Виктор Пронин - Смерть президента
Выбравшись на крышу Дома, Пыёлдин невольно закрыл глаза, настолько ослепительно синим было небо над его головой, настолько всепроникающим было солнце в это утро. И дали, голубовато-лиловые дали простирались вокруг и, постепенно туманясь, теряя очертания, таяли в пространстве.
А город, сумрачный и прокопченный, наполненный человеческими заботами, зловонным бытом и взаимным недовольством, простирался внизу. Но чтобы увидеть его, надо было преодолеть себя, преодолеть ужас высоты и подойти к перилам. А чтобы рассмотреть город еще лучше, надо было к самому краю подползти на брюхе, только на брюхе. Вот тогда и можно было увидеть все подробности.
Прошло несколько минут, прежде чем Пыёлдин нашел в себе силы оторваться от горизонта. Оглянувшись озабоченно, он увидел наконец вертолет, на котором немногим более суток назад совершил самый красивый свой побег, самый дерзкий и отчаянный. В тени вертолета сидели несколько его бандитов с автоматами на коленях и слушали счастливого, ободранного и отощавшего Витю, несказанно гордого собой — он не предал своих товарищей, хотя сделать это было легко и просто. Он мог продать вертолет чеченцам, таджикам, крымским татарам, молдаванским молдаванам, западенским хохлам, афганским моджахедам и вообще черт знает кому. Все они жили с единственной целью — расстрелять как можно больше поганых москалей, потому что это как-то оправдывало их собственную тупость, собственное пьянство, детей-уродов и жен-потаскух. И всем им позарез, за любые деньги нужен был военный вертолет, с которого так удобно палить по поганым москалям. Но Витя поступил мужественно и благородно, он не продал вертолет, не позарился на какие-то вонючие купоны, талоны, билеты, фантики, которыми его соблазняли непримиримо настроенные боевики со всех российских окраин.
Не купился.
Не соблазнился.
Не предал.
И теперь был счастлив, всеми любим и, кажется, даже сам потрясен собственной неподкупностью.
— Ну, ты даешь, Витя! — Пыёлдин, разведя руки в стороны, принял в свои объятия тело вертолетчика. — Ну, ты даешь! Ну, молоток!
— Да, Каша, да! — отвечал Витя, и сердце его колотилось, и руки вздрагивали на спине у Пыёлдина, и счастливая улыбка охватила все черты его лица.
— А я думаю, подведет — не подведет, прилетит — не прилетит, — бормотал Пыёлдин.
— Каша! — заорал вертолетчик Витя, и из глаз его полились слезы обиды. — Ты усомнился? Каша! Ты?!
Пыёлдин понял, что никакие слова не утешат сейчас вертолетчика, и поэтому поступил единственно правильно — подошел к Вите, снова обнял, снова прижал к груди и склонил нечесаную свою голову к его плечу.
И замер.
И Витя, всхлипнув раз-другой, успокоился и тоже положил свою голову Пыёлдину на плечо.
Постояв так некоторое время, оба решили, что конфликт исчерпан и пора поговорить о деле. Витя мазанул рукавом по мокрым своим щекам и отошел в тень вертолета.
— Значит, так… — проговорил Пыёлдин.
— Говори, Каша, — подбодрил его Козел. — Говори… Пора нам определиться.
— Определимся. — Пыёлдин прошел вдоль вертолета, подержал ладонь на его разогретом боку, дрогнувшими ноздрями втянул в себя горячий воздух, который дрожал, вибрировал и струился по зеленоватым бокам вертолета, украшенным красной звездой.
О, эта красная звезда! Совсем недавно она была символом самой могущественной армии планеты, армии, превратившейся в такие вот, из последних сил пытающиеся выжить экипажи подводных лодок, которые подряжаются ловить браконьеров в морях, экипажи истребителей, которые подряжаются разгонять облака, экипажи вертолетов, которые подряжаются ставить вышки в тюрьмах.
— Значит, так… — Пыёлдин осторожно скользнул взглядом по своим бандитам. — Докладываю… Первая часть операции выполнена полностью. Мы без потерь покинули место нашего заключения.
— И попали в другое, — добавил Козел, уставившись в асфальт, на котором сидел.
Пыёлдин долгим протяжным взглядом посмотрел на него, покосился на Анжелику и, словно набравшись от нее уверенности и силы, продолжил:
— Все желающие выступят после меня. А сейчас всем желающим выступить предлагаю заткнуться, поглубже засунуть свой язык промежду ягодиц и покрепче его этими ягодицами зажать. И замереть так на все время, пока я буду говорить. Вопросы есть? Вопросов нет.
— Ладно, Каша… Проехали, — пробормотал Козел.
