Татьяна Светлова - Голая королева
Дверь отворилась, и Георгий внес кофе, корзинку с хлебом, тарелки с нарезанной бужениной и сыром и бутылку дорогого коньяку, поставил на стол две маленькие тарелочки, к каждой из которых причитались нож с вилкой, завернутые в салфетку. Подивившись снова ресторанному сервису охранника, Кис решил начать с коньяка. Он не торопился осматривать дом. Он хотел сначала услышать полностью версию мужа. И потом сравнить свои наблюдения с услышанным.
— Вы комнату вашей жены осмотрели?
— Да. То есть я там был, но ничего особенного не заметил. Если же под словом «осмотреть» вы имеете ввиду, что я должен был заглянуть во все шкафы или под кровать…
— Письмо она вам не оставила?
— Письмо? Какое письмо?
— Записку, письмо — например, что она поехала навестить свою подругу или маму… — Кис, проигнорировав салфетку с ножом и вилкой, соорудил себе бутерброд и отправил его в рот, прихлебнув кофе.
— Нет… Я не смотрел специально, но я бы увидел, если бы она мне его оставила. Оставляют ведь на виду, не так ли? Вот, а на виду ничего нигде нет. И потом, какая подруга ночью? Лина такая домашняя, она не могла уйти ночью… К тому же у нее подруга всего одна, еще со школы, и живет она в другом городе. А родители у нее умерли.
— Вы не ссорились вчера вечером?
— Мы с женой вообще никогда не ссоримся. И потом, я вам уже описал, как прошел вечер, — с нажимом добавил он. — Если бы мы поссорились, я бы вам сказал!
— В каком она вчера была настроении?
Мурашов пожал плечами. — В обычном. Как всегда.
— А всегда в каком?
— Трудно определить словами… Ровное. Немного задумчивое… Она натура мечтательная, любит книги…
— И ничего необычного, никаких перемен в ее настроении вы не заметили? Ни вчера, ни в последнее время? Она не нервничала, не была чем-то озабочена?
— Да нет, пожалуй, все, как обычно.
— Раньше случалось, что она ночью уходила из дома?
— Никогда. — Мурашов взял нож и вилку, отрезал себе аккуратный ломтик буженины, разместил его на тарелке, затем отрезал от него еще меньший кусочек и стал жевать без аппетита, отламывая хлеб маленькими кусочками. Кис с неприязнью проследил за его жестами. И чего мужик выделывавется?
— По крайней мере, мне об этом ничего неизвестно, — задумчиво уточнил Алекс, прожевав. — Теоретически, я не могу поручиться за то время, когда я сплю… Нет, я уверен, что нет. Бывает, она сидит вечерами на террасе в саду. Она, как я вам говорил, любит помечтать, подумать.
Дал, что называется, развернутый ответ. Мурашов все больше раздражал Киса.
— Еще вопрос. И я вас прошу на него не обижаться (скоро и я начну изъясняться, как на дипломатическом приеме! — злился Кис): допускаете ли вы, что у вашей жены могло быть назначено свидание?
Мурашов мило улыбнулся.
— Я понимаю, что вы не знаете Лину. А ваш опыт позволяет предполагать всякое. Но я — я не допускаю. И знаете, почему? Ведь если я вам скажу, что я доверяю своей жене, вы подумаете: ну и осел. Правильно? (Кис не ответил). Нет, — продолжал с торжествующей улыбкой Мурашов — для вас я приведу другой довод! Когда она уходила спать, я сказал ей, что, может, зайду еще ее поцеловать. А вряд ли жена пойдет на тайное свидание, зная, что к ней зайдет муж!
Он посмотрел на Киса, будто хотел проверить, какое впечатление произвели его выкладки. Такой душка, всеобщий любимчик, ждет похвалы. «Не дождешься» — злорадно подумал Кис.
Улыбка Мурашова медленно погасла.
— Ее украли — неожиданно сказал он, тревожно и нетерпеливо дернувшись на стуле.
— Из ваших слов я сделал вывод, что у вас с женой раздельные спальни. Означает ли это, что у вас есть какие-то проблемы во взаимоотношениях?
— Нет, ни в коей мере. Просто мы решили, что так удобнее. Мы ложимся спать в разное время… Образ жизни, понимаете, не совсем совпадает, я работаю часто дома… Но у нас с Линой прекрасные отношения. Прекрасные!
Он подлил коньяку детективу, налил себе и отхлебнул глоточек. Кис опрокинул свою рюмку целиком.
— Коньяк имеет смысл пить маленькими глотками… — произнес Алекс. — Это не водка.
Кис удивленно вскинул глаза. Причем тут коньяк? У него жена пропала, а он — про маленькие глотки толкует!
— Учту, — буркнул он.
— Просто иначе вы не сможете почувствовать вкус коньяка, — приятно улыбнулся Алекс. — Водка не имеет вкуса, и ее глотают залпом, потому что в водке ценят, в первую очередь, эффект. А в коньяке, наоборот, — вкус… — И он снова дружески улыбнулся.
