Чарли Уильямс - Мертвецы
– Длинные?… А волосы какого цвета?
– Не помню. Темные.
– Какого роста?
Он снова поднял руку, только разница с прошлым разом была в фут где-то.
Мы еще постояли, я придумывал вопросы, а он дрожал в своем халате. Но это было бесполезно.
– Извини за забор, – сказал я.
– А, забор, – ответил он. – Забей. Ты ж с этим уже ничего не сделаешь. К тому же ты прав. Столбы недостаточно глубоко вбиты. – Но я уже уходил.
Я остановился как раз перед упавшей секцией забора, услышал, что он еще что-то говорит.
– Чего?
– «Регал»! – снова закричал он. В соседних домах на верхних этажах начал загораться свет. – Он курил «Регал».
– Точно?
– Да, абсолютно. Точно, как и то, что моя мамаша жива и ее не сбил автобус, как ты тогда сказал.
Я видел с другой стороны улицы, что в машине Финни никого нет. Я оглядел парк, может он где ссыт или срет за кустом. Но и там его не было. На улице было пусто, никакого движения. Даже кошки какой-нить. Или одноухой собаки. Я дернул дверь со стороны водителя.
Финни считал, что его «Аллегро» – предел мечтаний любого вообще чувака. Он думал, что при одном виде «Аллегро» в какой-нить офисной крысе проснется преступник, и он, проходя мимо, попробует дернуть за ручку. Не могу сказать, что я был с ним согласен. Вот «Капри» – это первоклассная тачка, с этим мало кто поспорит. Но запирать дверь – все равно хорошая идея, даже если ты водишь «Хиллман Имп». И Финни это знал. Поэтому, когда дверь открылась, я зачесал репу.
Внутри ничего такого не было. Только сигареты и зажигалка Финни на торпеде и ключи в зажигании. Я сел в машину и запер дверь. Он скоро вернется. Наверное, увидел Бэзила и рванул за ним. А Финни может часами за собакой бегать, если из виду не потеряет.
Да, точно, так все и было.
Меня снова начал доставать запах. Я закурил и приоткрыл окно. Потом посмотрел на ключи и подумал, что надо поискать Финна. Было темно и тихо, чудесная ночь, все такое. Передо мной болтался желтый месяц. Голова, вместо того чтобы болеть, начала неметь. И когда я на секунду закрыл глаза, мне стало очень хорошо.
16
Я, Баз и Бет сидели за кухонным столом. Мой старик сидел где-то у меня за спиной, но я не мог повернуть голову и посмотреть на него. Но я его слышал, это его тяжелое дыхание, которое я всегда ненавидел. Мы играли в карты. Чувак, которого я убил на берегу реки, вошел в дверь насквозь мокрый, с него текло. В каждой руке у него было по усачу, каждый из них больше, чем те два, которых у него утащил Финни. Они были такие здоровущие, что волочились по полу, оставляя на линолеуме широкие красные полосы. Бет посмотрела и бросила на пол «Мэнджел Иннформер», чтобы он туда встал. Потом взяла швабру и стала вытирать рыбью кровь.
– Не против, если я присоединюсь? – спросил чувак.
– Против, – сказал Баз, не отрываясь от карт. – Я против. Ты выглядишь как уебок. И пахнешь как уебок. А теперь пшел на хуй.
Бет встала и поставила швабру с ведром на стол, но Баз, казалось, не заметил. Сложно было понять, во что мы играем. Вроде как у меня было слишком много карт на руках, сотни две, не меньше. И все червовые короли. Только это были не короли, а бармены Нейтаны. Бет взяла у чувака усачей, облепила тестом с картошкой и луком и сунула в духовку. Дверь распахнулась только на пару секунд, но я увидел, что там стоит уже несколько пирогов. Потом она вернулась к мокрому чуваку и начала гладить его по лицу и лизать его шею. Вообще жены себя так не ведут, честно говоря. Но это был сон, и я ничего не мог поделать. Бет сняла майку. Лифчика на ней не было. Она взяла руки того чувака и положила себе на сиськи. Соски у нее были как желуди, а в жизни я что-то такого не помнил. Я сглотнул и моргнул, а когда снова поднял глаза, они уже оба были голые и лапали друг друга, он тягал ее за сиськи, а она дрочила его член, который был немного похож на молодого усача. Потом он ее поднял, посадил на столешницу и начал шпарить.
Я взглянул на База. Не хотел смотреть, но это был сон, а во сне всем насрать на то, что ты хочешь. Он смотрел на меня, шевелил бровями, хмурился, вздыхал и постукивал пальцами по столу. Видимо, был мой ход.
– Ну, – сказал Баз, – и что ты будешь с этим делать?
Я посмотрел на свои карты. Теперь это были сплошь джокеры. Бет и тот чувак сношались, пыхтели и стонали на столешнице. Старик был где-то у меня за спиной, дышал там…
Я сразу понял, что это сон. Так что не было такого, что просыпаешься и говоришь, спасибо, блядь, что в жизни все совсем не так. Кроме того, в реальности творилось такое, от чего мне хотелось вернуться к кухонному столу и всему, что к нему прилагалось. Дюймах в шести от моего правого уха раздавались какие-то дикие вопли.
