Юрий Корчевский - Фронтовик. Без пощады!
Когда трупы вынесли и грузовик отъехал, паровоз дал гудок, и поезд тронулся. В суматохе за писаниной и объяснениями Алексей остался в купе с арестованным один на один – транспортники не дали ему в помощь еще одного конвойного. А инструкция строго запрещала сопровождать подследственных в одиночку. До Москвы ехать оставалось немного, сто двадцать километров, или два часа хода поезда, и Андрей не стал срывать на станции стоп-кран, чтобы остановить поезд – и так простояли на полчаса больше положенной остановки.
Он запер дверь и сел у окна купе. Ивасюта влез на верхнюю полку – он счел, что там будет безопаснее.
До Москвы уже добрались без происшествий. А дальше – звонок в свое отделение, грузовик, Ивасюту закрыли в камере.
Андрей перевел дух – спало напряжение последних часов. По причине позднего времени он не стал искать возможность попасть домой, а улегся на продавленный диван в кабинете уголовного розыска. Добираться домой не было смысла – транспорт не ходил. Да и, едва добравшись, придется снова возвращаться в отделение.
Однако уснуть не получалось: от голода урчало в животе, и Андрей спустился к дежурному:
– Пожевать чего-нибудь не найдется? Сутки не ел.
Дежурный, предпенсионного возраста старшина, молча залез в маленький чемоданчик, почему-то называемый «балеткой», достал сверток с едой и протянул Андрею кусок черного хлеба с ломтем сала.
– В сале сила, а спорт – могила! – хохотнул он. – Ешь!
И кружка с кипятком нашлась: чайник, слегка помятый, стоял на электроплитке почти всегда, сотрудники бегали в дежурку за кипятком.
В желудке перестало сосать, и Андрей снова улегся на диван.
Ему показалось, что он только уснул, а в дверь уже заходит Сергей, за ним – Мыкола.
Андрей сел на диване, потер лицо.
– О! Командировочный наш прибыл. Как съездилось?
– Хуже не бывает – чуть не ухлопали. На подследственного покушение в поезде было, сержанта-конвойного из Владимира убили.
– Ни фига себе! Андрей, тебя куда ни пошли – везде стрельба.
– В чем моя вина?
– А кто стрелял-то? – В дверях возник Василий Федорович.
Пришлось Андрею подробно докладывать о злополучной поездке.
– Вины твоей не усматриваю. Пиши рапорт. Мыкола, на тебе допрос этого Ивасюты – под протокол. Сам понимаешь, нужны показания свидетеля. Думаю, не позже чем через час его от нас заберут в городское управление, так что шевелись.
– Понял. – Мыкола взял бланки протоколов и вышел.
– Бледновато выглядишь, Андрей. Когда приехал?
– Три часа назад.
– Иди домой, отсыпайся. Но утром завтра чтобы на работу как огурчик. Стрелок!
Почему-то это словечко сразу прилипло к Андрею, и с этих пор он не раз слышал его, когда невзначай подходил к операм. Впрочем, это его не коробило – у некоторых сотрудников прозвища были хлеще. В какой-то мере это даже льстило. Прозвища дают не всем, а либо тем, кто нравится, либо тем, кого не любят.
На следующий день на планерке начальник угро заявил:
– Подследственный Ивасюта под протокол подтвердил твои, Андрей, слова о нападении. Стреляли через стенку купе, применение оружия с твоей стороны признано правомерным. Транспортники уже откатали пальчики убитого бандита, сейчас просматривают дактилоскопические карты.
У Андрея словно груз с души свалился. Если бы он поступил неправильно, его бы за стрельбу в вагоне с пассажирами по головке не погладили.
Оперативники ободряюще улыбались, Гиви ободряюще подмигнул. Они делали общее дело, и успехи или неудачи коллег остро сопереживались.
– Это была хорошая новость. Теперь перейдем к делам нашим скорбным. За последние две недели произошли ограбления квартир видных деятелей нашего искусства. Они расположены не в нашем районе, поэтому расследуют их отделы уголовного розыска других районов. Но почерк один. Скорее всего, действует одна банда. Похитители забрали деньги, ценности и коллекционные картины. Постараемся действовать на упреждение. Полагаю, не обошлось без наводчиков, деньги и золотые побрякушки забрали для отвода глаз. Главной целью грабителей были картины.
– Из чего это вытекает? – спросил Сергей.
– Картины забрали не все – для этого надо в них разбираться. Взяли действительно ценные полотна старых мастеров. Вот ты, Сергей, много ли ты встречал уголовников, понимающих в картинах?
– До сей поры – ни одного. Им бы украсть, пожрать да выпить. Ну еще девку потискать и в картишки перекинуться.