— То есть, вы меня вовсе не хорошим манерам учите, — с вызовом произнес Кис, — а просто обо мне заботитесь, даете дельный совет? Так надо понимать?
— Разумеется, — удивился Алекс. — Как бы я мог себе позволить вас учить?
Та-а-ак, — сказал себе Кис, — Спокойно. Вдохнули — выдохнули. В конце концов, это твой клиент. Нравится — не нравится тебе Мурашов, а работа есть работа.
— Можно закурить? — спросил он.
— Прошу вас.
Алекс придвинул ему девственно чистую пепельницу. Кис провокаторски выпустил вонючее облако дыма от «Золотой Явы». Алекс, и бровью не поведя, прошел к окну и распахнул его. Его благопристойность была непробиваема, как бетон.
— Получали ли ваша жена какие-нибудь письма, звонки в последнее время? — сдержанно произнес Алексей.
— Нет, насколько я знаю. Только от Кати, ее подруги, кажется, недавно, неделю-две назад письмо пришло… О звонках она мне ничего не говорила.
— Какие-нибудь встречи?
— Нет, вроде бы… Она почти все время дома. Она не любит выходить.
— А почему вы решили, что вашу жену украли?
— Ну, а как же иначе? Не могла же она уйти сама? Ночью? Куда? Зачем?
— Но крадут обычно насильственно! В доме борьба не происходила.
Значит, ваша жена вышла в сад по своей воле. Хотя, как вы говорите, она дальше террасы, как правило, по ночам не ходит. Итак, она вышла в сад сама, и дошла до калитки, скорее всего, тоже сама. По крайней мере, вы не заметили в саду следов борьбы, и шума никакого вы тоже, я полагаю, не слышали?
— Не слышал…
— Иначе бы вы мне уже об этом сказали, не так ли? Значит, она вышла, судя по всему, из дома сама. Вот я вас и спрашиваю: куда?
— Не знаю, — смутился Александр.
— А вам не приходило в голову, что она могла просто уйти от вас?
Собрать вещи и уйти, вот так, не попрощавшись?
Мурашов смотрел на него растерянно. И еще, на одну секунду, в глазах его мелькнул страх.
— Вы ведь не смотрели, на месте ли ее вещи? — Кис с трудом сдерживал мстительную интонацию.
— Да нет, как же так, нет… Мне такое в голову не приходило, нет…
Она не могла! Тем более, накануне нашего юбилея! Мы послезавтра должны праздновать три года со дня нашего бракосочетания!
— Ну что ж, я хотел бы начать осмотр, — поднялся Кис, стряхнув крошку с колен и допив глоток уже остывшего кофе.
Алексея удивила невероятная опрятность спальни, которая напоминала, скорее, не место, где живут, а выставленный в магазине образец интерьера — даже если предположить наличие домработницы, порядок в этой комнате был почти маниакальным.
Постель, в которую Алина в эту ночь явно не ложилась, была покрыта кружевным покрывалом, на столиках и тумбочках лежали кружевные салфетки и повсюду стояли срезанные розы. Занавеси на окне и полог над кроватью были тоже кружевными, перехваченные шелковыми лентами. На кровати сидел огромный белый пушистый медведь с розовым бантом на шее, а из-под подушки торчал потертый носик маленькой, старой и потрепанной плюшевой собачки. На туалетном столике были аккуратно и продуманно расставлены дорогие баночки, коробочки, тюбики и флакончики. Вся эта комната определенно контрастировала с общим стилем дома Мурашовых, дорогим и по-западному сдержанным — она была одновременно старомодно-провинциальной и инфантильной. Именно так Кис мог бы себе представить комнату девочки-подростка из богатой семьи в прошлом веке. А опрятность, с которой каждая складка каждой оборки была зафиксирована на своем месте, придавала сходство с театральной декорацией, — нашел новое сравнение Алексей — в которой должен был играться сентиментальный спектакль из провинциальной жизни. «Она не захотела — или не сумела — принять вкусы своего мужа и стиль его дома» — подумал он. И, словно отвечая ему, Александр вдруг произнес:
— Знаете, когда мы поженились, Лина сказала мне, что в детстве, в мечтах о счастливой семье, ей представлялась кружевная бело-розовая комната.
Что она стала для нее чем-то вроде символа счастья. И я, хоть это и не совпадает с моими вкусами, согласился отделать нашу спальню так, как она мечтала.
Кису сразу представилось, как Алекс, смущенный, показывает эту комнату гостям, с усмешкой пожимая плечами — «у моей жены такой вот плохой вкус…» Или: «У моей жены такая причуда»… Или не показывает вообще, чтобы избежать заспинных разговоров о провинциальных вкусах своей супруги?
Он внимательно посмотрел на Мурашова, ожидая увидеть тень иронии в его лице, — и не увидел. Напротив, Алекс был совершенно серьезен. Демократ, значит. Такой вот лояльный жест — хочешь, дорогая, этот бело-розовый зефир? — пожалуйста, ноу проблем…
