Наталья Смехачева - Искатель. 2011. Выпуск №11
Но вот председатель, а это был Аристотель, встал со своего места в президиуме и поднял руку. Мгновенно воцарилась полная тишина.
— Уважаемые земляне, только что прибывшие к нам! — обратился Аристотель к группе людей, в которой был и Василий. — Мы приветствуем вас в нашей обители. Ваш земной путь окончен. Многие из вас отправятся отдыхать. Некоторые примут на себя новые трудные и почетные обязанности. Не всем они под силу. Кому из вас доверить их, решит наш Совет старейшин. Разрешите представить его членов: Альберт Эйнштейн, Исаак Ньютон, Чарльз Дарвин, Леонардо да Винчи, Дмитрий Менделеев….
Аристотель перечислял членов Совета по порядку, они вставали и кланялись залу.
— Друзья мои, коллеги, представители единого разума, — обратился Аристотель к Совету. — Мы снова собрались в нашей родной Солнечной системе, чтобы рассмотреть качества вновь прибывших интеллектов и их ценность для нашего сообщества. Мы должны будем решить сейчас, кто из них обладает творческим даром, незаурядностью и нестандартностью мышления и вольется в сообщество, а кто будет стерт, отключен от источника энергии.
Василий сжался от ужаса. Все было буднично и обыденно и совсем не походило на жуткие картинки Страшного суда, которые он любил разглядывать в старой деревенской церкви. Все было просто и прагматично — нужен, не нужен, и оттого еще более страшно. Он видел, как отправили на стирание бабку, за ней разбившегося байкера. С пассажирами "Боинга" разбирались дольше. Все сидящие в президиуме высказывали свое мнение. Решало не большинство, а единодушие, так как в ходе обсуждения постепенно все соглашались с одним мнением, находя его резонным. Если же кто-то был не согласен, он пытался переубедить других, и либо преуспевал в этом, либо переубеждался сам. Из всего состава пассажиров разбившегося в аварии "Боинга" не подверглись стиранию лишь два человека. Один из них был нобелевским лауреатом, другой писателем. Василий понял, что его шансы равны нулю, и потому без особого страха, чувствуя в душе лишь пустоту и безразличие, предстал перед Советом.
— Это Василий Сурепкин, бизнесмен, — объявил Менделеев. — После окончания техникума проработал четыре года на заводе, потом ушел в бизнес. Создал большую торговую сеть, приносящую миллионные прибыли.
— Что ж, все ясно, — сказал Аристотель. — Не нужен! Старейшины?
"Нет, нет, нет…" — понеслись по цепочке отрывистые ответы, напомнившие Василию удары молотка, забивавшего гвозди в крышку его гроба.
— Постойте! — внезапно закричал он. — Как легко и быстро вы судите! А что вы обо мне знаете? Я, между прочим, большие деньги выделял на благотворительность, в детские дома, в пансионаты для престарелых….
Члены Совета странно посмотрели на Василия, кто-то хихикнул.
— Извини, дорогой, — мягко сказал Аристотель, — ты нас не за тех принимаешь. Мы не Страшный суд и вообще не суд. Мы не наказываем и не награждаем. Зачем нам этим заниматься? Мы, если можно так выразиться, приемная комиссия. Принимаем тех, кто нам нужен. Мы не судим поступки людей, не определяем, хороший этот человек или плохой. Мы определяем, будет ли этот человек нам полезен или нет. Итак, продолжим голосование.
Звонкие "нет" покатились дальше по цепочке президиума. Вдруг из глубины зала выбежал какой-то человек.
— Постойте! — воскликнул он. — Дайте мне сказать.
Человек этот, судя по одежде, был современником Василия. Василию показалось, что он где-то его видел, но не мог вспомнить где.
— Я работал начальником цеха, — заговорил человек, — где молодой конструктор Сурепкин внедрял изобретенную им установку для намотки туалетной бумаги. Так вот, уважаемые члены Совета, эта разработка великолепна, а ее автор безусловно талантлив. Мы изготовили и продали множество этих установок в стране и за рубежом, и на ее основе был создан завод намоточных агрегатов.
Василий вспомнил говорившего человека. Это был Михалыч, начальник цеха, с которым они когда-то отчаянно ругались из-за каждой шестеренки. Члены совета переглянулись. Никто не решался "вбить" очередное "нет".
— Испытательный срок? — обратился к президиуму Аристотель.
Все дружно закивали головами.
— Есть предложение оставить данный интеллект на испытательный срок до следующего сбора Совета старейшин, — провозгласил Аристотель. — Вам, — обратился он к Василию, — будет выдано задание, и от его выполнения будет зависеть решение вопроса о стирании. Старейшины?
