Самый жаркий день лета - Абдулла Киа

— Мальчика убило не это.

— Но теоретически могло убить и это?

— Теоретически нас может убить великое множество вещей: упавшая с неба наковальня, например. Но в нашем случае причина смерти была иная.

Клара холодно на него посмотрела:

— Вы меня на посмешище выставить вздумали, доктор?

Атмосфера в зале сгустилась. Бо понял, что привычка разговаривать с женщинами свысока отнимет у него симпатии присяжных.

— Прошу прощения.

Клара важно кивнула, будто каждый день расправлялась таким образом с тысячью грубиянов.

— Извинения приняты. — Она повернулась к судье Уоррену: — У меня нет больше вопросов к свидетелю, ваша честь. — Адвокат проследовала к своему месту и уселась без тени улыбки на лице.

Ясмин и Эндрю молча залезли в машину. Ясмин по привычке глянула на заднее сиденье — мышечная память материнства еще действовала. Странно, что им, родителям, не отвели особое место в зале суда. Она ожидала, что с ними будут вести себя обходительно. но в родителях даже будто бы не видели жертв. Напротив, считали лишь рядовыми свидетелями, оставив им возможность лишь взирать на происходящее с публичной галереи. Ясмин считала, что уже прошла похожий путь с потерей первого ребенка и может ориентироваться в происходящем, но судебная система действовала по иному сценарию, нежели медицинская. С Тоби она исполняла роль самозваного эксперта и в разговорах сыпала прогнозами и профилактикой. Быть родителем больного ребенка — особая культура: громкие слова сочувствия и еще более громкие советы, даже своеобразное чувство соперничества на тему того, кто испытывает больше страданий. Но под всем этим наносным мусором лежало сочувствие. Входило это в их обязанности или нет, но усталые доктора и медсестры также играли роль наставников, психотерапевтов и пасторов. Закон в сравнении с ними был безжалостен. Ясмин отнюдь не хотела, чтобы с ней нянчились — ее вообще бесило сюсюканье, с которым принято разговаривать с безутешными родителями, — но она вправе была ожидать более мягкого обращения, хотя бы элементарной защиты от жестокости судебной системы. После услышанного сегодня даже простая дорога домой требовала героического хладнокровия.

Подъехав к своему жилищу, они с минуту собирались с духом, чтобы встретиться с пустотой холодных комнат. Эндрю вышел из машины первым, Ясмин покорно последовала за ним. Она даже не поблагодарила мужа за то, что придержал дверь, и сразу устремилась к ближайшей батарее, чтобы согреть застывшие пальцы. Когда следом на кухню вошел супруг, Ясмин отстранилась от радиатора и молча поднялась наверх.

— Ясмин, — нервно позвал Эндрю.

Она остановилась на полпути, стоя сразу на двух ступеньках:

— Что?

— Тебе не кажется, что нам, возможно, лучше проводить вечера внизу?

Ясмин обиженно выпрямила спину. Она понимала, о чем речь: по сложившемуся странному ритуалу она уходила в комнату Макса и сворачивалась там клубком в кресле. В детской Ясмин чувствовала себя в безопасности. Муж внимательно за ней следил, как опытная сиделка. Месяц назад он мягко предложил начать избавляться от детских вещей, что вызвало ссору. Возможно, Ясмин сама сбила мужа с толку. Когда умер Тоби, она настояла на том, чтобы выкинуть все из комнаты абсолютно как можно скорее, оставив лишь отпечатки ладоней на стене. Тогда она испытывала настоящий катарсис, кульминацию неисчерпаемой боли, — но у нее было время подготовиться. В этот раз потеря оказалась совершенно неожиданной и немотивированной, и Ясмин требовалось время, чтобы в полной мере осознать ее.

— Не хочу, — ответила она, продолжив путь.

— Ладно, — смиренно согласился Эндрю.

Ясмин чувствовала, что супруг провожает ее глазами, но не обернулась.

— Я схожу прогуляюсь, — сообщил он ей вслед. — Проветрю голову.

— Хорошо!

