Евгений Сухов - Лихая гастроль
– Ежели что и было, так это теперь в далеком прошлом, настоящая моя симпатия – это вы!
– Ах, какой вы, право, непосредственный! – восторгалась княжна Глинская. – В наше время таких мужчин не встретишь. Знаете, я буквально сегодня приехала из Петербурга, виделась с самой императрицей…
– Мне рассказывал об этом Кондрат Егорович.
– Вы даже не представляете, сколько там фальши и зависти! Никакого благородства, все умерло! В этом море лицемерия и фальши совершенно искренни только друзья.
– Соглашусь с вами, княжна.
– Давайте на правах хозяйки я познакомлю вас с присутствующими господами. Знакомьтесь, – показала она на высокого мужчину средних лет, с редкими волосами, зачесанными назад. – Это барон Розенберг Алексей Михайлович.
Мужчина учтиво поклонился.
– Премного рад, Евдоким… Филиппович, – произнес Ануфриев, продолжая топтаться на месте. Как вести себя в подобных случаях, он не представлял (публика уж слишком напыщенная) и с надеждой поглядывал на графа Демидова, но тот, как назло, был увлечен разговором с вошедшей в комнату горничной.
– Светлейший князь Салтыков Петр Николаевич, – произнесла княгиня, показывая на плотного и низкого, будто тумба, человека. И многозначительно добавила: – Из тех самых князей Салтыковых.
Что означала эта заговорщицкая интонация княгини, Евдоким не знал, но на всякий случай сделал восхищенное лицо и даже выдавил из себя несколько звуков, весьма напоминающих сдержанное ликование.
А княгиня уже повернулась к третьему гостю, розовощекому, как наливное яблоко:
– А это мой гость из Петербурга обер-гофмейстер граф Апраксин.
– Ишь ты! – не сумел удержаться от восхищения купец. – Кажись, я слышал о вас.
– Нисколько не сомневаюсь, молодой человек, – басовито проговорил граф Апраксин. – Мой род очень древний. Марфа Апраксина была женой Федора Алексеевича.
– Неужто?!
– Уж не думаете ли, что я вас обманываю? – сдержанно улыбнулся граф.
– Вовсе нет, граф!
– В моем роду были и генерал-фельдмаршалы, и адмиралы.
– Эко куда я попал! Приеду к себе в Чистополь, расскажу, где побывал, так мне никто и не поверит. Вы бы мне записочку какую-нибудь написали… Засвидетельствовали, что с вами общался.
– Непременно, – охотно сказал обер-гофмейстер.
Взяв на столе блокнот, граф выдернул из него лист бумаги и коротко написал: «От обер-гофмейстера Его императорского двора графа Апраксина. Уверяю, что я лично знаком с купцом второй гильдии Евдокимом Ануфриевым» – и, широко расписавшись, протянул Евдокиму.
– Как это мило, – произнесла княжна. Повернувшись к молодому человеку приятной наружности, продолжила: – А это еще один мой друг, он только вчера прибыл из Германии. Принц Гессен-Гомбургский. Его предки служили при Петре Первом, продолжают служить и сейчас нашему императору.
Тот лишь сдержанно поклонился.
– Вот оно как… Никогда прежде принцев не видывал. Вот разве только на картинках, – восхищенно произнес купец, разглядывая молодого человека.
– Мне княгиня о вас много рассказывала, – сочным голосом произнес принц, – весьма рад нашему знакомству.
– И еще один самый верный мой друг, – показала княгиня на крупного мужчину лет шестидесяти, с длинными седыми волосами, – и мой родственник, князь Куракин Никита Петрович. Он, как и я, из рода Гедиминовичей.
– Да-да, – охотно подхватил князь. – Мой предок Андрей Петрович Булгаков по прозвищу Курака положил начало роду Куракиных. Весьма рад знакомству, молодой человек, – поклонился князь.
– Премного благодарен. А уж я как рад такому знакомству!
Непосредственность Евдокима Филипповича вызвала у присутствующих понимающие улыбки.
– А теперь расскажите мне о себе, – посадила княжна рядом с собой Ануфриева. – Я даже не думала, что вы такой ладный и видный.
В горле у Евдокима запершило: видать, от доставленного удовольствия.
– В своем жизнеописании…
– Я читала, Евдоким, ничего, если я буду называть вас просто по имени? И даже прочитала ваш стих. Он весьма хорош, у вас есть определенные способности к стихосложению.
– Лестно слышать, княжна.
– Но мне бы хотелось все это услышать от вас.
– Кхм… я даже не подозревал, что вы такая… божественная, – произнес Евдоким фразу, услышанную накануне. – Ну, ежели вы желаете… Я купец второй гильдии, имею деревообрабатывающий завод, батюшка мне оставил, сейчас рыболовный промысел осваиваю… Ежели подсчитать со всеми акциями и доходными домами, так думаю, что мои капиталы под миллион потянут.
