Сергей Коротков - Охота на Черных Вдов
Ни одна мимо, но и ни одна в цель!
Кругом пока никто не мешал происходящему около школы № 3.
И даже когда Петров, приспустив стекло, ответил сухими щелчками из «АПБ», заставив Топоркова залечь за старыми партами и кирпичами, оставшимися от недавнего ремонта спортзала, из учебного учреждения никто не высунулся. Глушитель «АПБ» тихо клацал, не привлекая внимания людей, находящихся поблизости.
На рациональные действия и исправление ошибки ушло буквально десять секунд. Но вот, опустошив обойму «Кипариса», Никита перекатился вбок, вынул миниатюрный «ГП-30», обычно носимый под стволом какого-либо оружия, и навёл его на «Вольво».
Этого броневик мог и не перенести!
Это понял и телохранитель Вдовы – бывший «погранец» Петров.
– Линяем, Ираа! – крикнул он, толкая дверь.
– А ты?!
– Уходи! Прикрою. Дуй в школу… иначе…
Он не договорил и, резко высунувшись, стал нажимать спусковой.
Вдова, подхватив «Скорпион» и небольшой рюкзачок оранжевого цвета, вынырнула из микроавтобуса и невероятно огромными скачками побежала к крыльцу.
Её по-прежнему прикрывал автомобиль и опасная пукалка Петрова.
Никита, издав какой-то военный клич, скорее похожий на гортанный крик раненого бизона, кувыркнулся через спину и, замерев на долю секунды, нажал спуск гранатомёта.
Петров в эту же долю, в одно мгновение, прыгнул в раскрытую дверцу, группируясь в воздухе для безопасного приземления.
Взрыв, застигший его ноги, разорвал нутро «Вольво» и покрыл почти все стекла автомобиля густой тонкой паутиной трещин. Салон вспыхнул, как магний на блюдечке.
Боевик сделал смешной дополнительный, но, видимо, необходимый кульбит и, хромая, с прижатой к телу окровавленной рукой, поскакал к школе.
Вот здесь-то Топорков и выругался, осознав положение.
Но не медля, зигзагами, побежал к крыльцу, прячась за дымящим микроавтобусом.
Крыльцо ответило несколькими выстрелами, а Никита, в свою очередь, выпустил пол-обоймы в обратном направлении. И, не прекращая посылать смертоносные заряды, помчался к школе.
Теперь он окончательно ощутил провал операции. Но по его расчётам у него были две-три минуты. От силы!
А за этот период можно дров наломать – ой-ёй-ёй!
Нырнул в коридор, стал забирать левее, в окружную, хотя Вдова могла следовать этим же путём.
Испуганная гардеробщица скривилась и шуганулась, часто моргая и тяжело дыша.
Ещё бы! Какой-то тип в маске, с оружием, появился после взрыва на улице. Жуть прямо-таки!
Никита поднёс палец к губам. Мол, сиди тихо. Поняла?
Старушка закивала и перекрестилась.
Топорков плавно и осторожно двинулся дальше. В вестибюль. Никого. Лестница наверх. Тихо. Голоса на втором этаже. Туда!
Никита скользнул по лестнице и шарахнулся за бюст Сухомлинского. И тотчас свинцовая очередь из «Скорпиона» рассеялась по лестнице, раскрошив скульптуру.
Никита ответил двумя короткими и, кажется, зацепил Четвёртую. Та, взвизгнув, исчезла в дверях коридора второго этажа, где из классов и кабинетов вылезали недоумевающие и испуганные школьники и учителя.
Мысль о возможном нападении сзади ещё живого боевика тут же потухла, не успев возгореться. Теперь перед парнем стояла главная и, вероятно, почти решённая задача: добить Вдову.
С простреленной рукой, с этажа, одна она никуда не могла деться. Здесь делов – на тридцать секунд!
И вдруг в душе парня что-то ёкнуло. Как предчувствие нехорошее.
Он рьяно кинулся в коридор, размахивая «Кипарисом» и крича, чтобы все расходились по классам. И не забывал соблюдать правила и приёмы нападения и контратаки с применением всевозможных хитрых и ловких манёвров.
Как когда-то при «зачистке» зданий в Грозном. А ещё раньше – в главке газового концерна, в Шумени.
В голове пуще прежнего застучало. Задолбило маленьким назойливым дятлом.
К чему бы это?!
Как и предполагал Топорков, Четвёртой деваться было некуда. И она пошла на самый последний, позорный, бесчеловечный шаг: взяла заложника!
Точнее, заложницу.
Обхватив за шею школьницу двенадцати лет окровавленной рукой (видно было, что это далось ей с трудом из-за невыносимой боли) и размахивая полуопустошённым и неперезаряженным «Скорпионом», она истошно кричала:
– Уходи! Вон отсюда! Пошё-ёл во-о-он! Будь ты проклят! Ты… уходи-и-и! Ненавижу-у!..
