Татьяна Степанова - Готическая коллекция
— Что — только? — спросила Катя.
— Да не пойму я, в толк никак сначала взять не мог, зачем это все ему. Придуривается он, а чего придуривается?
— Почему вы думаете, что Линк Придуривается?
Как это?
— Ну, я как-то под этим делом возьми и спроси его напрямик: «Чего тебе тут, парень, надо? Что ты хочешь этим всем нам доказать?» А он мне свое начал:
«Я скверно жить, а потом понимать, к церковь приходить и все менять». Я ему: «А что менять-то, что? И на кой шут тебе вся эта канитель — проповеди эти твои, свечки? Парень ты молодой, здоровый, сильный и собой не урод, не хворый. Тебе гулять надо, девок любить, потом жениться, детей растить». Говорю ему:
«Вот станешь такой старый, как я, тогда можно и в попы наняться. Все равно уж». А он улыбается, головой качает: вы, мол, Сэм Сэменч, меня не понимать.
А чего тут понимать? Не стал я говорить, смолчал тогда. А понял я его давно уж. Усек, кто он есть такой и зачем тут.
— И кто же он, по-вашему i есть? — спросила Катя с любопытством.
— Да кто? Ясно, кто. Я вот порой наблюдаю, как он с сестрой своей троюродной, ну, с Мартой, ведет себя.
Думаешь, склоняет ее, чтоб домой, в свой родной фатерланд, возвращалась, на историческую родину? Нет, ничего подобного. Не зовет ее туда к себе, наоборот.
Тут, мол, живи, замуж выходи. А все почему? Нужна она ему, видимо, не там, а тут. И самому тут корни покрепче охота пустить. Потому что так все у них и задумано, спланировано.
— У кого?
— То-то — у кого! Эх ты, а еще из милиции, мне Клим сказывал, из Москвы прислана. — Баркасов горько усмехнулся. — Соображать должна. Эх, молодежь, все подсказки ждете, а сами-то… Что? В ЦРУ у них все спланировано, вот где! В разведке ихней.
— Вы что же, шпионом Линка считаете?
— А то кто же он? — хмыкнул Баркасов. — Здравствуйте, приехал благодетель, спонсор какой явился церковь нам тут восстанавливать, данке шен. Нет уж, дудки, милая, не верю я в такое благородство-бескорыстие, не бывает такого. А вот у них, у резидентов, у агентов ихних, это как раз бывает. Крыша что надо.
Проверяй — не подкопаешься.
— ЦРУ — это американцы. А у немцев разведка как-то по-другому называется, я не знаю как.
— То-то, не знаю. Все вы ничего не знаете. Тогда старших слушайте, у них опыт, жизнь прожита.
— А к убийствам здешним Линк, по-вашему, мог иметь какое-то отношение? — спросила Катя, понижая голос до шепота.
Баркасов сразу нахмурился.
— Думал я и над этими нашими делами. Крепко думал, ночи не спал прямо. Как весной-то нашли мы на берегу тело дочки-то нефедовской, так и… Я ж говорю, случаи все со мной вот такие приключаются.
Я больше тебе скажу, я в тот раз не только первый ее мертвую нашел, но и видел ее последний. Живой видел, понимаешь, ну как раз перед тем, как ей пропасть. И не одна она тогда была, бедняжка.
— Вы видели ту девочку? Нефедову?
— Видал, только вот в какой точно день это было, не знаю: то ли в тот самый, что она пропала, то ли днем раньше. Ее ведь не сразу хватились. Мать, тоже стерва порядочная, совсем мозги пропила, дочь неделю пропадала, а ей хоть бы что…
— Кто тогда был с Нефедовой? Что вы видели?
— А то видел. Только ты ни-ни, никому, смотри.
А то знаешь, тут как у нас? — Баркасов насупился. — Сболтнешь, а потом и сам не обрадуешься… Тебе скажу, потому что из милиции и посторонняя ты, к нашим склокам непричастная… Утром я ее видел, ларек она свой сменщице как раз сдавала на причале. Ларек-то круглосуточный. Пивом там цельную ночь напролет торгуют. Ну, значит, с напарницей она была. А тут на причал на мотоцикле как раз и он прикатил.
— Кто?
— Власть наша, участковый. Села Нефедова к нему на мотоцикл, ручками так вот обхватила, ну, и дунул он с ней на первой скорости. — Баркасов внимательно посмотрел на Катю, словно примеряя к ней следующую фразу. — Видел я его с ней, а потом на нее на берегу наткнулся. Не дай бог никому такое увидеть… И в тот тоже раз, во второй, на пляже-то: женщина приезжая в кровище вся, и вы.., участковый наш с тобой. Тут как тут. Худого про Клима нашего, конечно, никто не скажет, парень он пылкий, лихорадка сплошная. Молодой и блудливый, как кот! Ни одной тебе юбки не пропустит — свои ли с поселка, отдыхающие ли. Сразу на мотоцикл свой — и ну кругами кренделя выписывать. К тому же… Люди говорят — не случайно его сюда сплавили. История и с ним какая-то приключилась. А у него вроде дядька родной, генерал из МВД.
