Андрей Молчанов - Форпост
Федор, следуя его взгляду, узрел вдалеке, на пустынной обочине какое-то неясное пестрое пятно, постепенно, с приближением к нему машины, обретающее формы ярко-желтого мотоцикла с аспидно-черными ручками руля и восседавшего на багажнике его коляски беспечного милиционера в синей униформе, лениво поднимающего вверх полосатый повелительный жезл.
– Видишь, – сказал Коряга в очередной раз окаменевшему от страха Федору, – как у нас все хорошо сегодня получается, прет масть…
Грузовик, притормаживая, стал останавливаться. Истомленный зноем милиционер, так и не поменявший позы, лишь отложил жезл на брезент коляски, отвернув в сторону лицо, и тут Коряга вдавил педаль газа в пол, машина ринулась вперед и, опрокинув хлипкое препятствие, остановилась.
Федор закрыл глаза. Окружившая его багровая мгла не принесла, однако, желаемого спасения от кошмара: из нее доносились какие-то звуки, среди которых отчетливо различился долгий и тягостный стон…
Милиционер! Они убили его! Убили!
Казалось, прошла вечность очередного отупелого ужаса, когда в кабину забрался Коряга, хлопнул дверью, доложил, осторожно и деликатно кашлянув:
– Теперь все в порядке. Имеем ТТ, рублики, колечко золотое…
– А этот… – выдавил из себя Федя вопрос без интонации, на интонацию не хватило сил.
– Оклемается, шок… Ну, с ногой что-то… Придавил его, видать… Но за отменную службу медали, ясное дело, ему уже не получить… Тем более, – тряхнул перед носом Федора потертым пистолетом, – утрата пушки – дело високосное…
Через час столь же непринужденно и хладнокровно Коряга ткнул бампером попутно тащившуюся по дороге «Победу» с государственным номером и тут же вышел навстречу двум тучным гражданским типам в просторных пиджаках, шляпах в сеточку и мешковатых брюках, выскочившим из автомобиля с перекошенными от ярости лунообразными чиновными физиономиями.
ТТ мгновенно укротил начальственный гнев, готовый ушатами выплеснуться на балбеса-работягу, на поверку оказавшегося дюжим расхристанным солдатом, держащим в огромной лапе, обляпанной коростой явно чужой крови, несущую смерть сталь.
Через считанные минуты двое голых брюхатых мужчин, облаченных в трусы, носки и тропические шляпы «с вентиляцией», блестя изумленно стеклами интеллигентных очков, провожали скрывающуюся за горизонтом «Победу», уносившую их одежду, деньги, свертки с едой и бутылки с минералкой. Теперь в их распоряжении имелся только грузовик, скромно посверкивающий темно-зеленой защитной краской на полуденном пекле, только одно из колес грузовика было прострелено, ибо, сочетая полезное с приятным, Коряга проверил боеспособность трофейного оружия, одновременно исключив оперативную возможность погони с использованием покинутой им полуторки.
– Солдат, человек, лишенный всего, но способный на многое, – нарушая возникшую паузу, высказался Коряга оптимистичным тоном.
– И куда мы теперь? – вопросил Федор.
– Пока идут разные тары-бары, – ответил Коряга, – доберемся до ближайшего полустанка и рванем куда-нибудь наискосок… Потом соскочим где понравится и попетляем прерией до следующего транспортного средства, торопиться нам некуда.
– А где спать будем?
– Конечно, мы найдем ночлег, – согласился Коряга. – Ночью в этой жестяной банке мы напердим так, что сдохнем от духоты и сероводорода. Хотя и это намного лучше, чем спать и срать в открытой степи и простужаться, чтобы все время текло из носа…
С высоты палило немилосердное солнце. Тонкие робкие облака истлевали в знойном жаре, струившемся с неба. Вокруг расстилалась бескрайняя равнина табачного цвета, изредка вспыхивающая всполохами кварца. Порой они обгоняли медленно ползущий трактор. Случалось им проезжать мимо крошечных глинобитных поселений с чахлыми деревцами и сколоченными из кривых серых досок сараями.
Не отрываясь от руля, Коряга ознакомился с конфискованными документами ограбленных «шляп», зачитал:
– Командировочное… Попугаев Филимон Архипович, уполномоченный по вопросам закупки крупного рогатого скота. Пригодится, профессия легкая, а документ серьезный… И штаны его мне вроде в размер. А вот пиджачишко навряд ли натянется, узок Попугаев в кости, порода слабая…
И тут волшебным миражом в пустыне предстал перед беглецами небольшой городишко, над беленым кирпичом приземистых строений которого возвышались несколько производственных труб, украшенных датами их монументального возведения.