– Ого, вы весьма состоятельны, у вас все есть!
– Хозяйки не хватает.
– Вы такой галантный. Вы способны вскружить голову любой барышне.
– Мне любой не надобно. Мне бы вот такую, как вы, – веско проговорил Ануфриев. – Ежели скажу, что такая барышня, как вы, мне снилась, вы мне поверите?
– Вы меня вгоняете в краску, Евдоким. – Ануфриев внимательно всмотрелся, но не увидел никакой краски. Притронувшись ладошками к щекам, она произнесла. – Боже мой, кажется, я вся горю! Я вам и в самом деле очень нравлюсь?
– Княгиня, – приложил Ануфриев руки к груди, – да ежели…
– А как вы мне это докажете?
– Да ради вас, княгиня, – не на шутку распалялся Ануфриев, – я хоть звезду с неба достану, а то и жар-птицу приволоку. Вы только прикажите!
– Хорошо, я вам верю. А не могли бы вы сделать для меня нечто более земное?
– Готов служить вам, княгиня.
– Понимаете, ко мне приехали гости, – показала она на примолкших мужчин, – как-то все очень неожиданно получилось… Ведь именно в этот день семь лет назад меня представили как фрейлину императорского двора. Так уж повелось, что я его всегда отмечаю.
– Поздравляю вас, сударыня.
– Благодарю, – Марианна слегка зарумянилась. – А мне нечем угостить своих гостей, потому что в настоящее время я испытываю денежные затруднения.
– Дело поправимое. Чего же вы желаете?
Глаза княжны неожиданно вспыхнули:
– Принесите с дюжину бутылок французского вина. Мои гости до него особенно охотливы. Затем форель среднего посолу. Здесь на углу продают прекрасную рыбу! Мяса, запеченного в фольге, вырезки свиной, – бойко перечисляла она. – Напротив через дорогу имеется кондитерский магазин, – княжеский носик капризно поморщился. – Мне бы очень хотелось шоколадные конфеты. Они так вкусны с коньяком!… Ну и еще чего-нибудь на ваше собственное усмотрение.
Евдоким Филиппович поднялся.
– Вы даже оглянуться не успеете, как я уже все прикуплю, – пообещал Евдоким.
– Мы вас будем ждать с большим нетерпением, – княжна подарила столь ласкающий взгляд, что у Евдокима невольно свело в желудке.
– Не оплошаю, госпожа.
В течение получаса Евдоким Филиппович объехал все магазины в радиусе трех кварталов. Кроме трех корзин вина, прикупил с дюжину сортов мяса, не позабыл взять вырезки, балычка, шейки и целую кадку черной икры, до которой, как ему доводилось слышать, господа большие любители. А в ювелирном магазине к торжественному случаю купил золотой медальон в виде сердца, на обратной стороне которого заказал граверу сделать надпись: «С любовью любезной моему сердцу княжне Марианне от ценителя ее небесной красоты Евдокима Филипповича Ануфриева».
И весьма довольный собой, наняв пролетку, отвез провизию к дому княгини.
Ануфриева ждали с большим нетерпением, что было видно по вспыхнувшим глазам гостей, а барон Розенберг, разглядев в корзинах марочное французское вино, не скрывая удовольствия, потер ладони. Князья с графьями вели себя посдержаннее, но свежий копченый дух, исходивший от окорока, заставил Кондрата Егоровича сглотнуть, а принц и вовсе закрыл глаза от удовольствия, после чего он шумно вздохнул и произнес с аппетитом:
– Ах, как вкусно!
Княжна Глинская лишь капризно поморщила носик:
– А форель вы принесли?
– А то как же! – почти обиделся Евдоким Филиппович, выуживая из глубины корзины рыбу. – Вот она, красавица!
– Вы даже не представляете, как я ее обожаю! Особенно если положить тонко нарезанные кусочки на булку с маслом.
«Ишь ты, – весело подумал Ануфриев, – княжна, а вкус, как у какой-нибудь купчихи с посадов».
– Марфа! – позвала княжна горничную. И, когда девушка появилась в дверях, распорядилась: – Положи угощения нашим гостям, да нарежь аккуратно, а то я знаю тебя!
Еще через несколько минут провизия была разложена на большие тарелки и рассервирована с большим вкусом. Чувствовалось, что горничная понимает в этом толк.
Бутылки с вином установили в центр стола, создав видимость непробиваемой батареи. Граф Демидов, подхватив бутылку с высоким горлышком (верно оценив самую дорогую из них), выдернул пробку, не уступая в ловкости разносчику из какого-нибудь кабака.
– Давайте выпьем за нашего дорогого гостя Евдокима Филипповича, – произнесла княжна, когда вино было разлито по фужерам.