– Вот! Заказ был – именно на похищенные картины. Кто-то стоит за грабителями. Да и не простой это товар – картины. Немного найдется в стране людей, могущих отвалить за них солидные деньги.
– За границу могут переправить, – подал голос Мыкола.
– Не исключаю.
– Пусть тогда чекисты занимаются.
– Если будут достоверные данные, что следы ведут за границу, займутся. А сегодня Гиви и Андрей пусть займутся выяснением – кто из коллекционеров картин живет в нашем районе. Было бы неплохо еще составить список этих картин, узнать их ценность.
Гиви оторопел:
– Почему я? Где я – и где картины? Я даже не знаю, с какого бока приступить к этому…
– Сходите в Пушкинский музей, в Третьяковку – наверняка служители музеев солидных коллекционеров знают. Не забудьте обойти комиссионки, узнайте, не сдавал ли кто картины на продажу?
Когда вышли из отделения милиции, Гиви предложил:
– Давай разделимся. Ты в Третьяковку, я в Пушкинский. Иначе времени на все много уйдет.
– Согласен. Где встретимся?
Гиви посмотрел на часы:
– Давай в полдень, в отделении. Все равно по коллекционерам ходить – район-то наш.
Они поехали на метро, потом разделились.
В Третьяковку Андрей зашел со служебного входа. Здание было старинное, еще купец и меценат Третьяков строил.
Вахтерша, бдительная старушка, сразу же загородила собой проход. На лице – суровая решимость не дать пройти чужому. На таких хорошо действуют только серьезные удостоверения.
Без лишних разговоров Андрей достал красную книжечку и сунул ее под нос вахтерше.
– Милиция, МУР, – солидно произнес он.
Удостоверение произвело должный эффект, бабка вытянулась едва ли не во фрунт:
– Проходите, товарищ! Вы к кому?
– Мне бы искусствоведа или заведующего фондами.
– Проходите, они обе на месте. Прямо по коридору, потом направо – и вторая дверь.
– Спасибо.
Разговор получился интересный – Андрей даже не ожидал.
Хранитель фондов и искусствовед, среднего возраста интеллигентные женщины, сидели вдвоем в маленьком кабинетике.
– Вас кто интересует? – спросили они хором, когда узнали о цели визита.
– Не знаю, – честно признался Андрей. – Наверное – те, кто имеет дома картины известных мастеров, представляющие ценность. Видите ли, недавно были обворованы квартиры двух известных коллекционеров. Фамилии их я назвать вам не могу. И наряду с деньгами у них исчезли картины. Не исключено, что кражи повторятся.
– Ужас какой! Но я ответственно вам заявляю, что сбыть картины в СССР невозможно. Они известны, занесены в каталоги.
– Картины могут вывезти за рубеж, или какой-нибудь подпольный Корейко приобретет их и будет любоваться в одиночку.
Женщины переглянулись:
– Об этом мы как-то не подумали.
– Фамилии, адреса знаете?
– Не всех, конечно. Сейчас. – Одна из женщин порылась в письменном столе и достала лист бумаги:
– Вот вам бумага, записывайте.
Коллекционеров, известных музею, набралось четырнадцать человек. Но это по всей Москве, а в районе, обслуживаемом их отделом, коллекционеров было всего трое – Андрей подчеркнул их фамилии.
– А какие картины, не подскажете? Меня интересуют только эти трое.
– Так, что у нас… У Вяземского три картины: Шишкин, Айвазовский и Поленов. Знаете, много картин и эскизов привезли фронтовики – трофеи, как говорится. Конечно, таких людей немного, но они есть.
– Буду иметь в виду. Но ведь они нигде не засветились?
– Да, это на уровне слухов.
Женщина продиктовала Андрею, какие картины находятся в коллекциях других коллекционеров.
Сочтя свою миссию выполненной, Андрей откланялся.
На прощание женщины предложили ему осмотреть экспозицию, но Андрей отказался, сославшись на отсутствие времени – все-таки он на службе.
– Понимаем. Но если захотите, мы поможем.
Времени не было – это правда. Но было еще одно: Андрею в музеях было скучно. Пыльные черепки, статуи, картины не вызывали у него интереса. Для этого надо иметь соответствующий склад характера, определенный уровень культуры и образования. А что у него? Школа, фронт с его жестокой действительностью, служба в милиции. Разве будет способствовать повышению культуры общение с уголовниками? Работа всегда накладывает на человека отпечаток. Врач видит в человеке, прежде всего, пациента, а милиционер подозрителен и каждого встречного мысленно сверяет с картотекой – не в розыске ли? Со временем он перенимает жаргонные словечки, а иногда и блатные привычки.
