Анатолий Баюканский - Тайна перстня Василаке
Итак… Специальная ритуальная комната на окраине города, о которой знал очень узкий круг лиц. Задрапированные черным шелком окна, плотно закрытые двери. Наружная охрана заняла свои места — ни одна посторонняя душа не должна помешать приему. На стульях — «авторитеты», чьи профессии досконально никому из близких неизвестны. Сегодня они имеют право казнить и миловать отступников или новичков. Выключается электрический свет, перед большой иконой Божьей матери зажигается толстая свеча. В комнате становится тихо, даже дыхания людей не слышно. И пока горит свеча, претендент повторяет вслух магические формулы, которые подсказывает ему на ухо один из избранных.
Затем «секретарь» спрашивает новичка: «Какой рукой вы лучше стреляете?» Получив ответ, он вынимает острейший кинжал, прокалывает острием палец «претендента» на «стреляющей» руке. Кровь с пальца капает прямо на горящую свечу, запах горелой крови вызывает легкую тошноту, но никто не сознается в этом. «Претендент» четко, чтобы слышали все присутствующие, произносит заключительную фразу, ее ждут с нетерпением все: «Если я предам «семью», нарушу эту торжественную клятву, то пусть и я сгорю, как эта свеча…»
И, как в театре, разом меняется декорация, вспыхивает электричество. Новоявленные «родственники» гурьбой бросаются поздравлять нового члена «семьи». Отныне с ним придется считаться многим, он делается заметной фигурой в мире криминального бизнеса, невидимого для глаз рядовых обывателей. Отныне «новокрещенный» получает право называться членом европейской «семьи», членом братского содружества в десятках стран Европы.
Все гости рассаживаются за столы, начинается торжественное заседание, на котором все пьют только красное вино, напоминающее кровь, только что пролитую «претендентом». «Родственники» вновь наперебой горячо уверяют принятого в «семью» в своей неизменной верности и преданности…
От описания этого ритуала во всех деталях на меня пахнуло смрадным средневековьем, но широко образованный адвокат совсем не замечал театральности в этом действе, был, как никогда серьезен.
— Нужно иметь богатую фантазию, — продолжал живописать адвокат, — чтобы представить, какие блестящие перспективы открываются перед каждым членом «семьи».
— Камера на солнечную сторону! — не удержался от ехидного замечания, и чуть все не испортил глупой фразой. Адвокат глянул на меня осуждающе, потом, видимо, понял, что это просто глупая реплика, и продолжил мысль.
— Вы, писатель, человек недалекий, — слегка уколол меня, — вам, наверное, кажется, что впереди у меня новые возможности заработка или новая яхта, авто? Ни то, ни другое, ни третье.
— Вы меня заинтриговали, — более мягко вставил я, — ради чего стоит стремиться в члены «евросемьи»?
— Карьера! Вот главное преимущество, подъем по служебной лестнице.
— Разве вы где-то служите клерком?
— У людей «чести» иные понятия о служебной лестнице. Каждый должен стремиться вверх, на более высокий уровень, которого трудно, но можно достичь. Например, у меня теперь есть возможность стать «мандамето». Знаете, что это такое? Конечно, нет. «Мандамето» — это, образно говоря, офицер, стоящий между солдатом и генералом. — Адвокат был подготовлен великолепно, отлично знал внутренне строение «евросемьи» и горячо, с неподдельным пафосом выдавал «на гора» все свои знания.
— Эдик, давайте продемонстрируем на примере российской власти, ее ступеней. Так будет намного понятней. «Мандамето» — мэр города или губернатор?
— Пожалуй, точнее будет сказать так: «мандамето» — сенатор при Высшем совете. Выше его только «послы десяти фамилий» и сам президент «купола». Его избирают тайным голосованием только «послы десяти фамилий». Правда, мельком обо всем не расскажешь, — спохватился адвокат, жадно выпил полный бокал охлажденной кока-колы. Я мог бы поспорить, что сам рассказ досчтавил Эдику большое наслаждение. Ведь когда человек имеет почти все, ему хочется славы. Чтобы о нем, о его «семье» узнали близкие и дальние погордились за него.
МЛАДШИЙ БРАТ «ЗОЛОТОЙ РУЧКИ»
Я лежал пластом на соленой поверхности Мертвого моря и удивлялся чудесам природы; здесь невозможно было утонуть — соль выталкивала тебя на поверхность, мол, какого рожна тебе нужно на моем дне?. Сначала я припоминал в деталях, как мы добирались до этого уникального уголка земного шара, до святой земли. Яхта адвоката через сутки хода причалила в израильском порту Хайфа, на частном рейде. Оттуда на автомашине, которую мои спутники взяли, видимо, напрокат, добрались до знаменитого курорта.
