Владимир Колычев - Сгори дотла, моя звезда!
Песня действительно стала хитом и уже крутилась в чартах на нескольких радиостанциях. Но Машу это почему-то не очень радовало. И дело даже не в том, что ей не позволяли насладиться успехом.
– Я песню новую написал, – осторожно приблизившись к ней, сообщил Илья Степанович.
Он и телом напоминал слона – большой, грузный, но в его движениях чувствовалась энергия дикого животного. И он был сильным человеком, и ощущение этого передавалось на расстояние.
– Вчера была новая, позавчера, – небрежно усмехнулась она. – У тебя прямо какой-то творческий бум.
– Это вдохновение.
– С чего бы это?
– Ты и сама прекрасно знаешь… Поверь, последние десять лет я жил только тобой. И вот ты со мной… Сколько раз мы уже об этом говорили.
Он говорил, что влюбился в нее, еще когда была жива его жена. Она умерла четыре года назад, но в память о ней Илья Степанович даже не пытался сблизиться с Машей законным путем. Пока некто из его окружения не привез ее к нему силой… Врет, конечно. Сам он и отдал распоряжение похитить ее… Если это любовь, то какая-то дикая, горская…
– Сколько раз я просила тебя отпустить меня домой.
– Ты же знаешь, это невозможно.
– Но мне надоела эта клетка.
– Почему клетка? Ты можешь выйти во двор в любое время…
Это верно, прогулки по двору ей не возбранялись. И летом она в озере купалась под присмотром охранника, на яхте каталась. Бежать не пыталась. Все равно ведь не позволят это сделать, да еще и нагрубят…
– Да, но только во двор… А я хочу в Москву!
– Ты же знаешь, выход у тебя есть, – сказал, краснея, Илья Степанович.
– Через загс?
Он промолчал, потому что смущение мешало ему говорить.
Илья Степанович сделал ей предложение еще в июле. Маша хорошо помнила, с каким трудом дались ему эти слова. Он и краснел, и бледнел, и даже зеленел… Она тогда сказала ему твердое «нет». Больше он к этому разговору не возвращался, хотя предложение оставалось в силе.
– Но я не хочу быть твоей женой.
Он молча пожал плечами. Дескать, на все ее воля. Так оно, может, и так, но хозяйкой положения она могла стать только под его фамилией… Не такой уж он и простой и добрый, каким хотел казаться. Но ведь простаки, как правило, не добиваются в жизни больших высот, не выстраивают огромные особняки в стиле русского классицизма и гостевые дома размером с приличный коттедж.
– Насильно мил не будешь, – немного подумав, добавила она.
– Я понимаю, – обескураженно кивнул он.
– Ничего ты не понимаешь. Если бы понимал, меня бы здесь уже не было…
– Я не могу тебя отпустить… Пойми, не за себя боюсь. За свой бизнес, за людей, которые на меня работают…
– Я обещаю тебе, что не заявлю в милицию.
– Тебя ищут, я точно это знаю. И если ты сама не заявишь, тебя заставят заявить.
– Кто?
– Мои конкуренты. Поверь, они используют любую возможность, чтобы нанести удар по моему бизнесу…
– Удара по бизнесу ты боишься, а то, что морально избиваешь меня – тебе все равно.
– Я делаю все, чтобы ты ни в чем не нуждалась.
– А я нуждаюсь! И прежде всего в свободе!
– Мы можем бесконечно говорить на эту тему, но, поверь, ничего не изменится.
– Ты – упертый эгоист!
– К сожалению, это так. И я ничего с собой поделать не могу.
– Ты хочешь, чтобы я тебя возненавидела?
– Я хочу, чтобы ты была со мной… Я ни на что не претендовал, но раз уж это произошло… Или со мной и везде, или без меня, но здесь…
– Ты еще и шантажист!
– Это не шантаж, это констатация фактов… Ты хочешь послушать мою новую песню?
– Так уж и быть, послушаю. Все равно делать нечего…
В холле гостевого дома стоял очень дорогой цифровой рояль, играя на котором время от времени Маша топила скуку. Там же находилось и оборудование для электрогитары, на которой Илья Степанович озвучивал свои «шедевры».
Маша села за рояль, не поднимая крышки. Он же взял гитару, быстро и точно перебрал пальцами струны, заскользил по ним, выцарапывая из них дополнительный звук. Играл он хорошо, с чувством ритма. Но созданное очарование рассеялось, едва он начал петь. Голос хриплый, шаткий, ему бы лететь по воздуху на высоте третьей октавы, а он еле волочился по земле на первой. Рожденный ползать красиво петь не может… Но в его голосе, в его игре угадывалась мелодия, и довольно неплохая. Поэтому Маша попросила его спеть еще. Во всей полноте своей высокая и объемная волна, сплетенная из ярких мотивов, прозвучала с третьего раза…
– Поешь ты ужасно, но это хит, – заключила Маша.
