Александр Чернобровкин - Время - ноль
– И за меня не бойся, – сказала Оксана и, улыбнувшись лукаво, исчезла.
В ванне Сергея разморило, а от вида флакончиков во рту появился гадкий привкус, будто даванул с тоски парочку. В армии доводилось разговляться одеколоном, называлось это «свернуть шею флакушке», удовольствие из малоприятных. Выкупавшись, надел немного великоватый – на любого клиента – халат, подвернул рукава, оставив нарукавным драконами только головы. Наверное, похож в нем на диковинный пузырек японского парфюмерии.
В спальне, обклеенной золотисто-красными обоями и застеленной розовым ковром, царствовала между двумя тумбочками огромная арабская кровать. На тумбочках стояли поднос с коньяком, пепси-колой, рюмками и фужерами и хрустальная ваза с яблоками. Коньяк немного перешиб поганый привкус во рту. Сергей завалился на скользкую простыню, взял из вазы яблоко. В красном свете настенного трехлампового фонаря мякоть блестела розовым соком, а косточки напоминали пулевые раны, которые заполнила подхлынувшая густая кровь. Сергей выковыривал их ногтем, щелчком выстреливал по вазе – стрельба из положения лежа по неподвижной мишени.
Оксана пришла в белом халатике, прикрывающем лишь верхнюю часть трусиков, отчего обтянутый ими лобок выделялся розовым бугорком между темно-коричневыми, загорелыми бедрами. Остановившись у кровати, развязала поясок, повела плечами – и халат опал на ковер. Засунув большие пальцы рук под резинку трусиков, несколько раз хлопнула ею по животу и бедрам, пока сами не поползли к коленям, затем подергала ногами, словно пробовала холодную воду, освобождаясь от последней одежды. Оксана наклонилась и посунулась грудью по кровати, волной накатываясь на Сергея.
Собаки, поднимая рыжую пыль, выбежали плотной стаей из-за дувала, понеслись на Сергея. Впереди летел большеголовый кобель с обрезанными ушами. Стая тявкала тонкими голосами и без перерыва, а он изредка и простуженным басом. Пуля попала ему в грудину. Передние лапы подогнулись, вожак ткнулся мордой в выжженную, бурую землю и заскользили юзом, продолжая гавкать.
Сергей отпрянул от него – и проснулся. Лаяли под балконом, и коричневая штора колыхалась, будто от толчков собачьей брехни. Сергей закурил сигарету, накинул драконистый халат. Балкон был обшит досками, покрашенными в красный цвет, по бокам в ящиках росла герань. У дома на зеленом газоне, задрав морды, захлебывались в лае и рыли землю кривыми лапами десяток малокалиберных шавок, а чуть позади, точно стесняясь этих низкорослых пародий, басил мраморный дог. Он припадал к земле, бросался вперед, грозно рявкал, чуть не обрывал поводок и передавленной глоткой хрипло заканчивал проклятия в чей-то адрес наверху.
– Юрка, прррекрати! – послышалось с соседнего балкона, и шавки зашлись в лае. Дразнил их большой попугай с белым хохолком. Тряся хохолком, будто оттуда падали к клюву слова, попугай несколько раз клюнул прутья клетки, а потом проскрипел: – Пррекрррати!
Сзади Сергея обняли за пояс, на живот легли пальцы с зелеными, как у утопленницы, ногтями.
– Бросай сигарет, пора завтракать, – прошептала Оксана, потеревшись носом о его шею.
Сергей побрился – Оксана приготовила бритву на полочке под зеркалом, – умылся. Завтракали в гостиной принесенными из ресторана, горячей яичницей и кофе со сгущенным молоком. Оксана есть молча не умела, поэтому сообщила:
– Твою одежду я постирала. Все, что было в карманах, лежит в тумбочке, в верхнем ящике. И сверток там... Тебе надо одеться поинтереснее. Я сейчас пойду на сеанс – натурщицей работаю, чтоб не приставали, что тунеядка, платят – тьфу! Но все считают, что много, и не задают глупых вопросов, – а потом съезжу к одному фарцовщику. Цены у него, конечно, еще те – вот у кого жизнь! – зато выбор большой. Да и не в магазине же покупать! Я возьму тысячи две на всякий случай, вдруг еще что-нибудь толковое будет – ты не против? Ну и хорошо... Ты пока видеомагнитофон посмотри. Кассеты в ящике под ним: сверху – порнушка, снизу – хорошие: мелодрамы и боевики. Никому не открывай, будут звонить, скажи, что вернусь к двум. Нет, обедать будем в ресторане, значит, в четыре-пять. А лучше скажи, я сама позвоню, ведь надо будет на базар заскочить, прикупить фруктов, мяса. Обычно я в ресторане ем, но и сама люблю готовить. Тебе что больше всего нравится?.. Напрасно! Для меня еда – это все! Если бы не фигура... – вздохнула она, дальше уплетая за обе щеки. – Да, а какие у тебя размеры? Нет, лучше сама обмеряю. Вы, мужчины, ничего о себе не знаете...