Мертвое море — это не только водная поверхность, но и международный курорт — фешенебельные коттеджи, на фронтоне каждого флаг страны, чьи посланцы отдыхали здесь. К своему удивлению и, честно говоря, к своей радости, российского флага я не обнаружил.
Мои беззаботные раздумья прервал незнакомый мужчина, который незаметно подплыл ко мне со спины. Был он черноволос, плечист, на предплечье наколка — якорек.
— Приветствую вас, Банатурский! — тихо, но отчетливо проговорил незнакомец. — У меня к вам дело, только, пожалуйста, не оглядывайтесь пугливо по сторонам, наоборот, напустите на себя вид курортника.
— Извините, я плыву к берегу! — Как советовали мне Миша и адвокат, никаких разговоров, никаких знакомств. — Я вас не знаю!
— Посмотрите внимательно влево, кто это лежит на надувном матраце.
Я повернул голову и попытался нырнуть поглубже, чтобы проснуться, но вода мгновенно вытолкнула меня. Быть такого не могло! В пяти-семи метрах от меня спокойно покачивался на воде… подполковник Клинцов из родного Старососненска.
— Вам не трудно ущипнуть меня? — обратился к черноголовому.
— Вы получили мою записку, передатчик?
Боже правый! Как же я сразу не признал в этом человеке израильского полицейского в чине капитана? Это он остановил на дороге нашу автомашину, ловко перехитрил моих спутников.
— Да, да, получил, передатчик при мне!
— Отлично. — Капитан лениво повернул голову, осматривая поверхность, море было заполнено отдыхающими, и вряд ли кто-нибудь обратил внимание на двух мирно беседующих людей. Тем более что Миша и адвокат уехали зачем-то в соседний городок, обещали к обеду вернуться. — Клинцов здесь, чтобы оберегать вас! Поэтому будьте спокойны, внимательно фиксируйте все разговоры, старайтесь ничего не пропускать, но записи не ведите. Клинцов просил в разговоре с Блювштейном, который обязательно состоится, как бы мимоходом поинтересоваться, знает ли он некого Мирона Сидельника? Разинкова, — главного инженера вашего металлургического комбината, словом, все мотайте на ус, Родина вас не забудет. Хорошенько подумай1те над моими словами.
— Мирона, вспомнил, это который чем-то связан с картинной «убийцец. который… что-то связано с картиной убийцей, припоминаю. Итак, я должен спросить, кто такой Мирон Сидельник? А дальше?
— Если Блювштейн будет настаивать, скажите, что спросил лишь потому, что Сидельник бывал в Израиле, об этом путешествии он печатал зарисовки в областной газете. И все. О разговоре со мной — молчок. Не видели, не знаете, не встречались. Клинцов вас сердечно приветствует и напоминает: вы уже сейчас здорово помогаете своей родине. Все, я поплыл! — Израильский капитан поплыл к берегу и исчез из виду…
Ближе к вечеру адвокат повел нас в гости к здешнему главному врачу, бывшему жителю Львова. Оказывается, этот врач разработал методику лечения инсульта мирового уровня. Используя соленые воды, втирания из цветов опунции, стал излечивать самых безнадежных больных.
Для «тугих кошельков», приезжающих сюда со всего мира на лечение, это было «государство в государстве» — личные пляжи, доставка обедов на дом, автомашины в аренду, международные телефоны, прекрасный сервис, а обслуга ходила едва ли не на цыпочках. Оказывается, были тут даже бассейны в личных номерах.
На следующий после приезда день Миша-островитянин и адвокат выехали встречать важного босса, который направлялся сюда из Иерусалима. Адвокат строго наказал мне, как маленькому дитяти: «С территории городка не отлучаться ни под каким предлогом, знакомств ни с мужчинами, ни с женщинами не заводить, в разговоры ни с кем не вступать, имен и фамилий не называть».
Откровенно говоря, я был чрезвычайно рад приятной передышке. Любая лавина — и та время от времени останавливается.
Казалось, наступило время, о котором я мечтал всю жизнь. Попал в райские кущи, где можно было расслабиться, отрешиться от тревог и подозрений, но, оказывается, моя бедная голова все еще находилась в плену неразрешимых догадок. Да и как можно было наслаждаться жизнью, если сам понимал: вновь, в который раз, угодил из огня да в полымя.