Я зажал руками уши и выяснил, что сижу в «Аллегро» Финни, на улице светло и кто-то орет на меня через стекло. Перебираясь через рычаг на пассажирское сиденье, я подумал, что это, может, все еще снится. Ебаный кошмар, судя по звукам. Но если я открою эту дверь, смогу превратить кошмар в обычный сон. Я вылез на тротуар и пошел по дороге, бежать не мог, ноги слишком затекли.
Последнее, что мне сейчас было нужно, – это разборка с кем-нибудь из Норберт Грин, не важно, Мантоны – не Мантоны. Может, если я буду идти опустив голову, смогу просто улизнуть, кто бы там ни был у меня за спиной. Но вскоре я услышал звук быстрых шагов. Какой-то мудак бежал, чтобы засветить мне кулаком по волосатому затылку. Я не мог больше получать по голове, учитывая удар Джесса, удар Мэнди, удар на лестнице у Салли и всякие мелочи типа База. Что-нибудь круче стрижки или сушки – и я превращусь в овощ. Так что я развернулся и выставил руку.
– Блэ… – сказала она, впечатавшись в мой кулак.
– Ой, блядь, – сказал я. – Прости, Мэнди. Ты в порядке?
Через минуту она смогла встать, по-прежнему закрывая нос рукой.
– Платок есть? – спросила она.
Я дал ей старую тряпку, которую нашел в кармане.
– Откинь голову. Кровь скоро остановится.
Я, конечно, врал. Я своей жизни сломал много носов – большую часть головой, но и руками немало – и знал, как это обычно бывает. Она постаралась вытереть кровь с лица, а потом прижала мокрую тряпку к носу.
– Я думал, это мужик, – сказал я, заметив, что с ногами у меня уже все в порядке и я могу бегать. У меня была куча дел. Я все вспомнил. Пес Бэзил. Могильщик в клетчатом халате. Коробка. «Регал». Я погладил Мэнди по руке и спросил: – Ты как, все нормально?
Она посмотрела на меня, и я увидел, что она вроде как плачет. Странно, некоторые девахи плачут молча. Большинство орет, будто ты им руки режешь. Но у некоторых просто слезы из глаз текут, будто у них глаза под это заточены. Еще я заметил, что у нее рука перевязана.
– Кто это сделал? – спросил я, ткнув в повязку.
– Отвали, псих криворукий, – сказал она; голос был такой, будто у нее сильная простуда. – Это твой дружок сделал, там, на кладбище. Такой тощий чувак со сросшимися бровями. Как его зовут? Финни, что ли?
– Ах, да. Финни. Мерзкий уебок… Подожди, я с ним поквитаюсь. Ишь чего надумал – бить девочек вроде тебя.
– Он это, между прочим, для тебя сделал. Ты же не будешь наказывать своих друзей, а?
– Ну да. Сделал, да. Ну… – Затылок точно молнией прошило, будто мне хотели напомнить о приоритетах. По крайней мере чувство было такое. И вдруг я перестал страдать по поводу того, что сломал Мэнди нос. – А какого хуя ты меня по башке ударила, Мэнди?
Она сказала, что здесь мы разговаривать не можем, уже почти семь, и народ в любую секунду начнет просыпаться. Так что мы двинули по дороге и свернули на Бликетт Лэйн, я разминал ноги, а она прижимала тряпку к носу. На полдороге был переулок, который заканчивался гаражами. Большинство было заброшено. Они всегда были заброшены, сколько я помню. Несколько лет назад в одном нашли человеческую ногу, от колена и ниже, в ботинке. Остального так и не нашли. И легавые так и не поймали урода, который это сделал, это ж Норберт Грин. Но народ быстренько состряпал из этого очередную байку про Мантонов.
Мэнди потянула одну из навесных дверей. Та заржавела как последняя блядь и не поднималась больше, чем на пару дюймов. Я как следует ее дернул, и она открылась достаточно, чтобы мы смогли пролезть внутрь. В гараже ничего не было, если не считать старого мотора на полу. Похоже, от «Ровера». Мы уселись в углу на пыльном полу. Здоровой рукой она достала из рюкзака трусики и пачку сигарет. Я раньше не замечал, что у нее с собой рюкзак. Особо тяжелым он не выглядел. Ровно настолько тяжелый, чтобы деваха с одной здоровой рукой могла его поднять. Она приложила трусики к своему сломанному носу и протянула сигареты. Я прикурил две и отдал одну ей. Трусики были розовые с черными точечками и кружевом по краям. Я на них только посмотрел, и у меня тут же между ног все начало оживать. Но потом опять успокоилось, когда трусики начали пропитываться кровью.
– Ну, – сказал она, как будто мы сидели за послеобеденным чаем с плюшками.
