Эдгар Френсис - Честь семьи Прицци
Женщина миновала гостиную, длинный коридор, стены которого украшали акварели, и вошла в небольшой уютный кабинет. Чарли, идущий позади нее, моментально огляделся, оценивая степень опасности. Стол, ящики со стороны окна. Если в них и есть какое-нибудь оружие, Айрин не сможет быстро достать его. Но она и не повернулась к столу, а деловито шагнула к створкам встроенного шкафа, проговорив:
— Если их нет здесь — их нет нигде.
Пальцы Айрин сомкнулись на пластиковых ручках, и в ту же секунду ладонь Чарли впечаталась в дверцы, не давая женщине заглянуть внутрь.
— Отойдите в сторону! — приказал Портено, извлекая из кармана пистолет. Айрин замерла. Расширившиеся глаза смотрели на черный цилиндр глушителя. Чарли не стал повторять свои слова дважды, а просто схватил женщину за плечо и оттолкнул к двери. Не отводя от нее пистолета, он распахнул дверцу. На груде толстых ватных одеял стоял саквояж. Отличный, прочный, из натуральной кожи. Никелированные замки хитро поблескивали, ловя последние лучи прячущегося солнца. Чарли подхватил его за удобную ручку и, стараясь находиться постоянно лицом к Айрин, пошел к столу.
Женщина стояла у двери, не предпринимая ни малейшей попытки скрыться или позвать на помощь. Вся ее поза выражала покорность. Хорошо ли это было? Вряд ли. Чарли, пожалуй, предпочел бы, чтобы она попыталась убежать. Не так уж и не прав Макс Хеллар, подумал он. Я, действительно, не люблю драться.
А сейчас ему придется драться, но с самим собой, что ничуть не легче, а, скорее всего, еще и сложнее.
Чемоданчик звонко плюхнулся на стол. Замки щелкнули и… Внутри были тугие пачки денег, перетянутые банковскими ленточками. Купюры оказались, в основном, достоинством в двадцать и пятьдесят долларов. Чарли пересчитал один ряд, затем быстро проверил количество пачек и повернулся к Айрин.
— Здесь только триста шестьдесят тысяч. Половина. Где остальное?
Половина? — растерянно переспросила она.
— Миссис Хеллар, — он не смог заставить себя назвать ее по имени. — Ну что вы повторяете мои слова? Я задал вам вопрос. Где остальные деньги?
Она обреченно покачала головой.
— Ты мне, конечно, не поверишь, но я, действительно, не знаю. Я даже не знала, что в саквояже деньги’ Макси вернулся домой три дня назад с этим чемоданчиком и… Господи, он отсутствовал восемь лет! Он принес этот саквояж и швырнул его в шкаф. Вот и все. Боже, я даже не знала о деньгах и о казино…
Чарли разозлился. И не оттого, что не верил ей. Наоборот. Айрин говорила правду, он чувствовал это и злился еще больше. На нее, на Макси, на эти чертовы семьсот тысяч, на Доминика, на весь мир. Грязный дерьмовый мир.
— Значит, он приехал после восьми лет отсутствия, принес с собой этот чемоданчик и швырнул его в шкаф, так?
Голос звучал глухо, и каждое слово давалось Чарли с большим трудом. Он выталкивал их из себя, даже не по слову, — по букве, по звуку.
— Да, — быстро подтвердила Айрин. Она немного оживилась. — Поверь мне, я обрадовалась его появлению, но только потому что это дало мне возможность поговорить о разводе.
— Я слышал, как ты сказала: «Макси, дорогой, я вернулась» — Чарли попытался говорить нормально, но ничего не вышло. В голосе четко проявилась предательская дрожь. — Что-то мне не приходилось слышать, чтобы так говорили мужу, с которым хотят развестись.
— Да, ты прав, — вдруг безразлично сказала она. — Я не смогла сделать этого. — Айрин внезапно сползла по стене и сжалась в уголке как обиженный зверек. — Он был очень тяжело болен. Бедный Макс. Ему оставалось жить всего несколько недель. И я… Мне стало слишком жалко его. За все годы нашей совместной жизни он ни разу не повысил на меня голос, ни разу не ударил меня, — она говорила о своем, вспоминая о чем-то очень старом, но светлом. Лицо ее изменилось. В нем появилась теплота и неподдельная нежность. — Макс доверял мне. Он был моим другом и желал только добра. Если бы не Макси, я бы до сих пор обслуживала твоих приятелей в Чикаго. Мы познакомились с ним в одном третьеразрядном ресторанчике и… Он сказал, что я должна заняться бухгалтерским учетом, научил меня работать на телетайпе и сделал меня курьером в одной фирме. Потом настоял, чтобы я начала изучать законы о налогообложении, объяснял какие-то вещи, законы, финансы. Он был очень умным человеком. И я любила его. Не так, как тебя, конечно, но любила по своему. Макси сделал меня тем, кем я сейчас являюсь. Я не знала о казино и о деньгах. Даю тебе честное слово, Чарли. И если ты мне не веришь, то убей меня, и закончим этот разговор.
