Игорь Чубаха - Хранитель понятий
– Короче, Склифасовский, – оскалившийся Тарзан в кровоточащую рожу Дениса, – садись за стол и переписывай на меня твой «Правильный выбор», – Тарзану не давали покоя лавры сделавшего карьеру директора макаронно-пельменной фабрики Пятака. И он тоже решил предпринять кое-какие шаги в сторону роста социального статуса.
– Согласен, только больше не бейте, – совершенно неуперто кивнул Денис, – Давайте мирно сядем и напишем протокол собрания учредителей о переуступке. Говорите ваши паспортные данные.
– Окей, – почему-то отступил на шаг Тарзан, – Я еще должен хорошо подумать. Мало ли ты мне дохлого кота в мешке грузишь.
Денис Матвеевич утерся. На разгромленный офис было страшно смотреть. Столы дыбились матюком, стулья превратились в дрова для растопки камина. Книги по теории рекламы в дальнейшем лучше бы никому не показывать. Только на стене гордо реял пришпиленный кнопкой «Лист гнева». Но еще страшнее было встретиться взглядом с кем-нибудь из незваных гостей.
– Видите ли, – так и не отлепив взгляд от рассыпанной по полу канцелярской мелочевки, – замямлил директор «Правильного выбора», типа, помогал Тарзану одуматься, – В сущности все бабки за избирательную кампанию Шрама уже разошлись, и вернуть их будет труднее, чем вынуть Красную Шапочку из кишечника Серого волка. Фирму-то я перепишу, но это помещение – не собственность, а аренда. А с имуществом вы уже расквитались, – посмел кивнуть на грохнутый об пол монитор Денис Матвеевич.
Тарзан с грустью осознал, что еще не скоро станет равным Пятаку, и от обиды еще разок саданул мордой об стол бессменного директора рекламного агентства.
– Ладно, валим отсюда, – сказал браток братку, – только бы Вензель не прознал, что и сюда мы опоздали.
* * *Лязгнуло и открылось смотровое окошко в камеру:
– Наше вам с кисточкой, – весело окликнул знакомый вертухай, – На выход с вещами!
– Шкуру напяливать? – по свойски спросил Праслов.
– Погодка нынче не задалась, но приказ есть приказ, – ответил вертухай, – Три минуты на сборы, – и захлопнул окошко. Очевидно, его слова следовало понимать так, что конвоируемым придется окунуться в зимнюю стужу.
Ясен бук, Праслов с Шарханом не успели бы собраться за три минуты, если б о переселении душ не было объявлено загодя. А так – все барахлишко уже было распихано по узлам. А камера сразу превратилась в необжитую и чужую. И не скажешь, что два календаря тут прокуковал. Праслов втиснулся в ставшее тесным за срок пребывания в «Углах» пальтишко с зашитыми в полу баксами. Как он ни мурыжил себя спортом, годы берут свое. Шархан проткнул лапами рукава фуфаечки. Праслов взвалил на плечо утрамбованную скарбом простыню, под мышку погрузил телек. Шархан тоже обвесился узлами, будто мешочник из революционного прошлого.
– Помни, – на последок нервно повторил злобным шепотом отставной смотрящий, – Спросят, я все еще главный, а ты – подпевала. И не проболтайся ни в коем разе, что ты – москвич.
– Не грузи ученого, лишенец, – отмахнулся Шархан, подвалил к двери и грюкнул в нее кулаком, – Готовы!
Вертухай открыл и против обыкновения не стал нацеплять браслеты. И даже пошел за спинами провожаемых искателей приключений не в двух метрах, а эдак в пяти, чтоб не слушать их скулеж. Сонно и пустынно было в конидорах «Малых крестов», только бушующая снаружи вьюга ломилась в зарешеченные окна. Только кашляли и сморкались дремлющие на постах дубари.
– А там розетки есть? – оглянулся Праслов, когда авторитеты свернули в административный корпус.
– Есть, есть, – дружески улыбался издали верухай, присвечивая фонариком, иначе ноги попереломаешь.
«Почему в административный? Не знаю тут хат, – нервничал Праслов, – А может, общак в актовом зале храниться? В сейфе худрука? Запросто. Но тогда где мы кантоваться будем? В аппаратной?»
А административный корпус встречал поздних визитеров гулкой пустотой, только сквозняки вдоль плинтусов шастали, будто призраки крыс. И темень со всех сторон тискала, будто рабочий колхозницу на первом свидании. И от этакого мрака поневоле мороз по коже муравейничал.
Но нет, их не оставили в корпусе. Они спустились по лестнице и оказались перед решеткой на выход.
– А там отопление центральное? – оглянулся Праслов на дубаря.
– Не разговаривать! – рыкнул дежурящий на решетке незнакомый вертухай.
– Этим можно, – успокоил знакомый и ответил Праслову, – Нормальное отопление. Жаловаться не приспичит.
