Федор Московцев - Темные изумрудные волны
— Они слишком высокого мнения о нас, — сказала Катя. — Мы недостойны этой чести.
Официант, видимо, не понял.
— Они платить. Я туда нести ваш заказ?
Андрей расправил плечи.
— Заказ нести сюда, приятель. А если они платят, сделай нам абонемент. Мы будем здесь обедать каждый день.
Нахмурившись, официант отошел, чтоб объясниться с «уважаемыми людьми». Потом вернулся, уже с подносом. Молча расставил блюда, разлил по бокалам вино из кувшина, и, слегка поклонившись, ретировался. Перед Андреем красовался сочный шашлык, у Кати была форель. Вся посуда, включая салатницы, соусницы, и чашки, была из темной толстой глины.
— К твоим глазам подходит это темно-синее поло, — заметила Катя. — Не представляю тебя в бледном, неярком цвете.
Андрей сказал, что любит черный цвет, но вынужден игнорировать его, потому что черный носят все, а он не любит быть таким, как все.
Она рассказала интересный случай. Отец договорился о встрече с неким Иосифом, работавшим в областном УВД. Этот Иосиф был настолько любезен, что прислал машину. Он их встретил во дворе. Они застали его натирающим полиролью новенькую иномарку. Увидев их, он воскликнул: «Надо же! Уже приехали! Знал бы, что так быстро, оделся бы поприличнее!» Между тем, на нем была темная коттоновая рубашка, светлые льняные брюки, и черные мокасины — все дорогое и очень приличное. А прибыли на встречу даже с опозданием. Катя осталась возле машины, отец поговорил в сторонке с Иосифом, затем они вернулись к ней. При ней Иосиф держался немного неуклюже, неестественно. Говорил, используя молодежные неологизмы. Лучше бы оставался тем, что есть — он и так был достаточно интересен. Он спросил, чем же собирается заняться дальневосточная красавица. Отец ответил, что красавица уезжает в свадебное путешествие. Не увидев кольца, Иосиф поинтересовался, что это за мода такая — не носить обручальных колец. Отец ответил, что у молодежи нынче мода сначала ездить в свадебное путешествие, а потом уж играть свадьбу и надевать кольца.
— Получается, у нас с тобой тест-драйв, — сказал Андрей. — Ознакомление с тактико-техническими характеристиками.
— Да уж, — рассеяно ответила Катя. — И ты знаешь, этот человек и выглядит, как святой Иосиф. Он высокий, худощавый, у него строгое аскетичное лицо. А еще… еще он чем-то напоминает тебя. Правда, он лет на двадцать тебя старше. И глаза у него темно-карие. Не знаю… Вы разные, но в чем-то совсем одинаковые.
Андрей пристально вглядывался в её лицо. Он ревновал её. Ревновал, замечая, как мужчины откровенно и нахально смотрят на неё. Ревновал к тому, чего нет, и к тому, чего не будет. С ужасом думал о том, что придется уходить по утрам на работу, и оставлять Катю одну, без присмотра. Да, решено: он наденет на неё пояс верности, и посадит на цепь!
Она улыбнулась, её щеки слегка порозовели. Он ревнует! Ревнует, хотя она не дает ему ни малейшего повода для этого. Значит, сильно любит! Она сказала:
— Тебе незачем беспокоиться. Ты ни с кем не сравним. Я не смогу потерпеть другого после того, как узнала тебя!
— К тому же папусик, скажи ему «спасибо», — продолжила она, аккуратно разрезая ножом золотистую мякоть форели, — на твоей стороне. Ему не нравится мой жених… ну, тот, с которым намечалась свадьба. А ты ему приглянулся. Он говорит, что ты — настоящий.
Андрей подался немного вперед:
— Знаешь, я согласен с твоим отцом: мне этот жених тоже не нравится!
Не отрывая от неё взгляда, он откинулся на спинку стула и с ожесточением стал резать ножом мясо. Он спросил, была ли это единственная встреча с его двойником, «святым Иосифом». Она ответила, что да, то был один-единственный раз. Водитель, импозантный красавчик с лицом порноактера, отвез их домой, и больше они с Иосифом не встречались.
Андрей расхохотался.
— Порноактер, говоришь!
— Да, и фамилия у него странная: Пап… Поп… Не помню.
— Попенгаген, в общем.
— Папусик делает все с фанатизмом, — защебетала она. — Если ему что-то не нравится, он это ненавидит. Он идет войной на то, что ему не по душе. Он никогда не обходит препятствия, он их сметает своей мощью. Так же сильно отдается он любви. И страдает от ревности.
«Уважаемые люди», выпив, наверное, по двадцатой чашке кофе, чинно поднялись и направились к выходу. Один из них задержался, чтобы похлопать по спине Андрея и сказать: «Какая у тебя красивая девушка, дорогой!»