Чарли слушал ее словно загипнотизированный. Тело его стало ватным, тяжелым, а в ушах стоял звон, как во время приступа удушья. Сердце сбилось на дикий, сумасшедший темп. Так, должно быть, стучат копыта несущейся галопом лошади.
Айрин продолжала смотреть на него, ожидай ответа, и Чарли понял, что не сможет выстрелить в нее. Он ничего не сможет сделать с ней. Деньги? Портено чувствовал себя Иудой с кровавыми тридцатью серебренниками. «Кольт» стукнулся о полированную поверхность стола.
— Не могу, — выдохнул Чарли. В эту секунду ему было плевать на всех. И на Доминика с его тремястами шестьюдесятью тысячами тоже. Айрин не делала этого. Она не крала денег, не принимала участия в афере. Почему он должен убивать ее? Какого черта? Макси — вор, и Чарли прикончил его. Палоу — тоже вор, но Френки прикончил Хеллар. Чего же еще? Деньги? Вот они, в чемоданчике. Половина, но если бы не Айрин, могло бы вообще ничего не быть. Почему она должна умирать? Только потому, что так хочется Доминику? Черта с два. Он не станет этого делать. А если боссу покажется, что что-то не так, Чарли пойдет за решением к Крестному Отцу. Коррадо Прицци — умный человек. И, в отличие от своего старшего сына, умеет считаться с весомыми доводами. Хотя бы одно то, что Портено, его крестник, не захотел совершать бессмысленного убийства, уже веский аргумент. А убийство Айрин — именно бессмыслица. Даже если он пустит ей пулю в лоб, что от этого изменится? Денег больше не станет точно. Все. Тема закрыта. — Я ничего не могу с собой поделать. — сказал он, испытывая невероятное облегчение от принятого решения. — Я смотрю на тебя и вижу то, что хочу видеть. Такова любовь. Окажись на твоем месте кто-нибудь другой, он давно уже был бы мертв. Но я верю тебе. Верю тому, что ты говоришь. Хотя, возможно, меня из-за этого ждут большие неприятности.
Она улыбнулась, и Чарли увидел стоящие в ее глазах слезы…
* * *
…У него было очень странное имя — Франциск. Представляете? Франциск! А фамилия и того хлеще — Кунз. Теперь сложите это вместе и произнесите по слогам. Фран-циск-Кунз. С ума можно сойти, верно? Он крупно подозревал, что медсестры в родильном отделении госпиталя «Сан-Винсент» ехидно хихикали, помогая его матушке разрешиться пухленьким бутузом. Наверняка, они отлично представляли, каково будет житься парнишке с такой фамилией. Хорошо еще, что у папаши хватило ума не хвастать именем новорожденного, иначе Франциск мог бы остаться глухим из-за громовых раскатов хохота, а половина обслуги точно вымерла бы, надорвав себе животы. Франциск Кунз. Ничего себе, а?
Нельзя сказать, что он был неудачником. Нет. Но и большим везением, пожалуй, тоже не отличался. Фортуна, заслышав, о ком идет речь, не поворачивалась спиной, но тихо скрывалась вдали, ожидая, видимо, кого-нибудь с более подходящей фамилией. Например, Пек, или Ланкастер[9], или Рейган, оставляя маленького Кунза в гордом одиночестве.
Франциск с детства обожал кино. Он мог смотреть все фильмы подряд, сидя в первом ряду партера, будь то историческая драма или вестерн. Не любил Кунз лишь гангстерские фильмы. И вовсе не потому, что в них лилось слишком много крови, — в вестернах было не меньше, а зачастую даже больше, — но в боевиках гангстеры убивали других людей по не очень понятным для Франциска причинам. Скажем, если в «Бурьяне» Уильям Харт мог одним махом уложить шестерых здоровенных метисов, защищая свою жизнь или жизнь Барбары Бедфорд, то гангстеры убивали людей лишь за то, что те имели неосторожность увидеть или узнать что-то лишнее. Этого Франциск не понимал, как ни старался. Наверное, именно поэтому Кунз — не став кинозвездой — пошел по другой, не менее скользкой, но более опасной, дорожке. Он стал детективом.
Сказать по правде, Франциск, действительно, был головастым парнем в области частного сыска, однако довольно долгое время ему пришлось доказывать, что он стоит тех денег, которые клиенты выкладывают за его услуги. Да и то сказать: если люди находят себе детектива, открывая телефонную книгу и водя пальцем по алфавиту, а на «Эй» их не меньше пятидесяти. Удивительно ли, что к сорока семи Франциск Кунз был далеко не самым состоятельным человеком в городе. Но зато отсутствие денег он с лихвой возмещал необычайным упорством и довольно живым умом. Естественно, авторитет зарабатывался не за неделю, и даже не за год. Восемь лет работы в полиции в качестве фотографа — для патрульного он оказался маловат ростом — дали Франциску кое-какие связи и опыт, а девятнадцать лет частного сыска приучили быть в меру нахальным, в меру обаятельным и в меру остроумным. Этот коктейль, составленный в нужной пропорции, приносил подчас удивительные результаты.
![Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]](/uploads/posts/books/159220/159220.jpg)