Она взялась за ручку двери в детскую, но тут обратила внимание на пятно краски на косяке. Они замазали шпатлевкой отметки, которыми обозначали на двери рост Тоби. Эти чуть видные следы не привлекали к себе внимания, пока в комнате кипела жизнь, но сейчас они навели на Ясмин праведный ужас. Она свернулась калачиком в своем кресле и долго глядела на темное пятно на сером ковролине — первый след, который оставил Тоби кровью однажды вечером. Ясмин закрыла глаза. Матери тяжело больного ребенка необходимо убить в себе все чувства. Убить часть себя, чтобы оставаться в здравом уме. Именно эта часть Ясмин отказывалась от помощи Эндрю. Чтобы быть хорошей матерью, казалось ей, надо принять мученичество. Она вспомнила, как однажды, когда она кормила Тоби, кожа у него вокруг рта просто лопнула, придав ему зловещий вид. Наклонившись, чтобы успокоить сына, Ясмин отпрянула в ужасе, закрыла глаза и долго не могла унять слез. Да что же это такое — кара за давно позабытый грех? Теперь она понимала: тогда в ней что-то сломалось. Воля к жизни покинула ее, и поэтому она в тот раз пыталась навсегда заснуть в ванне.

Теперь она хотела знать только одно: что Макс умер не просыпаясь. Если бы она удостоверилась в этом, то еще смогла бы найти себе место в жизни. Возможно, смогла бы даже сосредоточиться на простых радостях в других ее областях. Но какая радость в пустом доме? Неужели ее желание снова родить и правда так смехотворно? Эндрю был непоколебим, несмотря на все ее слезы и уговоры: может, на этот раз у них родится дочка, они будут ее баловать и укрывать от любой опасности, они сделают все правильно. Но Эндрю отказывал Ясмин с таким металлом в голосе, какого она еще не слышала.

Ей было очень горько, что супруг так открыто игнорирует ее желания. Особенно ярко это проявлялось на фоне того, что на протяжении всего брака Эндрю увивался вокруг жены и исполнял все ее капризы, понимая, кто из них кого добивался. Нынешний резкий отказ подталкивал ее к мятежу. Ясмин полусознательно нащупала в кармане телефон, вынула его и прокрутила чаты в Ватсапе. Ее переписка с Джейсоном, полная флирта, была нечастой, но тянулась на протяжении многих лет.

А что, если?..

Шальная мысль принесла ей удовольствие. Ясмин вспомнила все их случайные столкновения: рука Джейсона у нее на оголенной спине, его горячее дыхание на шее — в тот раз, когда толпа прижала Ясмин к его груди в забитом вагоне метро на Ковент-Гарден. И тот корпоратив, на котором оба в хлам напились. Если Эндрю не позволяет ей зачать ребенка, возможно, она сделает это с Джейсоном. Его можно соблазнить в два счета. Поздний вечер на работе, пара бокалов чего-нибудь покрепче, номер в отеле. Туманная перспектива сложилась в стройный план действий, перейдя из разряда фантазий в реальную возможность. Ясмин так и сяк крутила эту идею в голове, будто преступник, обдумывающий ограбление банка. Сама возможность успокоила ее, сняла с плеч тяжелый груз. Скорее всего, она никогда не прибегнет к этому средству, но наличие выбора — последняя надежда, если Эндрю все же откажет, — позволяло дышать свободнее. Внизу хлопнула входная дверь, и Ясмин восприняла это как знак.

Лейла услыхала знакомый сигнал дверного звонка: длинный, потом короткий. Так звонил Уилл в те вечера, когда забывал ключи. Сначала Лейла решила просто проигнорировать супруга, но потом вспомнила, что у него есть ключи и он просто войдет внутрь.

И правда: дверь скрипнула, и в коридоре раздались шумные шаги. Лейла поспешно смяла пластиковый пакет из магазина и кинула в мусорное ведро. Недовольно принюхалась к застывшему запаху грязной посуды и сырости от холодильника. Нельзя давать Уиллу удовольствие видеть ее в таком виде: растрепанной и потерянной посреди горы упаковок от готовых обедов. Но вот Уилл появился на пороге кухни. Из-за темных кругов под глазами он будто постарел лет на пять.

— Я так понимаю, ты пришел за своими пластинками? — едко осведомилась Лейла. — Когда закончишь, оставь ключ на тумбочке. — Она двинулась мимо него в коридор, но Уилл преградил ей путь:

— Ты помнишь день, когда мы повезли Макса в музей?

Лейла поглядела бывшему мужу в глаза.