Геннадий Бачериков - Забытый вальс
– Я на всякий случай проверил сережку, не подделка ли это, – сказал Алексей Аполлонович. – Но практически со стопроцентной точностью можно утверждать, что это оригинал. Во-первых, так гранили и закрепляли камни до начала двадцатого века, во вторых, на сережке есть личное клеймо моего деда, Александра Тягунова, оно имеет характерные особенности, и это его изделия. Так что, Николай, не буду скрывать, вы меня очень поразили, показав сережку, а уж фотографиями добили окончательно. Я так понимаю, что и колье и вторая сережка тоже у вас? Кстати, Люда, я сдаюсь, пари наше, конечно, выиграла ты, и я готов каждый месяц устраивать для вас обоих ужин в любых московских ресторанах, какие вы выберете. А пока давайте сядем и, будьте любезны, расскажите мне все подробно.
Николай помолчал минуту, собираясь с мыслями, и потом рассказал историю своей находки, не упоминая о золоте и пасхальном яйце и опустив смерть Грини, о которой он и Люде не рассказывал, великолепно понимая, что романтическая история с нахождением клада рискует получить уголовный окрас, характеризующий его не с лучшей стороны. Пришлось также коротко рассказать и о своих взаимоотношениях с МММ
– Да, можно только позавидовать, – задумчиво сказал Алексей Аполлонович. – Я даже не в смысле денежной стоимости, а в том, что вы такие вещи в руках держали. Эти колье и сережки – одно из лучших изделий моего деда и фирмы Фаберже. Гарнитур был сделан по заказу Николая Второго для его жены Александры Федоровны, когда у них родилась первая дочь, Ольга. Там использованы, кстати, колумбийские изумруды, камни необычайной густоты цвета. Изумруды эти, между прочим, дороже бриллиантов и значительно. Получены они были в обмен на оружие, в Колумбии как раз шла очередная война, и кто-то из русских купцов подсуетился и отправил туда большую партию старых винтовок. В России тогда ставили на вооружение трехлинейку Мосина, и старого оружия было, пруд пруди. Как видите, в стране российской мало что изменилось с тех пор. Колумбийцы расплатились с купцом изумрудами и золотом, а он предложил камни фирме Фаберже. Но давайте от исторических экскурсов вернемся к делам насущным. Дома у меня есть шесть тысяч долларов и пара миллионов рублей, учитывая нынешний курс доллара, это примерно как раз семь тысяч и будет. Я их вам без всяких сомнений сейчас же дам. Сережку и фотографии оставьте у меня, вам они сейчас все равно ни к чему. Кстати, а что за фотографии остались у вас в конверте, они к этой находке имеют отношение?
– Да у нас как-то речь о сережках и колье все время шла. Я не сказал, а в коробке кроме них было еще вот это, – Николай передал Алексею Аполлоновичу остальные фотографии. На снимки монет тот едва взглянул, отложив в сторону, но, увидев фото футляра из карельской березы, он на мгновение замер, словно боясь, что на следующем снимке футляр окажется пуст, и, наконец, осторожным движением снял фото футляра с последнего в пачке снимка.
– Да, ребята! – сказал он через минуту, – Вот так люди в моем возрасте и зарабатывают инсульты и инфаркты. Давайте-ка для профилактики по рюмочке выпьем.
На этот раз Алексей Аполлонович, не соблюдая ритуала потребления драгоценного напитка и не дожидаясь, пока его гости поднимут свои бокалы, махнул по-русски пол бокала коньяку и вкусно закусил его ломтиком лимона. Сразу же вслед за этим он положил фотографию пасхального яйца под лупу.
– Николай, так вы не нашли описание пасхального яйца в альбоме, который рассматривали во время нашего с Людочкой разговора?
– Да я только первую десятку пролистал, а там еще сорок четыре!
– Так, а зачем все подряд листать? Вы поняли, чей это портрет?
– Видимо кого-то из императорской семьи.
– Плохо историю знаете, молодые люди! Это же Александр Третий, отец Николая Второго, между прочим, государь весьма посредственный. Трон должен был унаследовать его старший брат, Николай, но он умер молодым. Кто-то из историков назвал Александра Третьего вьючным ишаком, который везет идейную ношу Победоносцева, обер-прокурора Святейшего Синода, ставшего «серым кардиналом» при государе. А обер-прокурор был противником всяческих демократических перемен, идеи о которых витали в обществе. Поэтому Александр Третий немало поспособствовал нагнетанию революционной смуты в государстве российском. Так вот, в альбоме есть табличка, в которой краткие сведения о каждом яйце даны. Название этого, видимо, как-то связано с именем Александра Третьего… Ну, вот, пожалуйста! Императорское пасхальное яйцо, которое так и называется – Александр Третий. Значится среди утерянных! Так, страница восемьдесят четвертая…рисунок… Никаких сомнений, оно!