Ну и замяли дело. А что за история была, о чем? Вот ты говоришь, мог он к убийствам отношение иметь…
— Я вас про Линка спрашивала, — сказала Катя. — А еще какие-нибудь мысли у вас по этому поводу есть, Семен Семенович?
— Как не быть. — Баркасов покосился на окна гостиницы. — Вас, я слыхал, вчера вечером наши-то все сообща байками пичкали…
— Нам легенду про Водяного рассказывали. Очень любопытно.
— Любопытно! Ты в корень зри.
— А где тут корень?
— Корень-то в том, кто это вам рассказывал. Наши — Юлька с Ильей. Илья-то, хозяин наш, вконец на историях этих помешался. То все на пару с Сукноваловым мозги всем парили, что та рухлядь, что тут, в гараже, самому рейхсмаршалу Герингу принадлежала, то потом…
— А я видела «Мерседес». Зря вы про него так, очень даже роскошная машина.
— Да откуда он это знает, сопляк приезжий? Откуда ему знать, чей это был автомобиль? Я тут сорок лет живу, воевал тут, работал. А рухлядь эта сорок лет в песках гнила, и вот в один прекрасный день, нате, является этакий Лева из Тулы. Пару раз он молотком своим тюкнул и теперь сорок тыщ за этот свой металлолом требует! И все так у него, о чем с ним говорить не начнешь — все он на немцев разговор сворачивает.
И то тут у них раньше было хорошо, и се… А сам в мастерской малолеток по углам лапает! Это как? Хорошо? Юлька сколько раз с ним из-за этого скандалила, даже из дома было выгоняла.
Катя посмотрела на окна гостиницы.
— Я тоже заметила, что Юлия ревнует мужа, — сказала она тихо.
— Ревнует! По щекам раз при мне так его отходила, разводом грозила. Тут у него в гараже вечно парней полно, ну и девчонки тоже вокруг них вьются. Илья-то ведь, кроме машин своих, еще и мотоциклы, мопеды чинит, перелицовывает. Участковому-то это он сделал его тарахтелку. Ну и школярам тоже. Они тут табунами крутятся. А он этим и пользуется: то одну девчонку в углу прижмет, то другую. Ну, вроде все в шутку. Вроде игрушки это все у него. На вид-то он, Илья, тюлень рыжий, но внешность в этаких делах, милая, ой как обманчива.
— Да, но Юля настоящая красавица. Казалось бы, это он ее ревновать должен, а не она его.
— Ее-то не к кому ревновать. Съела бы кошка мясо, да где взять? Клиентов у них нет почти, и в прошлом году не было. А к своим ревновать — к кому тут, господи? Тут у нас старики, вот как я, остались, кому деваться больше некуда, алкаши да молодежь недозрелая. Вон как Дергачев тут у нас появился, она, Юлька, сразу перья-то распустила. Он мужик с виду ничего, и все при нем, на месте. Только на нее-то он, спасатель наш горемычный, ноль внимания. Он все за Мартой, как нитка за иголкой. А та на него — ноль внимания.
А он пить. А пьяный он дурной, вообще ни черта не соображает. В марте как приехал, веришь, напился и на спор на ящик водки, чтобы местных наших обалдуев уесть, заплыв решил сделать. Насилу участковый-то его спеленал, дурака. Нет, когда Иван выпьет, делается.., как…
— Как кто? — спросила Катя.
— Ну, мертвяк-то ходячий.., тьфу ты пропасть, ну как это… Зомби, во!
— У Марты жених есть. И, судя по ее виду, она вроде бы с ним совершенно счастлива. И вообще, Семен Семеныч, ну куда вашему Дергачеву до Сукновалова?
— Ой, тоже мне олигарх нашелся, — презрительно фыркнул старичок. — На машинах все разъезжает — то на одной, то на другой. Пыль всем тут в глаза пускает. Деньги-то на все откуда? То-то. Он прежде-то, перед тем как тут у нас дом купить, фабрику приватизировать, как люди болтают, тоже все машинами торговал В Польшу поедет — тут у нас через границу-то раз плюнуть — пригонит фуры с запчастями и разных развалюх своим ходом оттуда, из Европы-то, и потом гонит дальше, в Питер, и еще дальше. А поди разберись, что за машины, чьи? Куплены или угнаны там-то. Полякам-то в таких делах последнее дело верить, наловчились номера перебивать. Так что вот как. А теперь, конечно, капитал ляжку жжет. А дому хозяйка нужна. Только подумал бы он головой своей лысой — пятый уж десяток на носу, а девку берет совсем молодую. На вид-то Марта — так, фитюлька, прям школьница-отличница. Ну, потерпит она с ним годок, ну второй, через деньги его, заботу, а потом что? Потом скучно ей с ним станет. Заведет себе любовника. Если вот Иван дотерпит, может, и ему еще раз фортуна улыбнется. И что? Будет благодетель наш, консервный фабрикант Григорий Петрович, валидол горстями глотать, начнет сыщиков нанимать за женой следить.
Тьфу ты… А потом как-нибудь не выдержит да хлопнет их обоих… Мужик-то он тяжелый, смурной. Ты не гляди, что на вид улыбчивый да добродушный, вроде ленивый даже. Нет, ленивый да добрый, милая, денег бы таких не огреб. Кипучий он, въедливый, настырный, а сердце и у него того…
