигантские лапти, которые росли с каждым шагом. До спасительной дороги оставалось метров десять, когда Степа не удержал равновесие и упал лицом в весеннюю грязь. Несколько секунд он лежал неподвижно, но так как характер имел бойцовский, бодро прополз несколько метров. Автоматический зонт и кейс из крокодиловой кожи остались по разные стороны дорожки. Было видно, го силы у Стефана на исходе. Он сделал еще несколько поступательных движений и замер.
Янкель и Шлихт поддерживали его добрым словом и советом. Степа повернулся на бок, достал из бокового кармана плаща плоскую флягу с коньяком, с которой никогда не расставался, сделал несколько внушительных глотков и прополз еще сантиметров тридцать. Тут им стало ясно, что без посторонней помощи ему не выбраться. Шлихт спросил у шофера, есть ли у него буксирный трос. Трос нашелся. Это была обыкновенная толстая веревка. Шлихт собрал ее кольцами и, держа в руках один конец, бросил ее Стефану. Вместе с таксистом вытащили его на сухое место. Нечего и говорить, что в этот момент он мало напоминал иностранца.
Шлихт с Янкелем заехали за третьим партнером и вечером уехали в Москву. Шлихт занял место Степы и стал «иностранцем».
«Шнеер»
Куранты пробили десять раз. Четко чеканя шаг, два оловянных солдатика вышли откуда-то из-за Кремля и с ■ последним ударом курантов, сменив двух таких же истуканов, замерли у входа в Мавзолей, взяв ружья на караул.
В это же время радужно распахнули двери такие торговые гиганты как ГУМ и ЦУМ. Эти универмаги соединялись между собой узкой улочкой под названием 25-летие Октября или просто Никольской. Помимо ЦУМа и ГУМа, здесь было множество магазинов помельче. В общем, купить здесь было можно почти все. Недостатка в покупателях не было. Сюда съезжались спекулянты со всей страны.
По Никольской в сторону Красной площади с небольшим интервалом двигались трое. Первым шел молодой парень, безукоризненно выглядевший даже на фоне столичной публики. Каждая вещь, одетая на нем, свидетельствовала о заграничном происхождении. Он шел не спеша, рассматривая витрины магазинов. Вторым, не теряя из виду первого, шествовал уверенной походкой солидный мужчина лет за пятьдесят, одетый дорого и добротно. Каждый признал бы в нем коренного москвича. Третьим шел неприметный мужичок неопределенного возраста, которого можно было принять за обыкновенного служащего, идущего на работу. Эта тройка двигалась невидимо синхронно. Стоило остановиться идущему впереди молодому щеголю, как тут же останавливались и два других участника невидимой связки. Как только молодой человек, окончив рассматривать что-то заинтересовавшее его в витрине магазина, продолжал движение, двое не спеша, тоже шли за ним. Среди толпы эта тройка ничем не выделялась. Обычные московские пешеходы.
Внимание молодого человека привлекли двое идущих навстречу узбеков. В руках у обоих были пакеты с фирменной ГУМовской упаковкой. Один из них был одет в темный костюм, пальто и ботинки, второй был в ватном халате, сапогах и тюбетейке. По возрасту, он годился первому в отцы. Когда узбеки поравнялись с молодым человеком, тот шагнул навстречу и, мягко, застенчиво улыбаясь, на ломаном русском вежливо у них спросил, не знают ли они, где находится комиссионный магазин. При том молодой человек, извиняясь по-чешски и по-русски, объяснил, что он иностранец, турист из Чехословакии. Узбеки остановились, старший что-то сказал младшему по-узбекски, и тот начал объяснять иностранцу, что они не местные. Чех понимающе кивнул, остановил проходящего мимо солидного москвича и на ломаном русско-чешском языке спросил, как пройти к комиссионному магазину. И уже всем троим начал объяснять, что едет в составе туристической группы. В дороге они растратились и испытывают крайнюю нужду в русских деньгах. Но у них есть много разных вещей, которые они хотели бы продать в комиссионный магазин. И он начал перечислять все, что они везут. Оказалось, что это масса полезных и нужных вещей: дубленки, шубы, кожаные плащи и пиджаки, мужская и женская обувь, часы, радио- и видеоаппаратура. Все это богатство они хотели бы продать за советские рубли. Москвич понимающе улыбнулся и, призвав в свидетели узбеков, принялся объяснять неопытному чеху, что если они сдадут вещи в комиссионку, то сразу денег не получат. Им долго придется их ждать.
Чех сокрушался: ждать они не могут, потому что сегодня едут в Ленинград. Тогда москвич предложил такой выход. Он вместе с этими людьми, указав на узбеков, могли бы купить у них часть вещей за наличные деньги.