Обмерянный клеенчатым метром, Сергей был оставлен в покое перед видеомагнитофоном. Смотрел все подряд, наверстывая упущенное. Гостиная при дневном свете оказалась обычной мещанской мышеловкой, напичканной барахлом. Внесет и Сергей вклад в ее украшение. Плевать, денег не жалко.
Объяснил это и Оксане, когда вернулась с полной сумкой мужской одежды и осторожно продемонстрировала две пары колгот, сообщив, что обошлись по сотне каждая, и не уточнив, чьи именно сотни.
– Покупай, что хочешь. Только предупреди, когда деньги будут заканчиваться.
– Ну, этого надолго хватит! – Она поцеловала его в щеку и втерла рукой липкий помадный след.
Сергею купила джинсовый костюм, три рубашки, туфли, не забыла о носках, купальных плавках и одеколоне – и все, естественно, заграничное. Одежда была подобрана со вкусом, сидела на Сергее как родная. В зеркале перед ним предстал совсем другой человек – эдакий козырный полумальчик, каких всегда презирал. Морда только пожестче. Ничего, не перепутают, за своего уж точно не примут.
– Тебе идет, – оглядев его со всех сторон, сказала Оксана.
– Подлецу все к лицу!
– Не все... В этом и ходи, а старое будешь... на работу надевать.
– Хороша работенка!.. Знаешь какая?
Оксана посмотрела на него очень неглупо.
– Давай договоримся: ты не лезешь в мои дела, я – в твои. Женщине необязательно знать, где мужчина достает деньги, важно – сколько. И по зарплате ему дают, что хочет. Ты не против таких отношений?
– Нет, – улыбнувшись, ответил он. Грабитель без паразита – не грабитель, так – хулиган с пугачом. Мужчине – воровать и сидеть, женщине – подстрекать и тратить. Жаль, что сюда не спешит эмансипация.
Оксана вновь надела маску глупенькой красавицы и затараторила без умолку.
На девятый день его жизни на новом месте с утра зарядил дождь. Оксана куда-то укатила. Умела она исчезать за две минуты до того, как появлялось желание рявкнуть: «Заткнись, дура!». Впрочем, обычно пользовался другим способом выключения Оксаны – вдруг вспомнил, что ей кто-то звонил, и каждый раз она обзванивала как минимум человек пять. У Сергея знакомых с телефонами не было, поэтому вызвал такси и поехал к одному из них, к Игорю Дрону.
Дрон вылеживался на нарах, курил свернутую из газеты огромную козью ножку, наполняя комнату вонючим, едким дымом. Кажется, приход гостя испугал Игоря.
– Привет, – печально поздоровался он и покорно, будто при входе надзирателя в камеру, поднялся с нар.
– Заболел?
Дрон пригладил наполовину седые волосы на голове и ничего не ответил. Глаза его, чудилось, поднырнули под выпирающие надбровные дуги, совсем стали не видны – не заглянешь, не узнаешь чужую тайну.
– Тебя, смотрю, обмундировали. И халявник поднаел, – бросил Игорь.
– Не без этого. Поехали и тебе поднаедим. Такси ждет.
– В кабак, что ли?.. Не люблю их. – Он пошкрябал потрепанные серо-желтые пятки, достал из-под нар растоптанные сандалии с обрезанными задниками. – Пойдем лучше пива выпьем.
Пива – так пива. Сергей отпустил такси, и под реденьким слепым дождем, подсвеченным выкатившимся из-за туч солнцем, пошли знакомой дорогой к пивному бару. По пути завернули в ликеро-водочный магазин, Сергей купил две бутылки водки, потом – в хозяйственный.
– Нож надо купить, – объяснил Игорь.
Он долго выбирал, пробовал, удобно ли лежит рукоятка в ладони, сгибал лезвия, поглядывая на живот Сергея, точно прикидывал, проткнет ли насквозь. Остановился на кухонном ноже с деревянной рукояткой и длинным лезвием.
– Резать кого-то собрался? – пошутил Сергей.
– Ага. Помотаю кишки на пику, посмотрю на живую кровку – может, больше не доведется.
Сергей кисло улыбнулся. Увидев улыбку, оскалился и Дрон.
Пива он пил, как никогда, много и впервые делал «ершик», доливая в бокал водку. Лицо его худело очень быстро, точно смесь скорее разъедала и смывала с черепа мясо, чем пиво и водка по отдельности. Минут двадцать Дрон сидел перед последним бокалом, словно решал, не начать ли сначала. Не начал. Опорожнив его одним духом, поставил на стол и оттолкнул пальцами:
– Хана котенку – больше срать не будет.
Когда вышли из пивбара, Дрон, глядя куда-то вбок, сжал больно Сергею руку, произнес тихо:
