Наталья Саморукова - Капкан для белой вороны
– Так и заруби себе на носу, – сказал мне Гришка в ответ на мое нытье «а может попробуем».
Могло быть и так, что смерть фээсбэшного отпрыска не имела никакого отношения к нашему дело. Это могло быть и простым совпадением, в которые мы последнее время не очень верили. Но чем черт не шутит?
С почти мистическим ужасом я в очередной раз перелистывала биографию Дружка. Было не по себе. Невозможно даже вообразить, в какую бездну катится душа человека, который изо дня в день фиксирует в мельчайших деталях меню песика. На что способен такой человек? Я сильно сомневалась, что та безграничная нежность, которую он испытывал к собаке, распространялась на окружающих. Едва ли на них, на окружающих, от Дружка оставались хотя бы крохи. Судя по той информации, что была у Гришки, Красинский слыл человеком жестким, даже жестоким. У него была очень говорящая кличка Змей. По некоторым непроверенным данным структура, которую возглавлял сын генерала, не гнушалась заказами повышенного риска. Думаю, понятно, о чем идет речь.
Как я не напрягала память, так и не смогла вспомнить, мелькали ли в Лешкиных рассказах упоминания о клиенте, напоминающем Красинского. Кажется, он что-то говорил о людях, наделенными особыми полномочиями, имеющими почти неограниченную власть над судьбами людей. Но… ничего конкретного.
13. Прошлое отступает
Оставался еще один адрес. Надежды на него особой не было, но проверить все же стоило. С Лешкиной бывшей женой я знакома лишь заочно. Пару раз разговаривала с ней по телефону и конечно была порядком наслышана и от Лешкиной сестры Лялечки и от общих знакомых. Отчего то все были уверены – мне непременно надо быть в курсе подробностей прошлой Лешкиной жизни. Если честно, мне было любопытно. И все-таки я бы предпочла оставаться в неведении. Слишком уж больно кусала ревность. Конечно, умом то я поняла, что ревновать уже не к чему. Все это было задолго до меня, сегодня Алина живет своей жизнью, Лешка своей.
Но и к прошлому, как оказалось, тоже можно ревновать. К их общему прошлому, в котором не было меня, зато был общий ребенок, были семейные праздники, совместные покупки, ссоры, примирения. Да мало ли что там было. Пусть в итоге Алина оказалась корыстной, непорядочной женщиной, от которой после развода отвернулись все Лешкины родственники. Но это было потом, уже после свадьбы, фотографии с которой до сих пор хранятся в Лешкином альбоме. Это было уже после того, как он забирал ее с ребенком из роддома, после их долгих отпусков, проведенных на Кавказе и в Крыму, после того, как он подарил ей на день рождения кулончик в виде сердчека, а она вставила туда Лешкину фотографию. Я уговаривала себя изо всех сил, убеждала, что после всего того свинства, которое устроила ему бывшая жена с разделом имущества, у него уже не осталось к ней теплых чувств. Я с успехом пририсовывала к ее образу все новые и новые отрицательные черты, но их общее прошлое я все-таки перечеркнуть не могла.
Идти мне к ней не хотелось. Но Гришка был вынужден хоть какое то время уделить истории Иры и Гали.
* * *Надо отдать Алине должное, ломаться та не стала. Да и встретила меня вполне приветливо. Оказалась она совсем не красивой. Я видела несколько ее фотографий, однако Лешка убеждал меня, что в жизни женщина куда ярче. Ничего подобного, я с подлым удовлетворением убедилась, что это не так. Обычная тетка, в меру стильная, в меру ухоженная. Второй подбородок слегка наметился, бедра поплыли. Глаза, якобы зеленые, на самом деле серые, дворянскими корнями, которыми Алина гордилась, здесь и не пахло. Таких женщин двенадцать на дюжину. Правда, было у бывшей Лешкиной супруги одно несомненно счастливое свойство. Она, похоже, очень нравилась себе. Просто до умопомрачения. Во всем ее поведении сквозило любование собой. Она бережно трогала тебя то за шею, то за край прически, часто украдкой смотрела в зеркало и по тому, как блаженно расправлялись черты ее лица, было понятно – ей очень нравилось увиденное. Видимо, она была уверена в своей неотразимости на все сто и эта ее уверенность передавалась окружающим. Мне бы так.
Злобствуя втихую, я все-таки вспомнила, зачем пришла и выложила ей без утайки истинный мотив своего визита.
– Пропал? Вот это да, – искренне удивилась женщина, – ну ты знаешь, вообще то он тихий, не мне тебе объяснять, но по бабам он бы не пошел. Чтобы вот так в смысле явно, – уточнила она на всякий случай.
– А… вы когда последний раз пересекались? – не без внутреннего опасения спросила я. Не до того сейчас конечно, но мне бы не хотелось узнать, что Лешка встречается с бывшей женой, не ставя меня в курс дела. Но ответ Алины меня вполне успокоил.