Цепочка звенящих "да", как перезвон праздничных колокольчиков, покатилась по президиуму.
Испытательный срок подходил к концу. Василию поручили придумать, как затянуть одну из озоновых дыр над Антарктидой и организовать отклонение орбиты большого астероида, слишком близко подлетающего к Земле. В первый момент задачи показались Василию невыполнимыми, но, получив все ресурсы галактического разума, он успешно с ними справился и потому перед следующим Советом пребывал в благодушном настроении. Он летал между скоплениями коконов, знакомился с их владельцами, удивительными, интересными людьми, и каждой клеточкой несуществующего тела ощущал полноценность жизни. Иногда его посещала мысль, что его настоящая жизнь только сейчас и началась, что он толком и не жил раньше и теперь словно родился заново. Он продолжал свободно летать над Землей, любуясь ее природой и совершенно не нуждаясь в чувственных ощущениях тела. Но больше ему нравилось посещать другие планеты — Венеру, Марс, Луну.
Однажды, когда Василий пролетал по Облаку, торопясь к друзьям из астрономической ассоциации, к нему приблизился незнакомый кокон. Когда их оболочки соприкоснулись, Василий опешил. Перед ним был Марат. Как ни странно, Марат явно обрадовался, увидев Василия. Похоже, он не подозревал, что тому известно все о совершенном им злодеянии.
— Здравствуй, Василий! — воскликнул Марат. — Как я рад тебя видеть!
— Здравствуй, Марат, — спокойно отозвался Василий, отметив для себя, что совершенно не испытывает чувства ненависти и злости к убийце, лишь малую толику презрения и даже жалости.
— Вот как все странно складывается, — сказал Марат. — Не ожидал когда-нибудь еще раз с тобой свидеться.
— Какими судьбами? — равнодушно спросил Василий.
— Перебрал малость, сел пьяным за руль….
— Да, судьба… Зря, выходит, отбил мой бизнес? Не принес он тебе счастья. Что ты онемел? Я все знаю. Что это ты перекупал поставщиков, что заказал меня, когда дело не вышло, что захватил мою компанию, обманув жену. Я был рядом с тобой и все видел.
Кокон Марата резко оторвался от Василия и быстро полетел прочь. Василий рассмеялся. "Прощай, Марат!" — махнул он рукой, уверенный, что больше никогда его не увидит. Но он ошибся.
В день очередного "Страшного суда", после того, как все члены Совета проголосовали за принятие Василия в сообщество, Василий решил побыть наедине с космосом. Он отделился от Облака и повис в космической бездне, мысленно погружаясь в ее вязкую черноту. Он ловил чувствительной оболочкой ее излучения, он видел бури, бушующие в глубинах Галактики, он чувствовал силу, идущую к нему из этих глубин, силу и мощь галактического разума. Он не сразу понял, что другой кокон находится рядом с ним и касается его своей оболочкой. Оглянувшись, Василий увидел Марата. Лицо Марата выражало изумление и восторг.
— Что это было? — воскликнул он. — Какой мощный заряд энергии шел из космоса к твоей сфере! Я ничего такого не ощущаю.
— Что ты хочешь? — спокойно спросил Василий.
— Помоги мне! Ты обладаешь чудесной силой. Спаси меня! Я был там, у двенадцати ископаемых стариков. Они дружно приговорили меня к стиранию. Да, я грешен, да, я совершал ошибки. Но я искуплю свой грех, я отработаю. Я буду служить тебе как собака. Дай срок, сколько угодно! На земле нет такого варварства, как на небе, нет высшей меры! Я буду мыть туалеты. Есть здесь туалеты?
Василий грустно смотрел на Марата и молчал. Он вдруг увидел в нем прежнего себя, мелкого, суетного, пустого. И никому не нужного. Василий молча слушал скороговорку Марата, молча смотрел, как упрямая внешняя сила отрывает кокон Марата от его собственного и тянет прочь от сияющего Облака, как этот кокон, сначала ярко светящийся, блекнет, тускнеет и, рассыпавшись на пепельные искорки, бесследно растворяется в черноте космоса.
"Вот и все! — подумал Василий. — Был человек, и нет человека. И кто докажет теперь, что он был? Может, его вовсе и не было, так, пригрезилось? Где собрать доказательства его существования? Где та частица добра, которую он был послан оставить на земле? Кучка перегноя на погосте? А я чем лучше? Установка для намотки туалетной бумаги хороша, но это такая мелочь в сравнении с тем, что не сделано! На что я тратил свою жизнь, почему швырялся часами, силами, дружескими отношениями и любовью семьи? Страшно! Страшно понять это, когда ничего уже нельзя изменить, ничего нельзя исправить и остается лишь выслушивать обвинения суда, Страшного суда своего прозревшего разума!"
