Кирилл Казанцев - Крысиная охота
— Надеюсь, это нужно для того, чтобы протирать раны, Павел Евгеньевич? — сглотнув, поинтересовался генерал.
— Душу протирать, Григорий Алексеевич, душу… — еле слышно отозвался хирург. — А если что останется, то можно и раны.
Хлопнула дверь, люди погрузились в оцепенение.
— Кстати, в этом есть некий сакральный смысл… — прозрел будто помятый Глобарь и принялся выбираться из кресла, не спуская глаз с бара.
— Хватит бухать! — прорычал Григорий Алексеевич, и тот застыл, недоуменно заморгал. Немного подумал и опустился обратно.
— Ну, в туалет-то, надеюсь, можно? — слабым голосом простонал сенатор Баркасов. Он поднялся с кушетки, весь какой-то потемневший, подавленный, потащился, волоча ноги, к дальней двери. Его проводили хмурыми взглядами.
— Это просто клиническое безумие… — вяло шептала Кира Ильинична, прикрывая пледом свои выступающие части. Она уже не выглядела такой привлекательной, как вчера. Лицо осунулось, затянулось морщинами, землистыми пятнами, глаза ввалились в черепную коробку. — Господа, я больше не могу… Не будьте же зверьми, господа, дайте уехать — ну, пожалуйста… Ведь меня чуть не убили, я слышала, как рядом пролетела пуля.
— Прекращайте ныть, Кира Ильинична, — поморщился Олейник. — Можно подумать, вы одна тут исполнена душевными страданиями. Всем сейчас нелегко. Но я настаиваю — пока существует хоть малейшая надежда отвести от нас беду, никто из лесничества не уедет. Мы не знаем, чем вы будете заниматься в городе, когда туда попадете.
— Кстати, логично, — поддержал Глобарь. — Вы хитрая лисица, Кира Ильинична. В стремлении обезопасить себя вы можете вылить на остальных участников драмы ведра компромата. Или договориться со Следственным комитетом, сунув ему на лапу, и разоблачать будут всех, кроме вас, поскольку мы злодеи, а вы — белая и пушистая, по наивности попавшая в плохую компанию.
— Как вам не стыдно, Николай Аверьянович? — взвизгнула женщина. — Как вы можете обо мне такое подумать? Я порядочная дама! — она стала покрываться пунцовыми пятнами поверх землистых.
— Любой из здесь присутствующих сдаст других, лишь бы самому выбраться без подмоченной репутации и уголовного дела в кармане, — отмахнулся Глобарь.
— Николай Аверьянович, вы, по-моему, перебарщиваете, — поднял отяжелевшую голову Василий Иванович и смерил Глобаря брезгливым взглядом.
— Могу заткнуться, — пожал плечами Николай Аверьянович. — Но кто меня убедит, что я неправ?
— Хватит! — треснул кулаком по подлокотнику губернатор. — Мы можем говорить конструктивно?
— Пипец пришел, боярин… — пискнул Глобарь и замолчал.
— Стою перед соблазном треснуть вас по лбу, — проворчал генерал. — Могу не устоять. Да, мы будем говорить конструктивно, Василий Иванович. И заткните глотку этому шуту. Время подвести промежуточные итоги. Мы здесь находимся уже сутки. Потеряли половину личного состава, трясемся, как последние ничтожества. Придется объяснять причину физического и психического состояния Сергея Дмитриевича и отца Лаврентия. Ну, ладно, сейчас не до этого… — Григорий Алексеевич подался вперед, хищно оглядел аудиторию. — Имеются вопросы, господа? Если раньше диверсии организовывал исключительно Россохин, то теперь ситуация поменялась. Врагов, возможно, трое. Не исключаю, что одна из них — Левторович, слухи о смерти которой оказались преувеличены. Кто третий, неизвестно, но не секрет, что в городе у преступников оставались сообщники — по крайней мере один. Не исключаю также, — он повысил голос, — что, истязая наших партнеров, они использовали видеокамеру — это, собственно, их фирменная штучка. Глумление, издевательство, предъявление так называемых обвинений — и все это в обозримом будущем может быть выложено в Интернете.
Смертельно побледнел Василий Иванович, ему становилось трудно дышать.
— И совсем уж плохая новость, — добивал генерал. — Пройти через ворота сообщники к Россохину не могли. Наличие предателя допускаю, но это не могут быть ВСЕ. Значит, существует тайная тропа, о которой мы не знаем, а они знают. Это может быть замаскированный проход через скалы или, скажем, подземная нора. Искать ее бессмысленно — потеря времени и людей. Выходит, злоумышленники теперь в любое время могут покинуть урочище и в любое же время сюда вернуться. То есть теоретически они могут отправить гонца с камерой или с картой памяти в город.
— Не могут… — убитым голосом прошептала Кира Ильинична. — Вернее, теоретически-то могут. Но им ведь, наверное, нужны… все мы?