– Погоди, сейчас скажу. Да как раз в начале каникул. Он завозил деньги на лагерь для сына. Именно такая же версия событий была и у меня.
– Не звонил?
– Я сама ему звонила, – охотно уточнила Алина, – было одно дельце тут…
– Секрет? – насторожилась я.
– Да нет. Лариску знаешь? Ну еще бы, от этой крысы никакого спасения. Хотела у Лешки про нее кое-что разузнать.
– Ты с ней общаешься?
– Не приведи господи, у меня от нее изжога.
В общем, это было неудивительно. Двух более непохожих женщин, чем Алина и Лариса трудно было найти.
– А что же ты хотела у него узнать? – удивилась я.
– Да так, кое-что по профессиональной части. К ней одна моя приятельница хотела на прием попасть, вот я у Лешки и уточнила, нельзя ли как-нибудь со скидкой.
– Ну и как? Получилось?
– Да не знаю, закрутилась потом, не до того было.
– Алин, а какая у тебя машина?
– Машина? Самая обычная, БМВ, а что?
– Нет, нет, это я так просто спросила, а цвет?
– Темно зеленый цвет.
Я покрепче ухватилась рукой за край стола. Неужели она?
– А ты была в прошлое воскресенье на Тверской у магазина «Московская книга»?
– Чего бы я там стала делать? – опешила Алина, – в воскресенье я за городом была вообще-то, на даче у одного знакомого.
– Ты уверена? – не унималась я, уже понимая, что опять нить расследования уплывает из моих рук.
– Слушай, конечно, я уверена. В этом еще как минимум три человека уверены. Мой любовник, прости за подробности, сын и подружка сына. Мы все вместе ездили. Грибы полдня собирали, полдня шашлыки жарили, все в пределах видимости друг друга. Ну ты станнааааяяя, – вынесла она мне диагноз.
– Будешь тут странной, – огрызнулась я.
– Да я тебя, Настасья, понимаю, – неожиданно мирно сказала Алина, –Лешка неплохой мужик. Тебе, можно сказать, с ним повезло. Но я тут не при чем. Конечно, про меня многое могут говорить. Мол, себе на уме и все такое, обула мужика. Ну да я и не скрываю. Пусть все вокруг хорошие, одна я стерва. Ну и что? Я взяла, что плохо лежит, нечего было зевать. Мне тоже жить надо. Не так уж и шикарно я устроилась, – она обвела взглядом двадцатиметровую кухню, под завязку напичканную современной бытовой техникой.
– Алина, послушай, я не хочу сейчас об этом. Прошу тебя, вспомни, может быть, что-то происходило в последнее время, может быть, ты что-то слышала, что-то знаешь? Может, Лешка говорил о ком-то из своих пациентов необычные вещи?
– Не общались мы. Он и в прежние то времена на этот счет не особо. А сейчас то с чего? Ты вот лучше у крысы этой спроси. Вот уж кто в курсе всех его дел.
– Ты имеешь в виду Ларису? Вы с ней не ладили?
– Ой ну а как ты думаешь, когда чужая баба рвется в члены семьи? А? Она ж тут заместо свекрови, считай, была. Нос свой везде совала, вынюхивала. И представляешь, еще выговаривала мне, что я готовлю плохо, что Лешке с его желудком надо иначе готовить. Ну какое ей дело? Ты ее, кстати гони, а то потом не отстанет.
– Да нет, она не навязывается, у нее вроде своя жизнь удалась.
– Ага, удалась, как же, – хмыкнула Алина.
– Что ты имеешь в виду?
– Что имею, то имею, ты закругляться думаешь? А то сейчас мои мужики придут, кормить надо.
– Да, сейчас иду, ответь только на еще один вопрос.
– Ну валяй, что с тобой делать, – Алина откинулась на спинку кухонного диванчика и с барской ленцой потянулась. Она была так намеренно открыта, так правдива во всех своих минусах, что это было немного подозрительным. Умные человек никогда не будет врать на все сто. Скорее он найдет возможность повернуть правду под таким углом, что вы ее и в упор не увидите. Алина несомненно была умной. И очень хитрой. Весь ее вид словно бы говорил – ну вот она я, такая как есть, мне скрывать нечего. Но на самом дне ее заурядных, растиражированных миллионами копий глаз, тлели обманчиво безобидные угольки. По этим уголькам ее лицо можно было безошибочно опознать в толпе. Эти угольки не давали мне покоя.
– Скажи, ты знаешь, что в Лешу была влюблена одна девушка с вашего курса?
– Что ж тут странного? – встрепенулась Алина. Как-то слишком уж встрепенулась. Но тут же взяла себя в руки, занавесила лицо слегка обезьяньей гримаской, которая очень не шла ее немного тяжеловесным чертам, в лице сразу проявилось что-то хищное, неприятное.