И сразу же на путешествующую троицу накинулись пурга с вьюгой. Снег бил под дых и залеплял зенки, так, что в метре ничего не видно. Только слышно, как воют в питомнике голодные овчарки. Снег набивался в ноздри и за шиворот. Кажется, они топали по хоздвору в сторону котельной. Но разве в этакой пурге что-нибудь прочухаешь?
«Куда? – мучился Праслов, – Где этот триклятый общак похоронен? В хозблоке? В пищеблоке? В котельной? Если в котельной, то несладко. Шархан на правах пахана откажется в угле ковыряться». Ну, Шрам, погоди ужо!
– А там водопровод есть? – аукнул за спину Праслов еле различимому за стеной снега попкарю.
– Что? Не слышу!
Ветер выдрал из набитой простыни грязный носок и унес, играючи. Следом умчалось полотенце, пойди сыщи в круговерти. Шархан провалился в сугроб и выбрался от туда при помощи матюгов.
– Водопровод?! – запихивал ускользающее шмотье в узел отставной смотрящий.
– Хоровод? Да! Метет и кружит! – наконец догнал сладкую парочку поводырь.
Кажется пришли. Дверь в стене. И пустая заснеженная по окошки вертухайская будка. Попкарь отпер ключом дверь и галантным жестом пригласил подследственных двигать дальше. Подследственные двинули. Попкарь вдруг сунул Праслову в узел конверт, а сам, вместо выполнения непосредственных обязанностей, состоящих в дальнейшем препровождении, с натугой хлопнул дверью, отсекая Праслова и Шархана от их прошлого. Ясная сосна, попкарь остался по ту сторону.
Еле слышно сквозь голодный вой вьюги чирикнул запираемый замок. Двое брошенных на произвол судьбы авторитетов оторопело заозирались.
Можно было к гадалке не ходить, они оказались на воле. Типа, снаружи «угловых» стен. Ветер пытался залепить снегом уличные фонари, но кое-что можно было рассмотреть. Например, сугробы, улицу, аптеку напротив. Бросив узел под ноги и осторожно опустив телевизор, Праслов скрюченными пальцами вспорол конверт и стал, перекрикивая пургу, читать вслух:
– «Уважаемый друг. Я посчитал, что обязанности смотрящего по „Углам“ тебя сильно переутомили и устроил этот сюрприз. Смело отправляйся в романтическое путешествие, перед тобой все дороги открыты. Но главное, не мешкай, потому что через пятнадцать минут по городу будет разослана ориентировка, что из углов ушли в бега два особо опасных рецидивиста. Оба вооружены, по этому следует сразу стрелять на поражение...»
Шархан в бешенстве разметал узлы по сугробам. Выдрал маляву из пальцев Праслова, скомкал и стал пихать Праслову же в пасть своими длинными, будто для того и заточенными обезьяньими лапами.
– Погодь, это не все! – двинул Шархана коленом меж ног оказавшийся не таким уж слабаком Праслов. Поймал на лету стремящуюся сдрыснуть к такой-то матери вместе с пургой бумажку. Разровнял, – «...А москвичу Шархану передай, что главным по соскоку обзывается он. Типа, вставшего на путь исправления, чесно два года оттрубившего Праслова подбил. Да и то, поволок с собой, не как кореша, а как корову для пропитания».
– Да чтоб я об такую гниду грызло поганил! – застонала ползающая на карачках от боли по сугробам столичная штучка.
* * *Вокруг вмерзшего крыльями в берега Литейного моста стояла продуваемая всеми ветрами простуженная ночь. Хорошо, хоть ветер разметал и погнал дальше к Финскому заливу метельные облака. Ветер бодал стальные конструкции, и они отвечали замогильным стоном. Ветер студеным шершавым языком до онемения вылизывал носы и щеки троих граждан, оказавшихся посреди моста в столь неурочное время. Слюна и сопли троих граждан рисковали превратиться в лед, но это была самая последняя из причин, по которым гражданам следовало беспокоиться.
Мост был закрыт на ремонт. Справа и слева громоздились горы вывернутого асфальта, и маячила задубевшая на морозе техника: катки, грейдеры и автопогрузчики. Чуть дальше угадывался мертвый строительный вагончик. А на правом берегу в тепле джипа дожидались три подчиненных Волчку братка, потому что всплывающая посреди моста история была вредна для их здоровья.
– ...Ну, разве что судью в последний момент заменили на новенькую. Какая-то Хохлова Анастасия Савовна, – торопился Андрюша, – Но я особо не напрягся. Заменили и ладно. Все равно дело то было пустяковое. Таких против «Гостиного двора» по три на дню возбуждается. Мы еще над их адвокатом поприкалывались – он в гардеробе на минутку оставил портфель, а мы Кодекс от туда стырили и в обложку «Остров сокровищ» Стивенсона подсунули, – зубки Андрюши часто цокали от дубака и страха. Попал Андрюша капитально, хотя ни в чем не виноват. Если бы Силантий Валерьяновыич посчитал иск серьезным, отправился бы в арбитражный суд[15] лично, а не переваливал бы дело на плечи Андрюши, который в адвокатуре без году неделя.