Оторвавшись, наконец, от созерцания рисунков, Алексей Аполлонович снял очки, потер глаза и откинулся в кресле, задумчиво постукивая по колену сложенными очками.
– Николай, а что вы со всем этим делать-то собираетесь?
– Просто продать. Я собираюсь открыть свою фирму. У меня есть определенный задел в направлении, которое сейчас быстро развивается, да и обстоятельства к этому подталкивают. Я работаю программистом в российском филиале одной крупной американской компании. Но они сейчас задумали реструктуризацию, связанную с ожидаемым поглощением одного из конкурентов, и российский филиал предполагают закрыть. Работу для меня найти не проблема, но хотелось бы все-таки заниматься любимым делом.
– А вы понимаете, с какими трудностями это связано, я имею в виду продажу?
– Конечно. За такие деньги голову открутят, не успеешь охнуть. Поэтому я просил бы вас помочь. Как я понимаю, у вас есть связи в мире людей с деньгами, и вы могли бы сделать это достаточно безопасно.
– Жаль, что я не могу себе позволить купить этот гарнитур, – мечтательно вздохнул Алексей Аполлонович. – Вы не представляете, какая это работа. Шедевр! Но вас я понимаю. Помочь постараюсь, конечно. Сейчас появилось много клиентов, желающих получить оригинальные ювелирные изделия. Я при желании мог бы просто быть завален заказами, но делать килограммовые золотые перстни с бриллиантами в 10 карат, нет уж, увольте. Я стараюсь выбрать клиента со вкусом, чтобы и он понимал, что за вещь получил, и чтобы у меня душа радовалась. Слава богу, и такие есть. Но для серьезного разговора с клиентом нужно иметь в наличии весь гарнитур, да и пасхальное яйцо по фотографии тоже не продашь.
– С этим, к сожалению, проблемы. В течение месяца мне в банке, где лежат эти вещи, появляться не стоит. Вот развяжется ситуация с МММ, тогда, пожалуйста.
– Хорошо. Кстати, есть у меня один вариант. Вы ведь слышали о аукционах в Нью-Йорке и Лондоне?
– Это Сотбис и Кристис? Ну, конечно! Но кто же позволит вывезти из России такие драгоценности?
– Ну, это уже не ваша забота. Правда, придется, сами понимаете платить за услуги. Но если продать это там, то даже треть от общей суммы будет больше, чем за все при продаже здесь.
– Да я согласен. Меня беспокоит только одно – надежность всей этой операции. Вам я, положим, доверяю, но в цепочке будет еще кто-то.
– Этот кто-то будет всегда. А насчет надежности, то вспомните Карла Маркса – «нет такого преступления, на которое не рискнул бы капитал при трехстах процентах прибыли, хоть под страхом виселицы». А тут соблазн – получить даром. Жизнь людей сейчас не в счет. Поэтому надо соблюдать два правила: не связываться с криминалом и перестраховываться. У меня есть некоторые связи в президентском окружении. Я попытаюсь забросить удочки на следующей неделе. Сейчас минутку подождите, я принесу деньги.
Алексей Аполлонович вышел из кабинета и через несколько минут вернулся с пачкой купюр в руках.
– Пересчитайте, пожалуйста, на всякий случай. Тут шесть тысяч долларов и два миллиона рублей
Николай добросовестно пересчитал деньги.
– Вернете, когда сможете. Если нужны будут еще деньги, то не проблема, я человек не бедный, но остальное в банке. Да, фотографии монет не забудьте.
Алексей Аполлонович проводил их до прихожей, открыл сверкающий никелем какой-то навороченный дверной замок, – Ну, спасибо, Людочка, что навестила. Очень рад был вас видеть. Обязательно звоните. И, Николай, берегите Люду, постарайтесь, чтобы она была в стороне.
На улице уже были сумерки.
– Так куда сейчас? – спросил Николай, выезжая на улицу Чайковского. – Я же даже не знаю, где ты живешь.
– На Годовикова, это не доезжая до ВДНХ.
– Хорошо, машин сейчас мало, поехали по кольцу и дальше по проспекту Мира.
Когда они проезжали мимо спорткомплекса «Олимпийский», Николай увидел впереди по ходу движения милицейский «уазик», от которого неторопливо отделился милиционер, до того лениво куривший, опираясь одной рукой на капот. Он бросил недокуренную сигарету, и махнул жезлом, показывая Николаю, что тому следует остановиться.
– Вот, черт! Не было печали…, – в сердцах выругался Николай. Он свернул на обочину, остановился и заранее вытащил из бардачка документы. Гаишник неторопливо подошел к машине.