— У меня! — ответил с вызовом Андрей. — Вот именно: у меня!
Они ушли. Андрей вспомнил анекдот.
— Баба Маня пригласила своих подружек на чашку кофе. Чтобы не забыть, зачем звала гостей, она прилепила на кухне, на видном месте большую записку: «Не забыть напоить гостей кофе!!!» Старушки пришли, она подала им кофе, а когда все выпили, она понесла чашки на кухню, и увидела записку. «Какая же я дура! — подумала она. — Совсем забыла про кофе». Сварила заново, и понесла гостям второй кофейник. Старушки выпили кофе, баба Маня понесла на кухню грязные чашки, и снова увидела записку. Её чуть инфаркт не хватил. «Старая кляча! — думает она. — Опять забыла про кофе!» И принялась варить по новой. Так продолжалось много раз. От неумеренного потребления кофе гости забились в тахикардии, их глаза повылазили из орбит. Когда она варила очередную порцию, в гостиной одна старушка говорит другой: «Какая же она растяпа, наша Маня: пригласила выпить кофе, хоть бы чашку налила!»
Катя громко рассмеялась. Андрей понемногу успокоился. Теперь он знал, как действовать. Если Сергей Владимирович с ним заодно, она уж точно никуда не денется.
— Эти изумруды, они так идут к твоим глазам.
— Мне это папик подарил, — сказала она, опустив глаза.
Официант принес кувшин вина. Андрей удивленно на него посмотрел, мол, куда еще, мы предыдущий не допили!
Тот объяснил, слегка поклонившись, что уходя, «уважаемые люди» закрыли счет, и распорядились, чтоб «дорогим гостям» принесли еще вина.
— «Папусик», — поправил её Андрей, когда официант ушел.
— Да, — ответила она грустно, не поднимая головы. — Мой несравненный папочка… Папик…
Глава 20
Впервые он осмотрелся, оглянулся, и почувствовал, что чего-то не хватает. Не то, чтобы не знал точно того, что ему нужно. Иосиф Григорьевич знал это смолоду. Он к этому шел всю свою сознательную жизнь. Боролся, добивался своих целей, отстаивал свои интересы. Расталкивал локтями, рвал зубами, брал честным булатом. Устанавливал свои правила, подчинял своему влиянию. И вдруг оказалось — что-то упущено. Такое существенное упущено, что впору растеряться. И это существенное находилось совсем рядом, но всё-таки за пределами той самой, сознательной, правильной его жизни.
Он включил новый кондиционер, который установил недавно Моничев, и уселся в свое кресло. Под столом, рядом с тумбочкой, была сложена пирамидка документов, прикрытая сверху зеленой суконной тряпицей. В свое время ребята накрыли мебельную фирму, которая среди прочего изготовляла бильярдные столы. Брать было нечего, кроме каких-то там заготовок, да фургончика этой самой тканюшки. С паршивой овцы… Кто-то на дачу приспособил, кто-то мебель обил, а начальник прикрывает ею документы, которые не помещаются в тумбочку.
Интересно, возит ли «Доступная Техника» офисную мебель… Если хорошо попросить, привезет не только офисную!
Сунув руку под стол, Иосиф Григорьевич нашарил нужную папку, положил перед собой, открыл её. Он увидел фотографию молодого человека, голубоглазого, светловолосого, с мужественным, прямо-таки брутальным лицом и жестким взглядом. Не надо быть физиономистом и психологом, чтобы ощутить разницу между этим лицом и расплывшимся мурлом Николая Моничева с его мягкими, как гнилые маслины, глазами. И если бы кто-нибудь порекомендовал Артура Ансимова, то Иосиф Григорьевич был бы уверен на сто процентов, так же как то, что он полковник милиции, а не поганый лавочник, так же был бы уверен, что предложил бы этому человеку быть дольщиком в одной чрезвычайно выгодной сделке — покупке муниципальной недвижимости.
Но, увы, никто его пока не рекомендует.
Он услышал шаги. Кто-то шел от лестницы. Иосиф Григорьевич вспомнил, что три минуты назад звонили с проходной. Надо же! Забыл. Ну, про такого человека грех долго помнить.
Он убрал папку в тумбочку. Осталось тридцать секунд на то, чтобы придать лицу долженствующее выражение.
Постучались, а затем и вошли.
— Здрасьте вам, Николай Степанович!
— День добрый, Иосиф Григорьевич! Я смотрю, кондиционер работает.
— О-о! Это надо не смотреть, это надо чувствовать!
Поздоровавшись, Моничев вручил Давиденко бутылку французского коньяка.
— Вот это да! Ну… благодарствую, барин… По какому случаю?
— Да так. Думал, может, скучаете. Дай, думаю, заеду, проведаю.
— Ну, что вы. Не стоило так волноваться. Польщен вашим вниманием. Честное слово, вы молодец! Держите руку.