Ударила в колеса кромка асфальта, ведущего к островку цивилизации. Над тихими окраинными улицами висел шатер из зеленых ветвей и сквозь него пробивались лучи яркого солнца. Таились за заборами из штакетника скромные частные домики, далее пошли строения муниципальные, и надпись «Баня» на одном из них Федора невольно покоробила…
В центре городка располагались суд, универмаг с витринами, тускневшими давно немытым стеклом, и здание местной администрации, которое выглядело так, словно его лучшие времена давно миновали. На площади перед ним – неизменная статуя Ленина, который, как повсеместно утверждалось, был самым доброжелательным человеком в мире.
Коряга остановил машину рядом с универмагом. Сказал с ухмылкой:
– Остановка по требованию.
– Ты будешь острить, даже когда у тебя в изголовье появится дьявол с перечнем твоих грехов, – проворчал Федор.
В магазине толклась публика из нескольких казахов в традиционно замусоленных халатах и пара пожилых теток провинциального вида, придирчиво ощупывающих отрезы материала под скучными взорами парочки продавщиц.
Коряга подошел к стойкам с мужской одеждой, состоявшей из однотонно-унылых костюмов темных цветов. Сказал Федору:
– Хватай, что любо…
Сам подобрал себе пару рубашек, брезентовую куртку, упаковку носок.
Из кабинки для переодевания, оставив в ней казенную солдатскую одежду, Федор вышел в брюках, пиджаке, белой сорочке и в антрацитово сияющих пластиковых башмаках.
– Граф, в натуре граф, – кивнул ему Коряга, сгребая в подвернувшуюся под руку хозяйственную сумку прямо с витрины пачки папирос и пузырьки с одеколоном – заветную мечту пьяниц стройбата.
Насторожившиеся продавщицы поспешили к нему с замечаниями по поводу его вопиющей бесцеремонности, но, даже не глядя в их сторону, Коряга вытащил из кармана ТТ, повел небрежно стволом, внеся в обстановку известную ясность, а после направился к кассе. Без церемоний, под задушенный писк ответственного работника – отцветшей престарелой блондинки, выгреб натруженной пятерней из пеналов хранилища ворох купюр, уместив их в карман.
Казахи стояли смирно, как овцы в загоне в ожидании выгула, с философским безразличием взирая на его манипуляции. Женщины, остолбенев, пялились на исполненного уверенности бандита остановившимися глазами. Рты их были раскрыты, словно они намеревались сию секунду воспользоваться губной помадой.
– Ну-с, нам пора, – кивнул Коряга Федору и, поболтав одну из склянок с одеколоном, опрокинул ее в рот, поморщившись вдумчиво. Сказал на прощание публике: – Благодарю за бескорыстную поддержку советской армии. Будет война – защитим…
Что ни говори, он не был лишен своеобразного чувства юмора.
На бензоколонке, вызнав, где проходит железная дорога, до горловины заправили бак «Победы», двинувшись в дальнейший неведомый путь.
У выезда из городишки увидели двух милиционеров, бегущих наперерез машине с поднятыми наганами, но Коряга, решив не отвлекаться на правоохранителей, лишь плавно прибавил газку, уходя от этой жалкой заполошной погони. Единственное, что произнес, открывая второй пузырек с одеколоном:
– Свободный полет закончен, начинаются большие препятствия. Чую: уже идет обмен звонками и телеграммами.
На дороге им по-прежнему попадались редкие грузовички и гужевые повозки, а потому полной неожиданностью оказалось появление встречной большой темно-зеленой машины с зачехленным кузовом, стремительно несущейся им навстречу.
Коряга, окаменев лицом, вытащил из-за пояса пистолет, но машина, чье лобовое стекло застилала солнечная поволока, летела прямо на них, и никакая пуля не остановила бы движение этой махины с зарешеченными фарами и массивным стальным бампером.
Коряга крутанул руль вправо, уходя от столкновения. «Победа» вздрогнула от удара колеса в придорожную яму, Федора кинуло вперед, и он еле удержался на месте, ухватившись за петлю ручки над дверью. Коряга, не в силах совладать с инерцией, пал грудью на рулевое колесо. Взвизгнул кардан, завязнув в плотной степной кочке. Облако пыли взвилось в оконцах, затмив обзор, а когда бурая пелена рассеялась, они увидели перед собой целый взвод солдат внутренних войск, державших наперевес направленные на «Победу» автоматы.
– Зато погуляли! – сказал Коряга. – Не жалею…
Убийство Булавы во имя спасения товарища Коряга взял на себя, равно как разбои и угоны машин, следствие и суд были скорыми; срока, учитывая смягчающие обстоятельства давившей на подсудимых «дедовщины» и состояния аффекта, о котором заявил адвокат, им навесили минимальные, Федор прошел по делу соучастником. Но так или иначе, прошлая их жизнь канула в забвение и в невозвратность, а в новую, столь же безрадостную, они входили изгоями, отторгнутыми миром свободных людей. Вернее, миром тех, кто умно, хитро или же безропотно преодолевал жизненные напасти, стараясь не угодить в гибельные силки тюрьмы или сумы.
