Элмор Леонард - Будь крутым
— Могу объяснить, что такое «Одесса» и что такое не «Одесса», — сказал Чили.
Только это он и сказал, Торопыга же моментально завелся.
— Слушай, я, по-моему, с человеком разговариваю, чего лезешь?
Русский посмотрел в его сторону не то с удивлением, не то смущенно. Он сказал:
— Я только хотел узнать, что такое «Одесса», — и, отойдя к стоявшим рядом, начал допытываться уже у них, что такое «Одесса».
— Подумать только! Говнюк иностранный! «Я ТОЛКО ХАТЭЛ УСНАТ, ШТО ТАКОЭ АДЕСА».
Чили глядел на «лексус», черный лак которого отражал огни Сансет-бульвар, а Торопыга все пыхтел, как паровоз:
— Знаешь, что мне надо было ему сказать? Знаешь?…
Он осекся, так как блондин опять прошел мимо него, возвращаясь к машине. Чили увидел, как заднее стекло поползло вниз. Блондин наклонился к окошку, о чем-то переговорив с сидевшим сзади человеком, после чего опять сел на свое место рядом с водителем. Окошко осталось открытым, и в нем показались теперь голова и плечи мужчины.
— Надо было мне сказать ему, что это город такой в Западном Техасе, откуда и пошло наше название. Совсем уж его запутать.
А вот в окошке появилась рука — большой палец поднят, указательный наставлен на Чили.
Чили подошел к машине, к Роману Булкину, глядевшему на него своими заплывшими глазами. Подняв руку, изображавшую пистолет, Роман целился теперь прямо в лицо Чили.
— Хлоп — и ты покойник! — негромко рыкнул он. — Дело лишь в сроках, верно?
Машина отъехала под неумолчное Торопыгино:
— Никогда не слыхал об Одессе? Господи, да откуда ты взялся такой?
— Так что теперь я только и поглядываю по сторонам, — сказал Чили, — до тех пор, пока либо Даррил не сцапает этого русского, либо я не натравлю на них «Фанатов Роупа».
Элейн маленькими глотками тянула виски.
— Вот тут я не понимаю, — сказала она. — Какова функция этого Рассела?
— Рассела. Он до часу дня не берет трубку, так что я с ним еще не говорил. Думаю, что все произойдет сегодня или завтра.
— Что произойдет?
— Син поручит явиться за своими тремя сотнями «косых».
— Погоди. Разве у русского они и вправду есть?
— Я же объяснил тебе, Элейн, что все это выдумки — незаконная торговля дисками и прочее. Объяснил? Нет, денег этих у русского нет. И вообще их нет. Но коль скоро Син думает иначе… Знаешь, кого мне напоминает акцент этого русского?
— Акима Тамирова, — сказала Элейн. — Но на что ты надеешься, громоздя одну проблему на другую?
— Что этим разрешу как ту, так и другую.
— Но ты ведь толкаешь Рассела на преступление…
— Ему не привыкать, Элейн. Эти рэперы с их судимостями — дурные мальчики. Когда-нибудь они так или иначе преступят закон, с чьей-либо помощью или самостоятельно. Тяга к преступлениям у них в крови, как у рецидивистов. Я почти уверен, что Томми платил им гонорар единственно потому, что побаивался не платить. Если я скину их с плеч, натравив на русских, а также на Раджи и Ники, я смогу сосредоточить свои усилия на «Одессе». Теперь о кино. Так станет Линда звездой или нет?
— Как прошел вчерашний концерт?
— С оглушительным успехом. Линда публику покорила, а был полный зал, почти двести человек. Вчера в «Марихуане» группа играла скорее рок, чем кантри. Торопыга был в ударе, бил как бешеный в два своих барабана. Глядя на него, думалось: «Да, этот и впрямь может быть настоящим Гонсалесом!» Когда-нибудь я все-таки наберусь храбрости и спрошу его, почему он не подкупит себе еще инструментов. А потом мы пили пиво в баре, и я опять вернулся к расспросам о девушке в автобусе, спросил его то, чего так и не понял — чем она собиралась платить за уроки пения.
— И за операцию на сиськах, — сказала Элейн.
— Она говорила, что подастся в проститутки, — сказал Торопыга. И добавил: — Ну, если так хочется…
— В каком смысле «может быть настоящим Гонсалесом»? — спросила Элейн.
— Есть такой бородатый анекдот, — сказал Чили. — Не слишком смешной. Но если говорить о вчерашней публике, то присутствовало много деятелей музыкального бизнеса. Их Хью пригласил. После концерта Линда сказала, что там был один тип из музыкального издательства, кинопродюсер — она забыла фамилию, — и двое людей из фирмы «Искусство» дали ей свои визитки и выразили желание побеседовать с ней. Одно выступление — и она нарасхват.
— Она сказала им о контракте с «БНБ»?