Она страшно ругалась и брызгала слюной, тряся в жёстких объятиях девочку. Заложница почти потеряла сознание и обвисла. Вдова, кажется, потеряла рассудок.
– Уйди, твою мать! Я знаю, кто ты! Знаю! Уходи, сучий… Я убью её! Я уничтожу всю школу! Ты всё испортил, скотина!
Никита вскинул малогабаритный спецназовский ПП к ключице и прищурил в прицеле глаз.
Он понимал: попасть в террористку, не задев школьницу, он не смог бы.
Сердце учащённо забилось. Нужно было выбирать.
– Я убью её! Ты слышишь, сукин сын, я разорву ей башку!
Вдова дёрнулась так, что у бедной девчонки чуть не отлетела голова. Чешский скорострельный автомат упёрся глушителем ей прямо в затылок, а сама Четвёртая скрючилась и сжалась в струнку, пытаясь полностью спрятаться за маленькой живой мишенью.
Она боялась. Она очень боялась! Как никогда в жизни. Она знала и хорошо была проинструктирована о способностях Истребителя. И она понимала: ОН УБЬЁТ её! Несмотря на заложницу. Но и ради общего эффекта, эйфории и испуга пристрелить девочку она не могла: лишилась бы последней и единственной защиты.
И она ждала, пытаясь выиграть время и жизнь. Клялась кому угодно и чем угодно: Иисусу, Дьяволу, Аллаху, матерью и детьми, которых не было при себе (сына она напрочь забыла).
На улице послышались голоса, звук подъехавшей машины, хлопки дверец. Да и в самой школе началась суматоха.
Только здесь, на втором этаже, стояла относительная тишина и отсутствовал народ.
Никита снова дёрнул «Кипарис», готовый выпустить одну продуктивную и роковую очередь девятимиллиметровой смерти.
В прицел и поверх ствола и кожуха пистолета-пулемёта парень более пристально взглянул на Вдову, девочку, снова на Вдову, опять на маленькую обмякшую заложницу.
Белокурая худенькая, в синем платьице с розовой лентой девочка посмотрела на него затуманенным и жалобно-умоляющим взором.
Никита отчётливо разглядел её глаза. Большие, красивой формы, с густыми ресницами, и… голубые.
Два грустных глубоких голубых озера!
По её щекам из этих бездонных и милых озёр потекли слёзы.
Никита зажмурился на миг, крепко, но бессильно. Перевёл ствол и взгляд на кричащую Вдову.
И опустил оружие.
– Будь ты проклята, Ведьма! – громко и отчётливо в сердцах сказал парень и задом попятился к лестнице.
«Её оставлять так нельзя!» – единственное ясное и разумное вынул из водоворота мыслей Топорков.
Он встрепенулся и снова вернулся из забытья. Снова он стал бойцом, профи и Истребителем.
И сразу же услышал все посторонние звуки. Услышал и расшифровал, обработал и принял меры.
Скрип двери. Справа. Лязг затвора. Ого! Менты или враг?
Ухо, как локатор летучей мыши, уловило чуть ли не потусторонний шорох.
Шаг влево. Прицел. Не выпускать из поля зрения вдову, от внезапного счастья теряющую сознание.
Нужен отвлекающий психманёвр.
Никита поднёс ладонь, покрытую дерматином, к губам. Повернул голову, сказал громко:
– Я ещё вернусь, паучья гадина!
И тотчас схоронился за углом.
Дверь кабинета от удара ноги распахнулась во всю ширь. В коридор вылетел боевик, в падении расстреливающий область лестницы и рекреации.
Но замаскировавшийся Никита в тот же миг нажал спусковой своего «Кипариса».
Пули смачно вошли в тело охранника Петрова, разрывая ему плоть ног, туловища, рук и черепушку.
Боевик так и замер, распластавшись на деревянном обшарпанном полу.
Никита не стал ожидать и выслушивать вопли Вдовы, а, уловив тревожные голоса на первом этаже, ринулся в боковой коридор.
Там– в кабинет завхоза, оттуда через окно на ржавую крышу столовой, громыхнул по листовому железу и спрыгнул на песок.
Затем быстро-быстро побежал к оврагу у мостика.
Полковник Сафонов собакой себя не считал. И даже близко! Хотя некоторые за глаза его так иногда называли (не дай бог, в открытую!). Но раны и ожоги на нём заживали, действительно, как на четвероногом.
Поговаривали даже о выписке из больницы.
В целях безопасности и страховки он не стал обставлять себя оравой охранников и товарищей. Больница на Курчатова и так считалась неприступной и секретной.
Младший лейтенант Ларин дежурил на этаже по скользящему графику, меняясь с лейтенантом Бурковым из Особого. Все были друзьями Сафонова по службе и армии.
Да и при себе полковник держал «Гюрзу». Этот восемнадцатизарядный девятимиллиметровый спецпистолет с бронебойными пулями, выполненный по заказу МО и ФСБ конструктором Сердюковым в ЦНИИ Точмаш, вселял больше уверенности и спокойствия, чем куча мельтешащих крепких ребят.
