Владимир Колычев - Ледяная месть
— Эй, чувак, ты, часом, не заблудился?
Я готов был броситься на него с кулаками, и он, похоже, почувствовал мой боевой настрой. Зыркнул на меня недовольным взглядом, тугодумно нахмурился и стал сдавать назад. Вышел за калитку и уже из-за нее пригрозил мне кулаком. Да уж, уровень его развития оставлял желать лучшего.
Я забрал у Анжелы сумку, открыл дверь, пропуская ее вперед.
— Откуда этот хмырь взялся?
— С улицы… Ты же не думаешь, что я в стриптиз-клубе была? — пошутила она.
— Не думаю. Не похож он на стриптизера. На дегенерата похож.
— С завода, наверное…
Поселок Нагаровка не зря назывался рабочим: его еще в послевоенные годы строили под машиностроительный завод. Только в лихие девяностые завод загнулся, люди потеряли работу — слабаки запили, трудяги подались в город. Кто-то спился да помер, кто-то переехал, потому и опустел поселок. Не совсем опустел, жизнь кое-как теплилась, но дома здесь стоили копейки. Мы этим и воспользовались.
А сейчас завод восстанавливается, оборудование новое завозят по какой-то правительственной программе, новый цех строится. Потому и поселок оживает, новые в люди в нем появляются. Для нас это хорошо. Чем больше здесь новых людей, тем меньше к нам вопросов. Тем более что менты нами совсем не интересуются. Да мы, в общем-то, и повода не подаем. Спокойно живем, никого не трогаем.
— Понабрали даунов…
— А что, по-твоему, профессоров на стройку нанимать надо?
— А чем я хуже профессора? Вон какой ремонт забабахал! — гордо расправил я плечи.
— Я тобой горжусь, любимый!
Кухню я закончил еще на позапрошлой неделе. И мебель здесь уже стоит, и холодильник есть, и плита газовая работает. Сейчас Анжела приготовит ужин, и тогда с полным основанием можно будет сказать, что день удался.
Я убрался в отремонтированной комнате, откантовал на место шкаф, собрал железную кровать, поставил стулья, тумбочку. Обстановка, честно говоря, убогая, но ничего, со временем мы заменим мебель. Деньги на это есть. И повод тоже. Три месяца прошло, и никаких эксцессов. Никто не знает, где мы, а значит, нас уже никогда не найдут, так что смело можно обустраиваться здесь по полной. И на завод можно работать пойти. Хотя нет, лучше обойтись без этого. Вдруг отдел кадров начнет выяснять, кто такой Савостин Вячеслав Юрьевич?..
Анжела уже приготовила ужин, когда я все закончил. Но за стол мы, увы, сели не сразу. Она зашла в комнату, окинула ее взглядом, покачала головой и взялась за тряпку. И мне пришлось присоединяться к ней — начищать мебель и заново перемывать полы. А потом еще она загнала меня под душ…
Котлеты и вермишель к этому времени успели остыть, зато за стол я садился после душа и в чистом после ремонта доме. Чувство исполненного долга прямо-таки окрыляло меня.
— А сто грамм и огурчик? — спросил я.
— Что, есть повод? — изобразила возмущение Анжела.
— Так ремонт закончили. Или это не повод?
— Убедил.
Она открыла холодильник, достала оттуда бутылку водки, банку маринованных огурчиков.
— Своих бы огурчиков накатать, — заметил я.
— Так в чем же дело?
Огород за домом немаленький, соток семь-восемь, есть где развернуться, только заниматься им некогда. Поздно уже что-то сажать, но землю вскопать не помешало бы. А по весне неплохо бы огурчиков под засолку насажать.
— Ну, завтра копать начну… Или послезавтра.
— Лучше через неделю. Через неделю снег как раз пойдет, — иронично улыбнулась Анжела.
— А что, у тебя прогноз погоды есть?
— Предчувствие у меня.
— Ух ты! И что тебе говорит предчувствие?
Анжела закрыла глаза, прислушиваясь к себе:
— Ищут нас. Но никогда не найдут.
— Значит, будем жить. Долго и счастливо. За это грех не выпить!
Я поднял рюмку, мы чокнулись, выпили. Резковатая водка, но под ядреный огурчик пошла хорошо. Устал я от ремонта, и душа требовала веселого отдыха. Сейчас мы разгорячимся с Анжелой, а потом в постель. Она, когда «под мухой», такая шаловливая, а я этим пользуюсь…
— А кровать мы заменим, — сказал я, наполняя опустевшие стопки.
— При чем здесь кровать? — удивленно спросила она.
— Ты правильно все поняла…
— Кто о чем, а вшивый о бане! — игриво улыбнулась Анжела.
— Хотел бы я до самой старости в этой бане париться.
— А в другую баньку не потянет?
— Не тянет.