— Ну, конкретно о договоре и речи не было. Мы с ней все это обсудили и договорились на пятнадцати или двадцати процентах для меня в качестве директора и, так как все расходы понесу я, на половине прав на публикацию ее песен. Хью был занят и не успел подготовить письменный контракт. Он заделывал с агентом трехнедельные гастроли.
— Тебя это не волнует?
Элейн так произнесла эти слова, будто ее как раз это взволновало.
— Не беспокоюсь ли я, — сказал Чили, — что она может подписать контракт с кем-нибудь еще? Нет. Сказать по правде, я об этом не слишком задумывался.
— Она на это не решится, верно? Помня, сколько ты сделал для нее.
— Не думаю, чтобы она пошла на такое ради денег, — сказал Чили. — Но бизнес есть бизнес, и как можно ручаться?
17
Срок назначили в среду.
Чили сказал Сину Расселу:
— Я буду возле торгового центра не позже половины шестого. Ты с парнями будешь дальше по улице, неподалеку от их клуба на Кресент-Хайтс. Как только я увижу, что они выходят из ателье, я звоню, чтобы подать вам первый сигнал. Говорю: «Русские идут! Русские идут!»
Разговор этот происходил в ту же среду, утром, по телефону.
Если бы в голосе Сина прозвучали нотки понимания, Чили собирался сказать:
— Только не посчитай, что я русскую субмарину имею в виду.
Но собеседник его сказал лишь:
— Значит, это будет первым сигналом, да?
После чего Чили продолжал знакомить его с планом:
— Я жду, пока из ателье выйдет последний и проследует в клуб. Я — за ним. Когда ты увидишь, как я проеду мимо, это будет значить, что все русские в клубе и можно нагрянуть.
Син спросил:
— А ты где будешь?
— Если я проеду мимо, значит, буду в машине.
— А поедешь куда?
— Не знаю. Домой, наверное.
— Я-то тебя за знаменитого П.М.Ж. держал! А ты в кусты.
— Дело это — твоя забота, не моя. Я с этого ничего не буду иметь.
— Мы вот как собираемся сделать, — сказал Син. — Встретиться в торговом центре. Те выходят, мы едем за ними в клуб. Я в твоей машине, и мы едем впереди.
— Сколько всего машин? — осведомился Чили.
— Твоя и еще две-три.
— В торговом центре всегда полно народу, — сказал Чили. — Толчея. И всегда трудно припарковаться. Таким количеством машин мы не сможем держаться вместе.
— Я паркуюсь там, где мне нужно, — сказал Син. — Да хоть бы и на стоянке для инвалидов. Там всегда есть место.
— Да, но стоянка эта слишком близко от фотоателье. Они нас засекут. А меня они знают.
— Слушай, друг, ты сказал это так, словно не хочешь быть со мной заодно. Понимаешь, ты мне нужен как свидетель и потерпевшая сторона, чтобы указать на того, кто украл деньги у компании. А мы будем якобы полиция, снимающая показания.
— Ну, этого они не потерпят, — сказал Чили. — Копов они не уважают.
— Да кто их уважает-то? — сказал Син.
— Я хочу сказать, они их на дух не выносят. Когда они все притащатся, Син, и ты им заявишь, что ты коп, они устроят настоящий погром.
— Я сказал тебе, как мы собираемся это сделать, — проговорил Син.
В шесть часов с минутами Раджи ждал, стоя в темноте возле сотого номера по Уилшир-бульвар. Он ходил взад-вперед и даже притопывал в своих сапожках, но шпоры все никак не звенели как должно. Наконец, ну наконец-то, в конце бульвара показалась машина и, быстро развернувшись, подкатила к Раджи.
— Ты знаешь, сколько я прождал тебя?
«Вот дурак, шпоры нацепил» — сразу же углядел обновку Элиот. Он мог бы вмазать Раджи, напомнить, по скольку часов сам обычно ждал, погибая с тоски, этого щеголя-недомерку, но он лишь сказал:
— Мне надо было забрать одну вещь.
— Тебе надо было меня забрать, а вовсе не вещь.
— Забрать костюм, который я купил.
— Зачем это тебе костюм понадобился?
— Для кинопробы.
— Ох-ох! Это тебе Чили Палмер сказал?
— Нет. Дама со студии «Тауэр». Сказала, что они мне позвонят.
— Ясно. Не звоните, мы сами вам позвоним, чтобы сообщить о дне, когда будем пробовать самоанцев ростом под потолок и педерастов-ниггеров! Ты что, не видишь, что эта сволочь делает? Как он пытается тебя обкрутить? И восстановить против меня? Испугался, что я тебя на него напущу! Прикажу — оторви мерзавцу голову и без нее не возвращайся! Понял, что я говорю? Он в штаны наложил, представляя, что я могу с ним сделать. Черт, придется теперь действовать самому!