— Вы сохранили способность трезво мыслить, это радует, Кира Ильинична, — усмехнулся Олейник. — Действительно, очень важно знать психологию противника. Они не уйдут, пока не разберутся со всеми нами. Половина успеха — не по их части. И они прекрасно знают, что мы не выпускаем никого из урочища, что тоже им на руку.
— Так выпустите! — взвизгнула Кира Ильинична.
— Да не орите, припадочная наша, — скривился генерал. — Еще одна причина, почему они не пошлют гонца в город — их останется тогда слишком мало. А двадцать пять людей в нашем подчинении, способных держать оружие, это, что ни говори, сила. Она способна задавить если не умением, то массой. Господа… — в тоне генерала прорезались зловещие нотки, — мы с вами умные люди, мы хитры, изобретательны, изворотливы. Где наши немеркнущие иезуитские способности? Почему мы не можем разбить врага его же оружием — хитростью и коварством? Доколе мы будем трястись и валить обвинения друг на друга? Сидим тут, словно дембеля — все умеем, но ничего не делаем. А нужно лишь немного подумать!
— У вас есть план? — напрягся губернатор.
— Черновой, — кивнул генерал. — Бежать отсюда бессмысленно, плохо, что Кира Ильинична это не понимает. Сбежать мы можем элементарно, сели на машины — и по газам. Но что тогда будут делать злоумышленники? Обозлятся, что не дали им закончить работу, плюнут на все, выберутся окольными путями к цивилизации, и что-то мне подсказывает, что мы не сможем им помешать, обнародуют материалы, что у них уже имеются. А это полный крах для нас. Вернее, это полный крах для Коровина и отца Лаврентия, а для нас это лишь начало краха… Поэтому, как ни парадоксально звучит, наше присутствие здесь — надежда на безопасность в дальнейшем.
— Мы не бестолковые, Григорий Алексеевич, — нетерпеливо поморщился Глобарь. — Предлагаете-то вы что?
— Допускаю, что снаружи кто-то из злоумышленников уже контролирует дорогу. Не уверен, но допускаю. Нам это сыграет только на руку. Сбежать мы не можем, но почему бы не создать иллюзию бегства? В охране есть один парень по фамилии Некрасов, он моложе Василия Ивановича, но по комплекции — вылитый он. И даже лицом чем-то похож. Не напрягайтесь, Василий Иванович, вам никто не предлагает рисковать жизнью — разве что поделиться одеждой. Мы незаметно выводим наружу небольшой отряд, рассредоточиваем в лесу. Основные силы прочесывают урочище, палят во все стороны, демонстративно отвлекая внимание. Ублюдки насторожатся. А в это время губернатор с двумя телохранителями под шумок пытается улизнуть из урочища. Можно на машине, но лучше пешком. Держу пари, они заметят, их это возмутит, они помчатся в погоню. И в лесу вне урочища мы их накроем.
— М-м… — скептически замычал Глобарь. — А если не заметят?
— Придумайте что-нибудь лучше, — отрезал Олейник.
— Кстати, где сенатор? — вздрогнула Кира Ильинична. И все уставились на нее с нескрываемым раздражением. Потом действительно поняли — в компании зияет дыра, сенатора что-то долго нет.
— Вроде в сортир побежал, — нахмурился губернатор.
— Но только не по-большому, — фыркнул Глобарь. — Сутки уже толком не жрамши. Так, на унитаз помочиться пошел…
Григорий Алексеевич почувствовал подлый холодок ниже лопаток. Владимир Митрофанович отсутствовал уже больше десяти минут. Возможно, данная компания ему опротивела, и он посчитал ниже своего достоинства в ней находиться. Генерал поднялся, кожу на скулах свело. Он прекрасно помнил, что дом какое-то время находился без охраны. А стрелявших было двое… Нет, не может быть! Григорий Алексеевич резко встал с кресла, обнажив пистолет. Испуганно ойкнула Кира Ильинична. Широким шагом он пересек гостиную, выбрался в холл, где находилась лестница на второй этаж, дверь в бильярдную и в санузлы. Он взвел курок, включил свет в холле, принялся поочередно распахивать все двери. Сортиры были пустыми. Но этот тип мог убраться к себе в комнату. Григорий Алексеевич скачками понесся наверх, выпрыгнул в коридор. Икнул охранник, курсирующий по проходу. «Что он тут делает, бездельник хренов?! — пронеслось в голове генерала. — Боже, ты же сам его сюда поставил!» Он ворвался в один из коридоров, отходящих от центрального пятачка, пнул по двери. В комнате Владимира Митрофановича тоже не было. А также под кроватью, в душевой, за шторами. Он кипел от негодования и подлого страха. Рванул шпингалет, распахнул оконную раму — и чуть решетку не разбил лбом.