— Это сейчас. А потом?
— Не потянет.
— Не зарекайся.
— Это до тебя я бабником был. И это был не я. Настоящий я — это тот, который с тобой.
— И я раньше не жила. До тебя не жизнь была, а… Что-то было, но я уже не помню…
— Ну, давай, за наше счастье!
Мы пили за счастье, за любовь, за преданность — за все, что связывало нас друг с другом. Пили, закусывая поцелуями, поэтому пьянели нежно, возвышенно. Мы чувствовали себя семьей, это был наш дом, и нам не хотелось курить на кухне, покурить мы выходили во двор.
На улице было холодно, мороз уже близко-близко, чувствовалось его колючее дыхание. И все равно приятно стоять на крыльце с сигаретой в руке и в обнимку с Анжелой…
— Эй, а это что такое?
К калитке подошел какой-то человек в шапке-ушанке. Судя по габаритам, это был тот самый дегенерат, который увязался сегодня за Анжелой. Может, влюбился в нее парень. Если так, то я его понимаю. В Анжелу невозможно не влюбиться.
Я нежно провел рукой по ее спине — дескать, подожди немного. Надо было подойти к этому несчастному, поговорить с ним.
— Только не бей, — услышал я вслед.
Нет, бить я его не буду. Слишком уж хорошее настроение у меня для этого.
— Тебе чего, старик? — спросил я.
— Гы! — Парень вытянул руку в мою сторону и резко ударил ладонью по локтевому сгибу.
Точно, дегенерат. Понятно дело, что нормального разговора не получится.
— Вали отсюда, урод!
— Сам урод! — гортанным голосом, нечленораздельно выдал ущербный.
— А ну пошел!
Я открыл калитку, рывком вынес тело за ограду. Дегенерат понял, что сейчас его будут бить, и прыжками стал удаляться от меня. Не человек, а обезьяна какая-то.
— Еще раз увижу здесь, башку оторву! — пригрозил я.
— Гы-гы!
Я повернулся к нему спиной и вдруг заметил, что ко мне вдоль ограды подкрадываются еще двое. Оказывается, этот недоумок был не один.
— Эй, а ну пошли! — на всякий случай крикнул я.
Вряд ли это поможет. Надо идти домой, закрываться на замок, чтобы выиграть время. Оружие у нас далеко спрятано, так сразу его не достанешь. Но ничего, я доберусь до пистолета… А можно и топор взять…
Но дружки дегенерата подались назад. Испугались, видимо, меня. Может, и не придется ствол доставать. И за топор не надо будет браться. А завтра пойду на рынок и куплю собаку, посажу ее на цепь. Давно уже пора это сделать…
Я открывал калитку, когда что-то тяжелое вдруг врезалось мне в затылок. От разрывающей боли помутилось сознание, ноги отказались держать мое тело. Падая, сквозь звон в ушах я услышал, как шлепнулся на землю камень. Булыжником в меня обезьянообразный человек зарядил.
И если бы на этом все закончилось, но нет, он еще напрыгнул на меня и ударил сомкнутыми в замок руками по лицу. И его дружки принялись бить меня ногами. Одного я схватил за ногу, опрокинул на землю, но кто-то поднял с земли камень и снова ударил меня по голове…
— Убирайтесь! — откуда-то издалека донесся до меня голос Анжелы.
Дегенераты оставили меня и переключились на нее. Сейчас они затащат ее в дом и…
Я увидел, как дегенерат с восторженным гыканьем тянет к ней руки, но вдруг он опустился на землю, хватаясь за горло. Уж не ножом ли его Анжела полосонула? Его дружок попытался схватить ее сбоку, но она стремительно ушла в сторону, ударив его ногой в пах. И тут же в ход пошла другая нога, но на этот раз досталось третьему дегенерату. Она не била высоко, но удар в живот смотрелся красиво. А о его эффективности можно было судить по результату. Человек сложился пополам, и тут же получил коленкой в нос. Уложив его окончательно, она так же красиво добила и всех остальных. Обезьянообразного вывела из игры точным кулачным ударом в кадык, а затем добила ногой в голову.
Глава 28
Не знал я, что Анжела умеет так драться. Именно это я ей сказал, когда она ставила мне компресс на нос.
— Неважно… — отмахнулась она. — У тебя, возможно, перелом, «Скорую» вызывать надо. И сотрясение мозга…
— Разрыв мозга… А «Скорую» не нужно, вдруг в больницу заберут, а там следователь. Что, если он пальчики захочет снять?
За дегенератов я не переживал. Досталось им хорошо, но все уже расползлись по своим норам. Вряд ли они заявят на Анжелу. Во-первых, стыдно, во-вторых, на самих дело заведут… Тошнило меня, голова раскалывалась от боли — наверняка, сотрясение мозга. Но мысли при этом не путались, сознание было ясным.