— Повторяю… Первая часть операции, которая проводилась под моим мудрым руководством, выполнена. Мы на воле. Хоть кто-нибудь из вас поцарапал себе жопу? Лишился яиц? Или еще чего-нибудь? Нет? Очень хорошо. Продолжаю. Вторая часть операции также выполнена — мы захватили Дом. И тоже без единой жертвы. Выполнена и третья часть операции — мы подавили сопротивление и полностью владеем положением. Нас обеспечивают питанием, напитками, предлагают деньги…
— Надо брать, пока предлагают, — сказал Хмырь. — А то передумают.
— Чушь! — сказал Пыёлдин. — Вы хотите по миллиону долларов каждый?
— Очень! — рявкнул Козел, уставившись в Пыёлдина взглядом, полным любви и надежды.
— Нет проблем, — небрежно произнес Пыёлдин. — Ванька! — повернулся он к Цернцицу. — Скажи!
— Что сказать? — Цернциц, стоявший рядом с Анжеликой, резко отшатнулся от красавицы, поскольку автомат Пыёлдина как бы сам собой уставился в него мертвым глазом.
— Как там у нас с деньгами? Получат ребята по миллиону долларов?
— Хоть сейчас, — Цернциц сделал приглашающий жест рукой, дескать, прошу к кассе.
— Ура! — заорали бандюги и, вскочив с разогретого на солнце асфальта, бросились к дверце, которая вела вниз, в недра Дома, к сейфам, наполненным долларами.
— Прошу садиться, — Пыёлдин указал пальцем на тень от вертолета. Когда все, недовольно ворча, расселись на прежние свои места, он продолжил: — Три этапа операции завершились успешно. Деньги тоже, вот они, — он ткнул пальцем в грудь Цернцица. — Но куда вы с ними денетесь, хорошие мои?
— Врассыпную! — крикнул вертолетчик Витя.
— Перестреляют, — заметил Цернциц.
— За границу рванем!
— А там прямо с аэродрома вас развезут по камерам. У них просто — или казнь, или пожизненное заключение.
— Что же делать, Каша?!
— Спешить надо только при ловле блох, — жестко ответил Пыёлдин. — Нам нельзя отсюда уезжать, улетать, расползаться или разбегаться врассыпную. У нас за спиной гора трупов.
— Но ведь они уже никогда не оживут! — вскричал Козел. — Они всегда буду висеть на нас!
— Нет, — ответил Пыёлдин. — Не всегда. Немного повисят, а потом перестанут.
— Ты хочешь их оживить? — тихо проговорил Хмырь, и в глазах его застыл ужас, будто он увидел поднимающихся с пола окровавленных мертвецов.
— Боюсь, не получится, — ответил Пыёлдин. — Но способ снять с нас эти трупы есть.
— Врешь, Каша! — взвился Козел. — Нет такого способа!
— Спорим? — Пыёлдин протянул Козлу руку. Улыбка его была настолько простой и доверчивой, что Козел невольно протянул и свою руку.
— На что? — спросил он настороженно.
— На миллион долларов.
— Нет у меня миллиона! — потеряв самообладание, Козел, кажется, впал в истерику.
— Ванька! — обернулся Пыёлдин к Цернцицу. — Скажи, у него есть миллион долларов?
— Есть.
— А у меня?
— И у тебя есть.
— И мы можем спорить на миллион долларов?
— Вполне… Достались они вам не так уж и тяжело, легко и уйдут, — проговорил Цернциц, задетый пренебрежением, с которым Пыёлдин отнесся к его деньгам.
— Не обижайся, Ванька! — успокоил его Пыёлдин. — Я не проиграю. Так что, Козел, спорим?
— И ты оживишь все те трупы, которые внизу скопились?
— Нет, этого я не обещал. Я сказал, что все эти трупы не будут на нас висеть.
— И нам не придется за них отвечать?
— Конечно, нет.
— Но на ком-то они повиснут? — Козел пытался понять подвох, который наверняка уготовил ему Пыёлдин.
— А тебе что до этого? Каждый год на наших дорогах остается сорок тысяч трупов… Тебя это волнует?
— Да как сказать…
— Мы спорим? Или у тебя уже полные штаны?
Никогда в жизни у Козла не было столь мучительного выбора, столь соблазнительного предложения, столь страшного риска… И все эти чувства проносились по его лицу, как рябь на воде, пока ее не сковало льдом. И лицо Козла тоже застыло в неподвижности.
— Ты, Каша, просто втрескался в эту бабу, — Козел кивнул в сторону Анжелики. — И хочешь остаться с ней.
— Ха! — весело воскликнул Пыёлдин. — А что мне мешает забрать ее с собой? Анжелика, полетим на этом роскошном вертолете?
— Хоть сейчас!
— Ну? — настаивал Пыёлдин. — Спорим?
— И нам не придется отвечать по закону?
— Только перед своей совестью. Если она есть, конечно!
— Ты что же думаешь, что у меня…