– Я старался, – улыбнулся он.
– Ты подаришь его мне?
– Женщины любят подарки.
– Ты меня банальностями не корми. Ты мне песню подари.
– На свадьбу, – выдержав паузу, выдавил он.
– На свадьбе хорош марш Мендельсона. А мне нужна эта песня.
Один шлягер – это как полет Икара. Поднялся до солнца, восковая слава быстро растаяла, и рухнул вниз, в пропасть забвения. Два хита – примерно такой же полет вверх, но падение уже с парашютом, долгое и приятное. Правда, тычок о землю болезненный. Три-четыре шлягера – это уже полет аэроплана с малым запасом топлива. Целый альбом из хитовых композиций – бомба под крыльями штурмовика и полный бак горючего. Летишь долго и взрываешь целые стадионы…
Но лучше два хита, чем ничего… А если повезет, родится третий, может, и четвертый… Там, глядишь, наберется целый альбом. Тогда и засияет на звездном небосклоне певица Сирена, в которой публика с восторгом узнает Машу Светлову. Вот это будет фурор!
– Если нужна, то она твоя… Для тебя и сочинял, – расплылся в улыбке Илья Степанович.
Может, не все так уж и плохо. Может, ее похитили на счастье – думала Маша, глядя на него.
– И как долго ты мучился?
– Не мучился, – покачал он головой. – Утром проснулся, вспомнил, что ты рядом, и завихрилось… А днем до ума доводил…
– Завтра я буду здесь, – поощрительно улыбнулась она. – Завтра суббота, и ты можешь прийти ко мне днем…
– У меня каждый день суббота, – немного подумав, сказал он.
– То есть?..
– Я редко бываю в Москве. Еще реже бываю в офисе. Я целыми днями сижу дома, сочиняю музыку…
– А как же бизнес?
Ее удивляло, что об этом она узнала только сейчас.
– Я давно уже отошел от него. Надоело. У меня есть команда топ-менеджеров, ребята молодые, с гарвардской хваткой, у них лучше, чем у меня, получается… А я здесь все время или на Майорке – там у меня вилла, яхта… Но я туда не хочу. Мне здесь гораздо лучше. Потому что у меня есть ты…
– Почему же ты приходишь ко мне только по вечерам?
– Чтобы не утомлять тебя. И чтобы было с чем приходить…
– Ты странный человек.
– И в чем заключается моя странность?
– Ты мог бы стать композитором, а стал банкиром.
– Чтобы стать композитором, нужно было учиться. И оттачивать мастерство. А я человек ленивый, мне больше нравилось бренчать на гитаре для души. Ну и друзья слушали…
– Девушки, – добавила Маша.
– Разумеется… Мы с Наташей так и познакомились. Мы ходили в поход, я с одной школой, она с другой, наши группы случайно пересеклись у костра. Я играл на гитаре, она меня слушала… Слушала, слушала, а потом вышла за меня замуж…
– Там же у костра?
– Нет, в сторонку чуть отошли, – шутливо улыбнулся Илья Степанович.
В его черных глазах колыхался зыбкий, но теплый туман воспоминаний. Он говорил о своей покойной жене. Маша ничуть его не ревновала, но тем не менее эта тема ей не нравилась.
– Жили мы бедно, но счастливо, – сказал он. – Сначала Виктор появился, потом Александра… Они сейчас в Лондоне учатся. Виктор вернуться хочет, бизнесом заняться. А она художником хочет стать, ей в Англии больше нравится… Они у меня уже достаточно взрослые для того, чтобы принимать самостоятельные решения… Когда-то были маленькими… Когда-то и я был молодым. И бедным. И еще ленивым. Но семью кормить было надо. Наташа была красивой женщиной, любила красиво одеваться, красиво жить. Приходилось рвать жилы. Потому и преуспел… А как был ленивым, так и остался. Потому и отдал свой холдинг в управление… Наверное, зря так поступил. Виктору это не нравится, упрекает меня… Но караван движется, и ладно…
– Караван движется, рабынь поставляют, – язвительно усмехнулась она.
– Зря ты так говоришь. Ты не рабыня. Ты хозяйка.
– Или рабыня, которая не хочет быть хозяйкой…
– А ты попробуй захотеть. Вдруг понравится.
– Понравилось бы, если б не одно «но»… И любишь ты меня, и добрый. Ну, еще и богатый, что не так уж и плохо… Но я тебя не люблю. И ты должен это знать…
– Знаю, – глазами загрустившей собаки посмотрел на нее Илья Степанович.
– Но мне нравится, как ты играешь на гитаре…
Маша не любила его и очень сильно сомневалась в том, что когда-нибудь полюбит. Но ей нравилось его отношение к ней – не во всем, не всегда, но тем не менее. Поэтому она и не пыталась вырваться из клетки, хотя не раз могла бы попытаться поднять шум.
